Массирую пальцами ей голову. Слышу довольный вздох. У неё тяжёлые пряди. И волосы как шёлк. Локоны падают на плечи и закрывают часть спины. Отвожу их в сторону, чтобы добраться до язычка «молнии».
Ещё один довольный вздох, когда две половинки платья расходятся в стороны. Склоняюсь низко, чтобы запечатлеть поцелуй на белом плечике. И на втором. И поймать губами дрожь её тела.
Платье сползает ниже, почти оголяя грудь. Ещё немного — и покажутся соски. Она придерживает бюст рукой. Стеснительная моя жена. Пусть. Я не спешу. Однажды я увижу цвет её ореол и смогу прикоснуться к груди не только руками, но и губами.
— Дальше ты сама? — трудно поверить, что это говорю я. Невозможно осознать собственное великодушие.
— Если можно, — пунцовеет она стремительно и до слёз.
Нежная. Как она выжила в этом мире? Девочка, прошедшая изломанный судьбою путь. Но спрашивать об этом не хочу. И вряд ли у меня появится желание выслушать эту историю. Она — прошлое. В настоящем можно забыть все тяготы. Я позабочусь, чтобы она ни в чём не нуждалась.
Все купленные наряды ровной шеренгой висят в шкафу. Вещи аккуратно разложены по полочкам. Когда только и успела.
— Надень это, — вытягиваю золотистое платье. — У нас будет свой праздничный обед. Я повезу тебя в потрясающее место. Думаю, тебе понравится.
Чтобы не искушаться, выхожу на кухню. Кофе. Она обещала мне кофе. И, чёрт побери, сегодня я получу его. Но позже. Сегодня она не останется в одиночестве. Моей жене нужно привыкать жить вместе. Тем более что период «ни-ни» закончен. Как-никак я женился на ней.
22. Тая
Это было необычное место. Не фешенебельный ресторан, не вычурное кафе, а ресторанчик, больше похожий на старинную таверну из фэнтезийных книг. «Дон Кихот» и рядом не стоял с этим заведением.
Что-то было в нём притягательное и взрывное. Как любовь с первого взгляда. Да почему «как»? Именно любовь с того момента, как я переступила порог этого домика под черепичной крышей.
Бодро играла музыка. Что-то такое неуловимо знакомое, но забытое за ненадобностью. Гинц ловит моё замешательство, вглядываясь в напряжённо сведённые брови.
— Это «Тарантелла» — итальянский народный танец.
— И название ресторанчика, — вспоминаю я вывеску. Иностранные, смешно раскоряченные буквы. Дай им волю, отплясывали бы лихо, как девушки в красных косынках на небольшой сцене.
— Кого я вижу! — подкатывает к нам невысокий плотный толстячок. У него красное лицо, опрятная борода и пивное брюшко. Будь в нём поменьше роста — сошёл бы за гнома. А улыбка — на миллион долларов. Совершенно чудесный солнечный толстячок с мягкими карими глазами под изящно загнутыми ресницами и копной тугих завитков на большой голове. — Неужели это ты, Гинц? Пожаловал наконец-то в мою обитель? И девушку с собой привёл? Не иначе Архимед нашёл рычаг и перевернул землю!
— Да ладно тебе, Игнасио, сарказм твой не уместен. Познакомься лучше с моей женой. Тая, это Игнат, мой старый друг и компаньон. Большой оригинал и ярый поклонник всего итальянского.
— Женился! — всплеснул ручищами Игнат и, склонив голову, приложился поцелуем к моей руке.
Признаться, я сконфузилась. Не знала, куда себя деть.
— Где ты нашёл такой нежный и невинный цветок, Гинц? — старинный друг, не отпуская мою руку, ведёт за собой, ловко лавируя между столиками. Ещё не вечер, но ресторанчик забит под завязку, как тугой кошелёк с золотом у рачительного хозяина. — Я, наверное, могу сказать, что удивлён.
Он заводит нас в крохотный закуток, отрезанный от общего зала выпуклой перегородкой. Здесь всё по-настоящему: деревянный стол без скатерти, деревянные стулья-кресла с подлокотниками. Не вычурный ресторан «в стиле», где искусственно, тщательно продумана каждая деталь интерьера, а место, где есть душа.
— Нравится? — спрашивает Эдгар, как только хозяин покидает нас, чтобы распорядиться об обеде-ужине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Очень, — не скрываю своего восторга. — Я бы здесь всё потрогала.
