— Для врага своего — чудищем лесным прикинется. Для разошедшихся гостей — дедом смурным. Для друзей — солнечным зайчиком или ветром ласковым…
— А для невесты? — перебила меня Ульяна, когда мы из леса вышли.
— Молодцем красным, да заросшим, — улыбнулась, вспомнив своего Радима.
— А почему за волосами не приглядывает?
— Чтобы невеста, когда стригла его, силу себе брала, а он ей делился всякий раз. Волосы — проводник, объединяющий тело и душу.
Вот и дом родной. В окнах свет горит. Скотина вся прибрана, да на калитке лампада висит.
Ждут в этом тереме гостей дорогих и желанных. Нас ждут.
16
Ночи стали холодными. Толь мне тепла мужнего не хватало, толи я ленивая хозяйка и печь плохо топлю. Да только места мне не было в холодной кровати и по углам комнаты мне иней виделся.
Радим решил работу быстрее исполнить, чтобы зимой заняться заказами для продажи. Поэтому приходил поздно, после того как комнаты девкам сделал. Я его почти не видела.
Терем наполнился запахами заготовок. Холодный подпол был уже весь забит дичью рыбой и соленьями. Я добросовестно исполняла роль хозяйки и все не верила, что могу управлять таким большим хозяйством.
На сенокос в этой деревне не ходили. Этим занимались лишь скотоводы, которые распределяли сено по дворам. Муку привез купец уже смолотую. Оказывается староста на снабжение выделяет деньги из общедеревенских. Здесь так причудливо устроена денежная работа, что я диву только даюсь.
Деревня зодчих пахотой не занимается. Есть одно поле под пшеницу, но из-за низкой урожайности она вырастает жесткой и скудной на семена. Ее скашивают для скотины в зиму. На это дело женщин Желанна собирала. Ульянка и я на пахоту ходили и снопы вязали. Стебли были настолько малы, что мы работали серпом. С этим полем мы разобрались за один день. А потом все вновь вернулись в клуб и по своим хозяйствам. Народ был настолько уверен в своем старосте, что никто даже не задумывался, когда и откуда привезут муку или зерно. Я даже не знала как спросить достанется ли моему дому зимние припасы. Желанну мои вопросы веселили, поэтому я решила направится напрямую к старосте на следующий день.
Но утром меня разбудил крик под окнами:
— Веда! Веда! Веда!
Меня так никогда не звали, да и что случилось я не понимала.
Радим как всегда на стройку с позаранку ушел. В доме должна быть Ульяна и дочь. Но зовут явно не их.
— Веда! Быстрее! Скорее!
Я вышла на крыльцо едва скрыв свое ночное убранство.
Две девушки в точности собственные копии, подлетели ко мне с криками. Они не перебивали друг друга, а будто дополняли. И так у них ладно и складно получалось, что я даже не осознавала кто говорит.
— Бате на стройке…
— … плохо стало…
— … Батя не двигается…
— Шибче надо, Веда Семислава! Шибче! — закончили они в один голос и взяли меня под руки с двух сторон.
— Котомку надо взять, — я повернула к крыльцу.
Ульяна уже стояла за моей спиной и подавала мне сумку с которой я почти не расставалась в последнее время.
Начался сезон дождей поэтому многие с соплями ходили и на уши жаловались. Приходя в клуб, я осматривала всех больных и поила людей своими снадобьями. До самого обеда чаи всем разливала с малиновым вареньем.
Теперь случилось что-то пострашнее насморка.
Быстро спеленала себя и направилась за двумя резвыми сестричками. Они бежали, вперед, а я за ними. Мокрые доски дороги были скользкими, поэтому галоши норовили меня уронить. Но я стойко держалась на ногах. Но две стрекозки впереди неудобств не ощущают, будто по теплой травке босиком бегают.
Добежали до церкви высокой и внутрь залетели две горлинки, а я их из поля зрения потеряла, пока сверху не услышала:
— Сюда, сюда.
Ух, куда они забрались. Аж, на строительные леса под самый потолок. Там кроме них была еще пара человек.
Выдержат ли нас эти леса?
