Вот так и получилось, что через два дня миледи вновь отправилась на Патерностер-роу.
Миссис Тернер встретила ее заверениями, что ради ее милости специально осталась в городе, хотя в такую жаркую погоду она предпочитает проводить время в своем доме у реки, а дела на Патерностер-роу ведет ее помощница Фостер и подчиненные ей девушки. Обычно оставался в салоне и Вестон — тот самый крайне несимпатичный тип, который встречал клиентов миссис Тернер. Этот Вестон был на самом деле искусным аптекарем, служившим еще ее покойному мужу; он виртуозно изготовлял различные помады и притирания теперь уже по рецептам самой миссис Тернер.
Вестон принес перчатки. К ним прилагалась баночка пахнущей гиацинтами помады — миссис Тернер уверяла, что сама изобрела букет таких запахов. Дабы продемонстрировать перчатки, вдова взяла руку графини и начала нежными движениями поглаживать ее от кончиков пальцев до запястья, как бы нанося крем.
Но вдруг в поведении вдовы произошли странные перемены. Она замерла, держа в руках ладошку графини, затем крепко ее стиснула. Графиня взглянула в лицо вдовы и поразилась еще больше — темные глаза той расширились, брови поползли вверх, рот был крепко сжат.
— Что случилось? — осведомилась растерянная миледи.
— Ш-ш-ш! Подождите! Не говорите ничего! Не двигайтесь, а то это уйдет… Подождите, подождите!
Этот странный тон подействовал на воображение молодой женщины — прерывистый голос, изменившееся лицо, крепкое пожатие и тяжелое дыхание вдовы говорили о том, что происходит что-то непонятное и даже страшное.
— Да! — Голос миссис Тернер упал до шепота. — Да! Я ясно чувствую. Вас окружает какой-то туман, он окутывает вас, хотя вы сами этого почти не осознаете.
— Что? О чем вы? — взмолилась графиня. В ней шевельнулся ужас. — Что вы говорите?
— Тоска, желание, любовь изливаются на вас, как фимиам. Он клубится вокруг вас, словно облако, я чувствую, о, я чувствую это так сильно!
— Вы чувствуете? — Графиня испугалась по-настоящему. Она попыталась высвободить руку, но вдова держала ее слишком крепко. — Но что? Что вы чувствуете? Как?
— Не спрашивайте меня как. — Голос у миссис Тернер был страстным, низким и полным благоговения. — Есть тайны, объяснить которые не в силах никто. Силы, известные только тем, кто ими обладает. Дотронувшись до вашей руки, я почти въявь увидела человека, который насылает на вас облако любви. Он благороден, он красив, галантен, молод и он занимает высокое положение. Очень высокое положение. Он стоит рядом с самим королем… И вы… вы…
Она умолкла и отпустила руку. Голос снова стал обычным:
— Я больше ничего не могу сказать. По крайней мере, сейчас.
Девушка была поражена, испугана. Лицо ее побледнело, прерывистое дыхание выдавало волнение. Произошло что-то странное, и это смущало, тревожило и страшило ее.
Она откровенно сказала об этом и попросила объяснения. Однако просьба вселила во вдову ужас.
— О! Я ни за что не скажу. Я не должна. Я не могу объяснить вам силы, которых и сама не понимаю. Они управляют мною, они заставляют меня говорить. Все происходит помимо моей воли, я становлюсь как лист, дрожащий на ветру. Молю вас, прекрасная леди, забудьте все, что я вам говорила. Забудьте!
Графиня была тронута ее волнением. Она с сочувствием положила руку на плечо вдовы:
— Хорошо, если уж вы так просите.
— И вы никому не расскажете? Обещайте мне! Я поддалась порыву лишь потому, что люблю вас. Обещайте, ах, обещайте!
— Обещаю, — твердо произнесла графиня, по-прежнему преисполненная состраданием к маленькой женщине. — И уже забыла.
Миссис Тернер слишком хорошо знала женскую природу, чтобы поверить такому заявлению, а сама миледи убедилась в этом по дороге домой: она не только не забыла о странном инциденте, она думала только о нем.
Слова, произнесенные приглушенным голосом — казалось, миссис Тернер произносила их помимо своей воли, — эхом звучали в хорошенькой головке графини.
«…Человек, чья любовь окутывает вас, словно облако. Он благороден, красив, галантен, молод. Он занимает высокое положение. Он стоит рядом с самим королем…»
К кому еще могли относиться эти слова, кроме Робина Карра? Разве он не благороден, не красив, не галантен, не молод, разве не о нем думает она все время и разве не он ближе всех стоит к королю?