— Думаю, это можно устроить, — улыбается он мне. И лицо его в неярком освещении кажется мягче, не таким резким. — А пока потрогай меня.
Он произносит это так, что меня кидает в дрожь. Интимно и бесстыдно. Откровенно и открыто. Протягивает руку и склоняет голову. Вроде бы шутливо, но я чувствую: ему хочется, чтобы я прикоснулась.
Робко вкладываю свою ладонь в его. Ощущаю пожатие. У Эдгара всегда тёплые руки. Шершавая кожа — это уже знакомо, и я провожу кончиками пальцев по мозолям, а второй рукой несмело прикасаюсь к его волосам. Зарываюсь в них. Слышу довольный вздох. Он как большое, благодушно настроенное животное. Сытое, а потому не прочь получить ласку. Но где та грань и уверенность, что мне не откусят руку, как только что-то ему не понравится?
Я вдруг понимаю: внутри меня буря. Что-то переворачивается, бурлит, раздражает, ёкает, крутится по спирали. Сердце рвётся из груди. Я получаю удовольствие, касаясь этого мужчины. Он для меня как бомба с часовым механизмом. Не знаю, когда взорвётся, не умею обращаться с подобным, но тянусь, вслушиваясь в «тик-так» его сердца.
— Поцелуй меня, — губы его так близко. А в душе — ураган. У меня кружится голова от его запаха. Я теперь узнаю его с закрытыми глазами. Не уверена, что среди тысячи подобных, но выделить смогу в толпе, наверное.
— Как Мотю и Хрюна? — пытаюсь шутить, но во рту у меня пересыхает от волнения.
— Как жена целует мужа. Как женщина — мужчину. Хотя ты пока ещё не женщина, но сути это не меняет.
«Пока». Что он хочет этим сказать?
— Таисия Гинц, ты не должна быть такой робкой. Иначе тебя съедят на первом же перекрёстке.
Его фамилия рядом с моим именем — навылет, как пуля. Неожиданно, хоть я вчера и примеряла, как это будет звучать. В его устах подобное сочетание — как тёрпкое вино. Резко, немного категорично и очень властно. Он всё решает сам — помню. У него на всё есть собственное мнение и готовый план. Наверное, он ко всему готов. К любым неожиданностям. А я нет. Но жизнь научила меня не отступать, а идти вперёд, даже если очень страшно. Гинца я не боялась. Скорее, наоборот.
— Не знаю, почему ты видишь во мне трусливого зайца. Это не так.
С этими словами я делаю невероятное — впиваюсь в его губы поцелуем. Как умею. Опыта у меня мало, зато пыла — с лихвой. Кажется, ему нравится. Эдгар издаёт то ли рык, то ли короткий стон, тело его становится твёрдым, но невероятно притягательным, удобным: я кладу руки ему на плечи, поглаживаю, ощущаю, как громко и ровно бьётся его сердце. Это что-то невероятное. Взрывоопасное.
Губы его живут собственной жизнью. Уже не я его целую, а он меня. Пальцы его гладят моё лицо. И мне хорошо. Здорово. Хочу ещё. Хочу, чтобы это не кончалось. Но тихое покашливание вырывает из марева поцелуя. Я краснею и боюсь поднять глаза. Зато Эдгар не смущён. Смотрит на Игната насмешливо и немного лениво.
— Видно, что молодожёны. Гкхм, я сейчас как чёртов вуайерист. Подглядывал. И не стыжусь. Стесняюсь спросить: ужинать будете? Или прямо сейчас сбежите? Вы как два факела.
— Будем, будем. Мы всё будем, старый ты пройдоха.
— Тогда мой итальянский повар старался специально для вас. Суп «Минестроне», нежная паста с соусом на выбор: песто, карбонара, болоньезе, фрутти де маре, — сыплет Игнат названиями блюд и жестикулирует как настоящий итальянец. Я ничего не ела с утра, волновалась. Поэтому благосклонно принимаю и суп, пахнущий копчёностями, и пасту, и салат из морепродуктов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Забыл спросить, как ты относишься к рыбе, — Эдгар ест, наслаждаясь.
— Положительно. Я неприхотлива в еде и, наверное, буду есть всё. Рыба так рыба, мясо так мясо. И горячие супы — моя слабость.
Он смотрит на меня одобрительно, словно я сдала какой-то, только одному ему понятный экзамен.
Когда приносят десерт и кофе, я понимаю, что лопну, если впихну в себя ещё хоть кусочек.
