губы. Но Марша уже замолчала — осеклась и снова звучно шмыгнула, а потом и вовсе разрыдалась.
— Марша, время уходит. Рассказывай, что было дальше. Пожалуйста.
— Мы нашли-и-и, — едва не сорвалась на вой плача Марша, но все же взяла себя в руки. Заговорила постоянно всхлипывая, но все же заговорила, не молчала и не плакала: — Мы нашли тебя неподалеку от лагеря, донесли до лодки. Потом я накрыла лодку тентом — Катя назвала его невидимкой, и потом мы отправились по реке сюда.
Никлас бросил взгляд на пальцы Марши. Судя по фиолетовым гематомам, не все накладные ногти с ее рук были сняты цивилизованно. И похоже, что несмотря на внешнюю бесполезность, именно купеческая дочь — пусть и под командой Катрин, вывезла на себе основные и необходимые действия для перемещения беглецов из одной точки в другую.
— «Сюда» — это куда?
— Это небольшой дом недалеко от набережной. Мы до ночи стояли в высокой траве, прячась, я чуть не умерла от холода и страха-а-а… — девушка опять едва не взвыла плачем.
— Марша!
— Когда стало темно, мы вытащили тебя на берег. Катя включила умный автопилот, и лодка уплыла, а мы принесли тебя сюда. Здесь Катя сделала тебе укол, а меня заставила-а-а…
Теперь уже Марша не сдержалась, закрыла лицо руками и заплакала.
— Марша, ты молодец, — искренне произнес Никлас и протянул руку, забирая шприц-тюбик с тумбочки.
Купеческая дочь, не отнимая руки от лица, раздвинула пальцы, наблюдая как Никлас снимает колпачок и примеривается к тому, чтобы воткнуть иглу себе в плечо по примеру Катрин.
— А мне что делать? — вдруг спросила Марша.
— Переоденься, сиди и грейся под одеялом. Свет и воду не включай, не стоит привлекать внимание — если нас найдут, всех убьют. К окнам не подходи, на улицу даже не суйся, — проинструктировал ее Никлас, после чего сделал себе инъекцию. Несколько секунд не происходило ничего, а после пространство перед взором закружилось, и он провалился в пучину беспамятства.
Проснулся он — по ощущению, практически мгновенно после укола. Но нет: на улице уже утро, определенно — за плотными шторами едва-едва виден дневной свет. Лежал Никлас по-прежнему на спине, на пустой кровати — Катрин рядом нет.
Зато вальтер на месте — как и кобура, как и запасной магазин.
Глядя в потолок, Никлас принялся оценивать физическое состояние. Не очень веря ощущениям — задышал, вдыхая все глубже и глубже, пока не поверил, что глубокий вдох больше не является причиной боли. После этого начал понемногу шевелиться и осознал, что движения тоже не приносят никакого дискомфорта.
Здоров. Что — учитывая полученный под ребра удар, очень странно. Присел, свесив ноги с кровати. Отметил, что ботинки с него вчера все же сняли. Расстегнул китель и посмотрел на шрамы от стилета Пауля. Выглядели они так, как будто после ударов прошло несколько месяцев, а не сутки.
Параллельно с оценкой состояния Никлас слышал и слушал звуки дома. Неожиданно обыденные — звон посуды, шкворчание яиц на сковородке, гул блендера; только что раздались спокойные девичьи голоса. Как раз сейчас в комнате, зайдя через приоткрытую дверь, появились сначала губы, а потом и Марша — в симпатичном спортивном костюме, с намотанным на волосы белым полотенцем. Выглядела купеческая дочь довольно свежо, но мешки под красными глазами показывали, что ночь она скорее всего провела бессонную.
— Проснулся?
Никлас хотел было ответить, что еще спит, но не стал. Марша, во-первых, и так на грани вот уже сутки, а во-вторых она настоящая молодец, таскала его бесчувственного. От этих мыслей желание знакомить ее со своим сарказмом ушло. Не время и не место — поэтому Никлас просто кивнул девушке и соскочил с кровати.
На постельном белье остались заметные следы — чистым, когда его сюда положили, Никлас не был. Похоже вчера его не носили, а таскали волоком по земле. Ну, главное результат, главное, что дотащили.
Заглянувшая в комнату Марша уже вышла. Похоже она позвала Катрин — внучка рейхсграфа вскоре зашла в комнату, в белом махровом халате и с феном в руке. Тоже недавно из ванной — но без полотенца на голове, как у Марши, а мокрые волосы частично закрывают лицо.
— Принимай душ и спускайся к столу, завтрак почти готов.
Когда Катрин говорила, Никлас к ней внимательно присматривался. Отметив мельком, что руки девушки дернулись — явно подавила невольное желание закрыть лицо; но нет, осталась стоять прямо и смотрела ровно.
Шрамы Катрин, как и у Никласа, выглядели так словно прошли не сутки, а несколько месяцев. Левая сторона лица девушки почти не пострадала — только сверху на лбу, где начинались полоски шрамов, проходя наискось вниз через переносицу и еще дальше через правую бровь. Если прикрывать волосами правую сторону, то в принципе шрамов и заметно почти не будет. А если не прикрывать… Две широкие рваные полосы и белые линии сетки мелких порезов Катрин совсем не красили, конечно. Еще и рот у нее теперь, похоже, останется чуть искривленным, придавая чертам лица едва заметную асимметрию.
— Плохо все? — неожиданно спросила Катрин.
Никлас хотел было ответить, что раньше было лучше, но сдержался. Катрин потеряла красоту, а это — несмотря на крайне неприязненное, если мягко сказать, к ней отношение, все же личная девичья трагедия. Не время и не место для сарказма.
— Могло быть и хуже, — произнес Никлас ровным голосом, пожав плечами. — Если ты понимаешь, о чем я.
— Факт, — согласилась Катрин, все же подняв руку и поправляя мокрые волосы, а на деле закрывая лицо. Повернувшись, разворачиваясь сохранившей красоту стороной к Никласу, она показала в коридор: — Ванная комната там, дверь не закрывай, чистую одежду с полотенцем я принесу.
Никлас чуть задержался, глядя на вальтер. Мелькнула мысль, что с пистолетом в ванную комнату идти глупо. Как мелькнула, так и исчезла: в его ситуации глупо даже в уборную без оружия ходить. Взял вальтер, осмотрел и убрал в кобуру, засунул запасной магазин в специальный кармашек. После направился в указанном направлении, прихватив с собой ботинки. Вдруг война, босиком много не набегаешь.
Ванная комната, найденная в конце коридора, поразила размерами. В Танжере общая душевая для всего учебного эскадрона была ненамного больше. Принимая душ, Никлас услышал, как открылась и закрылась дверь. Быстро, но с удовольствием помывшись, он вышел и обнаружил обещанные полотенце, обувь и одежду — аккуратно сложенный серый полевой мундир. Причем это была не офицерская форма военной аристократии из ландвера, а полевой мундир рейхсвера — регулярной армии.
Ну да, Никлас Бергер — сын райхсриттера Бергера. Он по новым документам имперский рыцарь, черная
