Вначале он говорил, запинаясь. Он многое позабыл, потому что работал изо дня в день, ничего не планируя, просто делая то, что попадалось под руку. Теперь же, когда Райннон начал описывать детали, он видел, как разворачивается перед ним рассказ, и рассказ интересный, с его точки зрения.
Райннон начал с кузницы, потому что для него она была сердцем фермы. Рассказал подробно, как ее переделал, как из старым, ржавым железкам придавал новую форму, делая из них новые молоты, зубила и резцы — почти все, что ему требовалось на ферме.
— Вы сами сделали себе инструменты! — прервал его собеседник.
— Почти все. Кроме мелочей.
— Нет, вы просто не можете их мастерить!
— Могу, но это заняло бы у меня ужасно много времени. А потом я не смог бы их выковать так же хорошо, как готовые.
— Врете, — сказал отвратительный Оливер Ди. — Все, что вы делаете сами — намного лучше готового. Ничего из того, что вы покупаете, вам не принадлежит. Вы платите за это деньги. Вы покупаете лошадь. Лошадь не ваша. Ее хозяин — человек, который ее вырастил, и вы это знаете.
Райннон опять улыбнулся.
— Вы правы, — сказал он.
— Тогда идите домой и сами сделайте удила и все такое, — сказал ранчер.
— Я уже об этом подумывал, — сказал Райннон.
— Так-то оно лучше. Тот, кто может изготовить себе инструменты, может сделать и собственный мир, и собственную жизнь. Он может сделать себе все, кроме женщины.
— Да, — согласился Райннон неожиданно почувствовав теплоту к этому человеку.
— Не говорите мне «да», — сказал Ди. — Я знаю, что прав, я никогда не ошибаюсь. Я прожил пятьдесят лет. А вы ни черта не прожили. Правда, вы жили в кузнице. Тем не менее у вас есть зачатки здравого смысла! Давайте еще поговорим. Мне нравится вас слушать.
И Райннон принялся рассказывать со все возрастающим интересом, поскольку видел, что солнце поднимается все выше и выше. Приближался полдень. Он всем сердцем хотел, чтобы его пригласили к обеду. Ему хотелось увидеть миссис Ди и других членов семьи. Ему хотелось изнутри увидеть дом, в котором, по его представлению могла находиться Нэнси Морган. Может быть, он войдет и увидит ее за столом!
Он безостановочно говорил до тех пор, пока не прозвенел колокольчик.
— Кормежка! — сказал ранчер и легко поднялся на ноги. Пойдем умоемся. У вас руки в крови. Мэгги закатит скандал, если заявитесь в дом в таком виде.
— Лучше пойду домой, — сказал Райннон.
— Заткнитесь, — сказал Оливер Ди. — Не порите ерунды.
Он провел Райннон в прачечную, где Чарли Ди, наклонившись над гранитной раковиной, уже намыливал лицо и шею. Райннон последовал его примеру. А когда они умылись и причесались перед потрескавшимся, засиженным мухами зеркалом, Оливер Ди принялся чистить одежду щеткой, поворачиваясь и поворачиваясь под критическим взглядом сына.
— Годится, — сказал Чарли. — Но лучше смени нашейный платок на чистый.
— Будь я проклят, если сменю! — воскликнул Оливер Ди. — Я надел этот в Понедельник. Если два платка в неделю мало, я лучше пойду и куплю себе новый дом и новую жену. Мне надоело валять дурака!
Глава 16
У дверей дома их встретила довольно привлекательная женщина лет сорока с небольшим. У нее были кристально прозрачные глаза, удивительно юношеский рот и шея, которые некоторые женщины по милости Божий сохраняют до конца дней своих.
— Мама, — сказал Чарли, — позволь представить нашего соседа, о котором мы недавно говорили. Это…
— Оливер Ди! — сказала миссис Ди.
— Что, Мэгги? — отозвался, нахмурившись, муж.
— Ты рассчитываешь сесть за обед в этом грязном платке, что повязан у тебя вокруг шеи?
— А что с ним такое, а? — спросил Оливер Ди. — Я одел его только в Понедельник.
— Мне все равно, когда ты его одел. Он грязный. Я не сяду за стол, если ты его не сменишь.
— Ну и не надо. Это я его ношу. Если он не волнует меня, не вижу причины, по которой он должен волновать тебя, и…
— Оливер Ди, — сказала его жена, чуть понизив голос, — сейчас же поднимись к себе в комнату и повяжи другой нашейный платок.
Мистер Ди застонал, но послушался.
— Это Джон Гвинн, — сказал Чарли.
— Здравствуйте, — сказала миссис Ди. — Входите. Надеюсь, папа стрелял не в вас?
— Не знаю, — сказал Райннон.
— Должны знать, — серьезно сказала она. — Я не позволяю иметь оружие в этом доме. Такие времена давно прошли. А теперь проходите к столу. Хотя вряд ли у вас есть аппетит, поскольку вы все утро просидели, ничего не делая.
— Он убил оленя, — сказал Чарли в защиту гостя.
— Это не работа, — отрезала его мать. — Краснокожие именно этим и занимались.
— Не обращайте на нее внимания, — пробормотал Чарли Ди.
— Что такое? — цыкнула на него миссис Ди. — Вам же, молодой человек, будет гораздо лучше, если вы будете обращать на меня больше внимания! Проходите, Джон Гвинн. Проходите и расскажите мне о вашей ферме. Это самое красивое место по дороге в город. У меня на сердце становится легче, когда я вижу всю эту зелень и стучащую ветряную мельницу.
— Да, — сказал Райннон. — Это приятный звук.
— Приятный, — согласилась миссис Ди. — Мы не будем ждать папу. Он всегда опаздывает. В последнюю минуту ему всегда нужно привести себя в порядок или еще что-нибудь в этом роде. Бог знает, как я прожила с этим человеком столько лет!
Они прошли в столовую, пол которой покрывал красный пушистый ковер, настолько изношенный, что его края стали серыми. На окнах висели красные плюшевые шторы, на которых отсутствовало более половины кисточек.
На стене висела увеличенные фотографии мужчин в белых стоячих воротничках. Похоже, они надели их впервые, поскольку выражение лиц у всех было вымученное. Леди на снимках были под стать мужчинам — с выпирающими сзади юбками, гладко причесанными волосами, собранными в пучок на затылке, и кудряшками, спадающими по обе стороны лица.
Райннон смотрел на это великолепие и нашел его угнетающим, а больше всего — громадную люстру, свисающую с потолка и грозящую грохнуться прямо на стол.
— Изабелла, — позвала хозяйка. — Где ты?
По лестнице простучали каблучки, раздался шелест юбок. Райннон обнаружил, что смотрит на симпатичную, худощавую, темноволосую девушку, явно сестру Чарли. При виде незнакомца ее глаза сверкнули.
— Это Джон Гвинн, у которого кормовая трава и молочные коровы, — сказала миссис Ди. — Благодарю Господа за ваших коров, Джон Гвинн, — добавила она. — Теперь я могу купить в городе приличное масло. А если бы, скажем, посылала бы за ним к вам на ферму, оно было бы, наверное, свежее. По дороге из города оно вроде как подтаивает.