Взлетела по лесенке деревянной, не заметила как. А там Радим сидит и незнакомого мужчину держит, чтобы тот не двигался. А тот и не двигается. Корявым ртом что-то булькает, да правой рукой из стороны в сторону крутит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Паралич ударил, — вынесла я вердикт. — Здесь не угадаешь, выкарабкается или навсегда лежать останется, — честно сообщила всем стоящим.
В глаза его выпученные заглянула. На его очи будто давит изнутри. Капнула ему пару капель настойки своей горькой на кончик языка, а сама девок послала мешковину нести, да спорых мужиков звать.
Для бедного отца нелегкая доля — движение потерять. Он же кормилец семейный, а тут такая напасть.
— Как же он теперь будет? — тихо прошептала я, когда пациент уснул под действием моего снадобья.
— Выкормит деревня, — произнес Радим и взял меня за руку, желая успокоить мои нерадостные мысли. — Смотри, — мотнул он головой, пока люд честной собирался.
Я повернулась и обомлела. На деревянных стенах пресветлой церкви были вырезаны вручную святые образа и сцены из библии. Но не это меня удивило больше всего, а вещество которым заливали эти фигуры. Казалось, что лик святого впаен в стекло и будто светится изнутри.
— А как это? — восхитилась я, ловя отраженных зайчиков от прекрасных творений людских.
— Смолу придумали, — улыбнулся зодчий и гордо добавил: —… На ярмарку повезем. Добрая выручка будет. Деревне достаток.
Он был так рад, будто ему одному целый кошель дадут, а не в казну деревни.
Не понимаю я их финансовой состовляющей. В моей деревни каждый сам за себя был и кусочек послаще пытался отхватить, а здесь… все сделает староста. Все общее, все можно брать. В дома входи кто хошь. Замков нет, собаки все только лаять горазды. Полей толком нет. Огород скудную мелочь дает, зато у всех и всего в достатке. Я столько стеклянных бус в жизни не видывала, сколько в нашем клубе есть. И все бери, все трогай, только ручной работой делись.
Вскоре появились мужчины. Они очень быстро соорудили веревочную конструкцию на которой спустили человека.
— Обычно мы на ней бревна поднимаем, — наблюдал за всем процесом староста. — А вишь для чего пригодилось. Ох, несладко, несладко.
Две девчушки дочки стояли подле старосты и с надеждой смотрели вверх, на то как отца спускают.
Интересно, хватит ли у меня сил поднять человека на ноги?
Я свои возможности трезво оценивают. Сила брата велика и я достаточно беру его мощи для обычной деревенской жизни, но ни разу еще не хватала его "бездонное море". А сейчас, мне надо много черпнуть чтобы, уж, точно человека поставить.
Обычно мне больно если я тяну братову силу. Волос короткий, поэтому жжет мои руки и даже глаза. Но я очень надеюсь что сумею справиться со всем.
— Несите в баню его, — приказала я добрым молодцам и те побежали.
Понесли правда ко мне на двор и там в предбаннике оставили. Странно, я думала что его в собственном доме разместят.
Достала свои лекарственные травы и принялась их смешивать. Боярышник, листья березы, пустырник, рябиновы плоды и мята были ссыпаны в одну ступку, а позже залито кипяченой, но не горячей водой. Пусть настоится. Это на один прием, а надо много раз пить. В другой ступке смешиваю шалфей, тот же боярышник, лопух и настойку из сосновых шишек. Этого пить тоже много придется. А теперь, то что порицает церковь — заговоры.
— Болезнь болючая, хворь колючая к дереву тянется, от тела к корням передаётся. Траян — батюшка, дай мне сил и умений с хворью справиться и во славу твою и умение твое окунуться. Слово мое — ключ. Замыкаю.
Теплое молоко полилось на готовое блюдечко с изображением цапли. Надеюсь, бог услышит мою тихую требу. Позже я испеку хлеб и отнесу его к любому из существующих озер. А сейчас мне надо силу свою почувствовать, к брату в душу заглянуть.
Потянулась я внутренним взором к месту где в моем сознании тлеют угольки. Дунула на раскаленные угли, но ничего не произошло. Неужели не смогу? Траян — батюшка, помоги мне силой своей великой. Роду своему давнему Полозом зовущемуся.
