Его слова звучали холодновато. Определенная отрешенность, которая, возможно, возникла из-за многих лет вины и неспособности помочь сестре.
Три женщины шли по проходу между скамьями по направлению к выходу. Рэнди помахал им на прощанье, когда они проходили мимо, и сказал, что запрет дверь. Клэр слышала, как тяжелые створки двери закрылись за женщинами, оставляя ее наедине с Рэнди в театре.
Он взглянул на часы, держа их в свете, падающем со сцены, и Клэр быстро снова начала говорить.
– Я думаю о ней все время, – призналась она. – Я пыталась выбросить это из головы, но воспоминания о той ночи как будто живут своей собственной жизнью. Вот почему мне хотелось встретиться с вами. Если бы мне удалось понять, почему она это сделала, может быть, мне удалось бы от нее избавиться.
– Я не думаю, что кому-нибудь удалось бы понять Марго, – сказал Рэнди. – Дюжина докторов пожертвовала бы неумеренным количеством своих клеточек мозга, лишь бы понять, что заставляло биться ее сердце.
Клэр открыла свою сумочку и вынула фотографию в рамке.
– Я привезла это для вас, взяв в ее комнате, – сказала она, вручая ее ему.
– Это та фотография, которую я ей подарил? – Он повернул ее к свету и засмеялся. – Разве это не похоже на свихнувшееся семейство?
– Скорее – на прекрасную семью, – сказала она, хотя еще не успела дать хоть какую-нибудь оценку.
– Какой объект выпадает из общей картины? – спросил он, как будто держал в руках головоломку.
Она наклонилась поближе, чтобы лучше рассмотреть фотографию, и оставалась в этом положении несколько дольше, чем это было необходимо, вдыхая запах его табака.
– Что вы имеете в виду? – спросила она.
– Я имею в виду себя. Двое прекрасных светлых детишек, эта милая мать-блондинка, этот светловолосый мужчина. И этот долговязый, темноволосый большезубый мальчуган.
Она изучающе смотрела на фотографию, прекрасно понимая, что он прав. Он не вписывался в общую картину. И стоял-то несколько в стороне от остальных членов семейства. Часть передней двери была видна между ним и остальными, и она почувствовала жалость к этому темноволосому мальчику. Его улыбка на фотографии выглядела неестественной.
– Вы тут в самом ужасном возрасте, – предположила она.
Он перевернул фотографию тыльной стороной, положил на скамью рядом и еще раз вздохнул.
– Чем я могу помочь вам, Клэр Харти-Матиас?
– Расскажите мне о ней. Расскажите мне, почему это все произошло, так, чтобы я смогла сделать для себя выводы и оставить все в прошлом.
Он отвел от нее глаза, назад к своему темному плащу, и она не удивилась, когда он снова смахнул невидимую пылинку.
– Может быть, вы бы предпочли пойти куда-нибудь еще? – Клэр было ясно, что ему непросто говорить о Марго и этом семействе, членом которого он себя не чувствовал. – Мы могли бы пойти куда-нибудь в ресторан или…
– На самом деле, – перебил он, – если я собираюсь говорить о Марго, то я бы предпочел темноту.
Предполагал ли он, что может заплакать? Она уже могла видеть, что улыбка исчезла с его лица. Кончики губ опустились вниз.
– Хорошо, – сказала она.
– Но я не хочу знать и подробности того, что происходило между вами двумя на мосту. – Он поднял руки перед собой, как будто защищаясь от удара. – Не говорите мне ее последних слов и прочей подобной чепухи. Пожалуйста.
Она облизала губы.
– Простите, что я втянула вас во все это, – сказала она. Какое у нее было право просить его рассказывать все тайны его личной жизни? Она уже подумывала отказаться от своей просьбы совсем, когда он начал говорить.
– Женщина на фотографии – моя мать, – сказал он, – но мужчина – отчим. Мой отец был ужасным негодяем, по крайней мере – по словам моей матери. Я его не помню совсем. Они развелись, когда мне исполнилось три года. Она рассказывала, что он был заядлым картежником, волочился за женщинами, врал и пил, и что я как две капли воды похож на него…
– О, – сказала Клэр, – теперь ясно, откуда взялась фамилия Донован.
– Конечно. Я был постоянным напоминанием о том, кто разрушил ее жизнь. Итак, затем она встретила Гая Сент-Пьера, который был в ее глазах сущим ангелом. Он исполнял классическую музыку на фортепьяно, совершил несколько турне с различными оркестрами, пока не заработал артрит и был вынужден оставить работу. Они поженились и заимели близнецов, Марго и Чарльза, которые, по правде говоря, были чрезвычайно одаренными детьми. – Он постучал по фотографии, которая лежала рядом. – Все их ласкали. Однако они были несколько странными. Мои родители никогда не обращались с ними как с детьми. Их рано стали обучать музыке и учить читать. Они превратились в маленьких роботов. О них писали статьи. В журнале «Лайф» о них есть целый рассказ. И, несомненно, они были очень одаренными в музыке.
– Извините, – прервала его Клэр, – я не понимаю, почему такие талантливые дети, способные принимать участие в международных конкурсах исполнителей, жили в Харперс Ферри?
Рэнди кивнул, показывая, что понял, куда она клонит.
– Гай вернулся в Харперс Ферри, потому что там жили его родители и сестра. Он встретил мою мать и как будто прирос к этому месту. Хотя мы и строили планы переезда в Нью-Йорк. И когда произошел этот несчастный случай, дом уже был выставлен на продажу.
– Понимаю.
– Итак, как я уже говорил, близнецы не были обычными детьми. – Рэнди скривил губы. – А я, с другой стороны, был совершенно обыкновенным ребенком. – Он издал короткий смешок. – Единственным талантом, которым обладал я, был талант лезть, куда не просят, и наживать неприятности. В статьях обо мне упоминали отдельно: «И у близнецов есть старший брат, Рэнди».
Последовала продолжительная пауза, прежде чем он снова заговорил.
– Тем не менее, я их любил, – сказал он. – Они были моими младшими сестрой и братом. Их частенько обижали, потому что они были тихими, и я заступался за них. – Он покачал головой. – Одному мальчишке я однажды перебил нос за то, что он поставил Чарльзу подножку.
И снова тишина наполнила театральный зал, а атмосфера становилась все холоднее с каждой минутой. Должно быть, кто-то выключил термостат, уходя домой. Клэр подумала было накинуть на плечи плащ, но ей не хотелось, чтобы он решил, что она собирается уйти.
Она посмотрела на пустую стену, раздумывая, в какие слова облечь тот вопрос, которого она не может не задать. Наконец она сказала:
– Не расскажете ли мне, что произошло на этом мосту двадцать лет назад?
Рэнди еще раз провел рукой по шерстяному плащу.
– Я вам скажу, – ответил он, – но на этом и закончим, хорошо? Я расскажу об этом еще один раз, но я не хочу, чтобы потом это все время вертелось в моей голове.
