Так было перепробовано все, и нихонец снова взялся на прямой меч; Баг согласно кивнул.
Богдан смотрел как зачарованный. Мысли очищались.
Люлю встал в низкую стойку – на широко расставленных ногах и держа меч двумя руками лезвием вверх слева от груди. Баг сначала стоял просто – расставив нешироко ноги и опустив левую руку с мечом к полу, но, увидев стойку Люлю, мгновенно перебросил меч в правую: узкая полоса стали, сверкнув на летящем в окна полуденном солнце, описала что-то вроде восьмерки; оружие скрылось за спиной Бага, а левая рука вытянулась в сторону Люлю.
Вдруг Люлю посмотрел прямо на Богдана и улыбнулся: тот и сам не заметил, как встал и теперь совершенно машинально пытался скопировать стойку нихонца.
– А что, господин Лобо, – спросил Люлю, все так же стоя на полусогнутых ногах, – ваш коллега, я вижу, тоже не чужд фехтования? А, господин Оуянцев?
– Нет, что вы! Я чужд, чужд! – Богдан пришел в себя и даже покраснел. – Я совершенно не умею… Когда я учился, нам преподавали, но… с тех пор я все забыл.
– Да что вы? – искренне изумился нихонец, выпрямляясь. – Вот уж никогда не поверю! Неужели это правда?! Может быть, вам случалось когда-нибудь научиться, а потом разучиться плавать? Господин Лобо, как же это так – отчего милейший господин Оуянцев до сих пор не владеет мечом в должной мере?
– И правда, еч, – Баг улыбнулся, – что ты скромничаешь? Давай-ка, выходи к нам, выходи. Богдан неуверенно оглянулся на Дэдлиба; Сэмивэл продемонстрировал, как широко он умеет улыбаться, и показал Богдану большой палец: иди, мол!
«Пропал!» – обреченно понял Богдан, когда Люлю и Баг, не найдя, видимо, изъянов в подготовке друг друга, с нерастраченной рьяностью взялись за него: установили в правильную стойку – «не так широко ноги, еч», вставили в руки меч, причем Люлю долго растолковывал Богдану, как правильно обхватывать рукоять меча: «а этот пальчик сюда-а-а-а», и предложили нанести несколько ударов по воображаемому противнику.
Богдан и нанес.
От души.
Очки, правда, чуть не слетели с носа после третьего взмаха.
«По-моему, просто отлично», – оценил он себя, но на лицах мучителей отражались какие угодно чувства, кроме одобрения.
– М-да, – задумчиво произнес Люлю, внимательно разглядывая смущенного Богдана, – у господина Оуянцева огромный потенциал, огромный!
– Но нераскрытый, – уточнил Баг, – пока не раскрытый потенциал.
– Что ж, – вздохнул нихонец, – будем раскрывать…
И они принялись раскрывать этот самый потенциал с таким усердием, что вскоре Богдан уже исходил потом и даже вспомнил о Галицком.
Тут наставники и запнулись: зашел разговор о том, как нужно изгонять мысли и до какой степени это способствует правильному нанесению удара. Оба были согласны с тем, что мысли только мешают, но расходились в способе их изгнания.
Богдан увидел, что о нем на некоторое время забыли, тихонечко отошел в сторонку, прислонил к стенке сделавшийся отчаянно тяжелым меч и с облегчением сел на прежнее место, рядом с Дэдлибом.
Дэдлиб, меланхолически перемалывая челюстями жевательную резинку, пуще надвинул шляпу на лоб, так что кончик носа едва не коснулся полей, и заметил небрежно:
– Это все хорошо, конечно, но… – Он усмехнулся. – Господин Сю, вы знаете, любой самый громадный парень, дай вы ему со всей силы по коленной чашечке, падает наземь как подкошенный. – Богдан посмотрел на него с недоумением. – Точно, – широко улыбнулся Дэдлиб. – Поверьте моему опыту, господин Сю. Так и есть. Главное – успеть первым.
«Все же западные варвары какие-то очень кровожадные, – подумал Богдан. – Хотя это можно понять: им приходится существовать в условиях постоянного общественного неспокойствия… они это зовут здоровой конкуренцией. Так что умение первым дать в коленную чашечку легко может стать одним из основных условий выживания и успеха. А потому – и одной из основных добродетелей… Бедные… » – И Богдан посмотрел на Дэдлиба с участливым пониманием.
Но тот истолковал его взгляд по-своему.
– А еще лучше… – Он прицелился в Гуань Юя указательным пальцем. – Ба-бах! И готово.
Люлю и Баг меж тем, кажется, пришли к согласию и огляделись в поисках ученика.
– Нет-нет, – помотал головой Богдан со своей скамейки. – Достаточно. Я уже многое понял.