В том, что вдова угадала героя ее грез, было столько сверхъестественного! Леди Эссекс, конечно, слыхала о провидцах и прорицателях, имевших власть над прошлым и будущим, и она, подобно многим своим современникам, безоговорочно верила в такие дела. Наверное, этот дар природы выпал и Анне Тернер. Однако подобные люди считались нечистыми, опасными, поскольку сам король провозгласил их последователями дьявола. Но было ли так на самом деле? И дьявольский был то дар или нет, обладательница его коснулась предмета, о котором ее светлость жаждала знать как можно больше.
Так что неудивительно, что на следующее утро графиня вновь очутилась перед вывеской «Золотой прялки». Она засыпала вдову вопросами, которые, как было заметно, весьма напугали миссис Тернер и от которых она явно стремилась уйти. Доведенная до отчаяния настойчивостью графини, она взмолилась:
— О, это было безумие, безумие, рассказать вам такое! Мне следовало смолчать, но я так глубоко уважаю вас, поэтому мне трудно было сдержаться!
— Но почему, почему? Разве вы нанесли мне какой-то вред?
— Вред? — Лицо миссис Тернер было искажено страхом, вся ее маленькая, пышная, ладная фигурка дрожала. — Что вы, во всем этом никакого для вас вреда нет! Опасность в другом — как люди отнесутся.
— Но если вы боитесь только этого, Анна, тогда успокойтесь. Ни одна живая душа ничего от меня не узнает.
— Но смею ли я довериться вам? — Вдова умоляюще сжала ручки. — Вы мне обещаете?
— Клянусь! — торжественно произнесла графиня.
Миссис Тернер непрестанно благодарила и благословляла леди Эссекс — ах, миледи, ангел, богиня красоты!
Ее светлость улыбалась вдове и мило корила ее за недоверчивость: разве можно так волноваться и страшиться?
— Возможно, я вела себя глупо, — отвечала, окончательно успокоившись, миссис Тернер. — В конце концов, я ведь даже и не пыталась предсказать вам будущее.
— Будущее? — Ее светлость ухватилась за последнее слово. Она положила свою богато украшенную кольцами руку на плечо вдовы. — А разве такое возможно? И вы это сделаете? — Лицо ее раскраснелось, прелестные губки были приоткрыты.
Миссис Тернер вздрогнула, на лице вновь появился страх.
— Зачем вы меня спрашиваете? Зачем хотите знать?
— А почему вы не отвечаете?
— Миледи, зачем вы хотите погубить бедную женщину, которая желает вам только добра!
Леди Эссекс рассудила, что в этом восклицании уже содержался ответ на вопрос.
— Почему вы так обо мне думаете? Разве могу я желать подобного? Мне нужна ваша помощь, дорогая Тернер. Мне необходимо знать, что будет, знать о… о… — Девичья скромность не позволила ей продолжать. Щеки ее залила краска. — О, Анна, если вы обладаете этой силой и согласны употребить ее мне на пользу, я хорошо вам заплачу.
— Мой Бог! Мой Бог! — Вдова была расстроена. Всплеснув руками, она на цыпочках подкралась к двери, резко ее распахнула и выглянула в коридор. Они беседовали в маленькой гостиной в нижнем этаже, той, где было венецианское стекло, срезанные цветы и портрет строгого доктора Тернера.
Убедившись, что их никто не подслушивает, вдова, казалось, успокоилась.
— Мой Бог! Не дай Господи, чтобы Фостер или кто-нибудь из женщин нас подслушал. В этом доме небезопасно даже говорить о таких вещах. Это так страшно! Так страшно, что я не решилась бы заняться здесь этим ни за какое золото в мире!
Леди Эссекс вздохнула. Теперь уже она была полна сомнений.
— Значит, вы не оставляете мне никаких надежд?
— Надежд? — Вдова взглянула в побледневшее лицо молодой девушки. — Неужели вы хотите, чтобы меня, как ведьму, сожгли на костре?
— Но вы же ничем не рискуете! Я умею хранить молчание. Я буду молчать — ради самой себя. Вы забываете об этом, Анна. И я хорошо вам заплачу, — повторила она.
— Неужели вы забыли мои слова? Не нужно мне никакое золото в мире! Я не торгую своим даром, слава Богу, я в этом не нуждаюсь. И… если вы испытываете в этом такую нужду, я сделаю из одной любви к вам.
— О!.. Когда, Анна, когда? — вскричала обрадованная графиня. Вдова усмехнулась:
— Как вы нетерпеливы! Хорошо, хорошо, мы сделаем, как пожелаете. И я буду молить Бога, чтобы он уберег меня от последствий. Ни для одной живой души на свете не стала бы я этого делать, только для вас. Но не обещаю вам многого, ибо искусство мое не безгранично. Ладно, раз уж пообещала, сделаю все, что в моих силах.
— Боже благослови вас, Тернер!
