дети хорошие. Просто некоторые об этом не помнят. Вашей Джине очень повезло с подругами. И я очень надеюсь, что она не упустит свою возможность. У остальных детей тоже будет шанс увидеть клумбу с часами. За это можете не волноваться. Память ведь невозможно стереть полностью и навсегда. Только всему своё время. А теперь действуйте, как я вам сказал. И возвращайтесь домой. А дальше постарайтесь сделать так, чтобы как можно меньше детей попали на фабрику Швиненбаум. Потому что у меня и так здесь очень много работы. Вы же поняли, что я имею ввиду?
Он лукаво улыбнулся, и девчонки увидели, как в свете фонаря в уголке его глаза блеснула слезинка.
— И почему всегда так жаль расставаться? — громко вздохнула Поля.
Валя сняла со спины рюкзак, долго рылась в нём, потом достала маленькую мягкую игрушку — розового зайца с большими глазами, и протянула Киму.
— Вот держи, это моя любимая, — сказала она.
— Я бы тебе тоже с удовольствием что-то подарила, но у меня с собой только мои Басики. А они без меня не могут. Я же их мама! — Поле было жаль, что у неё ничего не нашлось для нового друга.
Ким бережно взял зайца. Потом он запустил руку в карман шорт и вытащил оттуда белый бумажный прямоугольник.
— Возьмите, на память о Лжебурге. Магнитиков на холодильник здесь пока не делают.
Это была карта, составленная дедом Гришей и спустя годы дополненная Кимом.
— Всего лишь копия. Перерисовал специально для вас. А теперь идите и не оборачивайтесь. Вам нужно сосредоточиться. Думайте только о том дне, о своём девятом декабря.
Девчонки поблагодарили Кима, пожали точно покрытую папиросной бумагой, жилистую руку дедушки Паука и направились в сторону трубы. Идти вдвоём было проще и веселее. «Хорошо, когда рядом есть человек, которого можно в любой момент схватить за руку», — думала Валя. Она вспомнила лицо Кима в тот момент, когда они ворвались в класс, его палатку. И холодок пробежал у неё в груди. «Он же там совсем один! Как ему должно быть грустно по вечерам. У него, конечно, есть замечательный друг. Этот забавный старичок. Но всё равно это не то же самое, что чувствовать, как рядом всегда сопит кто-то похожий на тебя». Подойдя вплотную к трубе, она показала Поле жестом, чтобы та лезла первой. Поля помедлила минуту, потом села на скользкий жёлтый пластик. На удивление труба оказалась тёплой, как будто была нагрета лучами солнца. Точно как горка в сквере напротив Дома культуры. Поля закрыла глаза. Она представила себе свой класс. «Вот моя парта, — думала она, — на ней мой распухший от карандашей пенал. Тетрадка по русскому. Учебник с нарисованной девочкой в оранжевом платье. Елена Николаевна сегодня с новой причёской. Мне нравится её новая причёска. Хотя другая ей тоже очень шла. Она только что стёрла с доски какое-то предложение сухой тряпкой. На тёмно-зелёной поверхности остались белые следы. Посередине доски, сверху, очень ровным почерком написано: Девятое декабря. Как у Елены Николаевны получается так аккуратно писать мелом? У меня так ни за что бы не вышло. Вот сейчас прозвенит звонок. Елена Николаевна повернётся лицом к классу и потрёт руки. А все начнут вскакивать с мест. Поднимется шум. Митька подбежит к двери первый. Он всегда успевает раньше других, потому что его парта ближе к выходу».
Поля оттолкнулась и почувствовала, как быстро закружилась в трубе, словно в воронке. Встречный поток свежего воздуха приятно обдувал лицо. От скорости у неё захватило дух. «Глаза держать закрытыми! Не думать ни о чём другом… Я в классе. А вот и звонок. Я тоже вскакиваю с места, бегу в коридор. У меня расстегнулся ремешок на правой туфле. Бежать не очень удобно, но ничего, поправлю в коридоре. Передо мной голова с двумя тоненькими косичками. Это Настя Охапкина».
— Настя, — крикнула Поля и хлопнула по-дружески одноклассницу по спине.
Настя обернулась, наморщила лоб.
— Идёшь сегодня в художку?
— Конечно! — ответила Настя. — Я, между прочим, в этом году ещё ни одного занятия не пропустила. Пойдём вместе, как в прошлый вторник?
— Здорово! Подходи тогда к моему дому, когда уроки сделаешь. Только не позже четырёх, чтобы нам не опоздать.
Шумная река девочек и мальчиков, в едином порыве устремившихся наружу, вынесла Полю в коридор и тут же перемешалась со встречными потоками. Поля поискала глазами и увидела в конце коридора у окна Костика Королёва, державшего что-то за спиной. Напротив стояла Джина. Её легко было узнать по немного квадратной макушке с густой тёмной копной. Поля бросилась со всех ног к ним. Но почувствовав свободно болтающуюся расстёгнутую туфлю, резко опустилась на одно колено, не сводя глаз с Костика и Джины. Когда с застёжкой было покончено, она лихо вскочила на ноги и подбежала к подруге.
— А ну-ка отдай сейчас же! — прошипела сквозь зубы Джина.
Костик помотал головой, растянув на лице дерзкую улыбку.
— Я сейчас пойду и расскажу всё Елене Николаевне. Слышишь? Отдавай!
— Ну и иди, ябеда! Всё равно не отдам! — огрызнулся Костик.
Поля тронула Джину за плечо, и та резко обернулась. Лицо у неё было напряжённое и свирепое, она дышала громко как паровоз.
— Послушай, Джина, ты очень нужна мне. Прямо сейчас. Давай отойдём в сторонку, — спокойно, вполголоса сказала Поля.
— Он взял мою тетрадь и собирается порвать её! — выпалила Джина, гневно посмотрев на Костика.
— Ничего он не порвёт, не волнуйся, — Поля твёрдо схватила подругу за руку и повела прочь от припёртого к окну Костика. — Послушай-ка, ну зачем ему рвать твою тетрадь? Cама подумай. Ты просто ему нравишься. Он старается изо всех сил, чтобы ты на него обратила внимание. Сейчас поймёт, что ты больше не кинешься на него, и сам отдаст. Хочешь, давай проверим?
Джина задумалась. Дыхание её становилось более спокойным и ровным.
— Ну ладно. Давай проверим. Но я бы такое ему устроила, если бы не ты, Поля.
— Я знаю! — ответила Поля и ласково улыбнулась.
Они сели на зелёный кожаный диван. Поля не отпускала руку Джины. Стараясь делать вид, что не обращают на Костю никакого внимания, девочки всё же продолжали бросать косые взгляды в его сторону. Костик постоял столбом у окна. Но ему это занятие быстро надоело. Держа в правой руке свёрнутую тетрадку Джины, он направился к одноклассникам, которые обсуждали что-то явно интересное, потому что с определённой периодичностью дружно лопались от хохота.
— Вот видишь? Если