– Всегда буду рад видеть вас в моем зале, драгоценный преждерожденный, – внезапно прогудел над ухом Боло; Богдан даже вздрогнул. – Приходите в любое время.
… Богдан расставался с тренировочным халатом, испытывая смешанные чувства: с одной стороны, такая одежда была сугубо чужда его образу мыслей и вообще самой его жизни; с другой – сегодня в зале он, бестолково взмахивая мечом, испытал весьма особые, новые ощущения, с которыми не хотелось расставаться так же легко, как с халатом. Странно: хотелось их испытать сызнова… Тут было о чем поразмыслить. Гокэ уж удалились в душевую, в приоткрытую дверь слышались их веселые голоса и шум воды, а разоблаченный до полного естества Баг, с порога заметив, что Богдан застыл в задумчивости, понимающе хмыкнул и тоже скрылся в душе.
Распрощались на улице перед входом; день был в разгаре. Богдан, наблюдая, как его напарник и оба симпатичных гостя страны раскланиваются, сияя неподдельной приветливостью и отнюдь не церемонной, вполне искренней уважительностью, подумал, что подобные мучительные с виду мероприятия, видимо, полезны не только для закалки тела и развития его боевых способностей, и даже не только для очищения духа от неподобающей благородному мужу суетной нервности, но – странно подумать – для укрепления дружбы. Он готов был бы поклясться, что из тренировочного зала Баг и Люлю выходят, став куда ближе друг другу, нежели были пару часов назад.
И Богдана совершенно не удивило, что прощание завершилось разговором о следующей встрече.
– Ну что же, милейший господин Лобо, – заговорил нихонский князь Люлю, – мне думается, уж теперь-то мы точно можем наконец пропустить с вами по стаканчику, а? То есть не прямо сейчас, а вообще. В конце концов вы с Дэдлибом чуть не коллеги, и вам с ним тоже, я думаю, найдется о чем поговорить…
Богдан терпеливо стоял рядом, чувствуя, как возбуждение и какой-никакой, а все ж таки прилив сил, охватившие его в зале, уходят – и на смену им в мышцы болезненно вливается густой, вязкий свинец.
– Почту за честь, – сдержанно кивнул Баг.
– Как раз перед отъездом… – подал голос Дэдлиб, извлекая из портсигара длинную черную сигару. – Не желаете? – Богдан и Баг не желали. – Так вот, перед отъездом в эту вашу Ордусь у меня было одно весьма любопытное дельце. Не могу сказать, что я доволен результатом. Забавное, надо признаться, дельце. Вам будет любопытно услышать…
– Боюсь, в ближайшие дни нам будет некогда, – отвечал Баг. – Мы с напарником как раз сейчас ведем тоже вполне головоломное расследование…
– Как интересно! – сверкнув зубами, восхитился Люлю. – Оно не принадлежит к разряду государственных тайн?
– Да вот пока не знаю. – Баг честно развел руками.
– У нас с Дэдлибом ба-альшой опыт насчет государственных тайн! Правда, Сэм? Ну, не Ордусских, разумеется, а наших. Мы вообще дико государственные люди. Сэма вообще хлебом не корми, а дай подумать о судьбах своей страны… Так что слово за слово – глядишь, и выйдет обоюдная польза, а? В общем, надо чаще встречаться, милейший господин Лобо!
«Подозрительный интерес. Неспроста он это», – подумал Богдан; но мысль была какая-то вялая и бесцветная. Проплыла снулой рыбой и тут же перевернулась бледным, неубедительным брюхом кверху. Как-то не укладывалось в голове, что человек, который только что говорил: «пальчик вот сюда-а-а… » и вообще виртуозно и донельзя дружелюбно махал смертоубойными продуктами кузнечного дела у тебя и у твоего испытанного друга под самым носом, может тут же кривить душой.
Потом нихонец и его спутник направились в сторону улицы Больших Лошадей, а Баг и Богдан – к Проспекту Всеобъемлющего Спокойствия, где у дома Бага остался его цзипучэ.
– Знаешь, еч, – каким-то просветленным голосом проговорил Баг, – ни один разговор не заменит такого вот свидания в тренировочном зале. За эти два часа я узнал преждерожденного Люлю гораздо ближе. Прекрасный боец, прекрасный!
Богдан поглядел на друга.
– Спасибо тебе, еч, – сказал он, поправляя шапку на еще влажных после душа волосах, – спасибо.
– За что? – Баг уже протянул было руку к дверце повозки.
– Что привел меня сюда, – отвечал Богдан. – Это было очень… поучительно.
– Что ты, еч, – Баг повернулся к нему с широкой улыбкой. – Не стоит! Я рад, что… – Он осекся: откуда-то сверху раздался трубный кошачий рев.
Апартаменты Багатура Лобо,
21-й день восьмого месяца, первица,
