– Клэр, – сказал он. – Вернись ко мне.
Она посмотрела на него в замешательстве.
– Что ты имеешь в виду?
Он крепко сжал ее руки.
– Я не виню тебя. Я понимаю, что это тяжело. Но у меня такое чувство, будто я потерял тебя с тех пор, как произошло это самоубийство.
Его голос был низким, и в слабом свете из ванной она могла видеть слезы в его глазах. Это из-за нее? Ей нужно сделать так, чтобы он побыстрее от них избавился.
– Это глупо. – Она наклонилась к нему, на этот раз, чтобы поцеловать его, но его губы не ответили ей. – Я – здесь, – сказала она. – Я знаю, что в последнее время я была сильно удручена, но теперь, после того, как я поговорила с Рэнди, я чувствую себя лучше. Теперь я могу об этом забыть. Я – в порядке.
Она снова поцеловала его, и через минуту он ответил ей. Но когда они занимались любовью, у нее в мозгу вертелись образы покрытого снегом моста и невинная игра детей в снежки. И картина того, как Марго летела над рекой сверкающим кристаллом. Она попыталась выбросить эти картины из головы. Она попыталась забыть запах трубочного табака, и вкус кофе со сливками, и звук голоса, который держал ее в возбуждении в холодном воздухе старого каменного собора. Но образы оживали, чувства переполняли ее, и чем больше старалась она бороться с ними, тем сильнее они притягивали ее.
10
Сиэтл
Ванесса приложила трубку телефона к уху и была почти готова сделать хорошо отрепетированный звонок сенатору Уолтеру Паттерсону, когда в ее кабинет вошел Пит Олдрич, неся в руке карту. Пит присел на угол ее стола, сверкая рыжей шевелюрой и, по обыкновению, хмурясь. И Ванесса положила трубку на рычаг, чтобы уделить ему внимание.
– Мне бы хотелось, чтобы вы осмотрели этого ребенка, если у вас есть свободная минутка, – сказал Пит. – Школьный психолог направил девочку, чтобы ее включили в подростковую программу, но я не могу ничего от нее добиться, за исключением того, что она не хочет здесь находиться. – Открыв карту, он уставился на записи, которые в ней находились. – Общий осмотр ничего не дал, кроме следов от ожогов сигаретой на руках, которые она нанесла себе сама. Ведет половую жизнь, но не желает говорить об этом. Алкоголь и наркотики, по ее словам, не употребляет.
Ванесса взяла у него карту.
– А нет ли у этого ребенка имени?
– Ах, да. – Он поднялся со стола, указывая на карту, и она посмотрела на наклейки на обложке.
– Дженифер Лейбер, – прочла она.
– Правильно.
– Прекрасно. Спасибо. – Она подождала, пока он выйдет из ее кабинета, а потом пошла за ним следом по коридору в клинику.
Девочка ждала ее в кабинете первичного осмотра. Она была поразительно красива – гибкая и стройная, с длинными золотыми волосами. Она сидела на столе, одетая в бумажное больничное платье, руки ее были повернуты ладонями вниз и лежали на коленях, так что ожогов не было видно.
– Привет, Дженифер. – Ванесса присела на табуретку. – Я – доктор Грэй.
Девочка пробурчала что-то неразборчивое.
– Доктор Олдрич сказал, что ты в отличной физической форме, за исключением ожогов на руках.
Дженифер скорчила гримасу.
– Он – очень чудной.
– Правда? – Ванесса старалась поддержать разговор. Она не осмеливалась дать пациенту понять, насколько согласна с ее оценкой.
– Ага. Он похож на руководителя научного проекта. А иногда я подумываю, уж не робот ли он.
Ванесса улыбнулась.
– Я догадываюсь, что иногда он может показаться таким.
– Он напоминает мне миссис Керби, которая задает вопросы, которые ее совершенно не касаются.
– Миссис Керби – ваш школьный психолог? – Она вспомнила фамилию из направления в карточке.
– Ага.
Ванесса положила ногу на ногу, сложив руки замком вокруг коленей.
– Ну, – сказала она, – когда миссис Керби направила тебя к нам, она рассказала, что на тебе была кофточка с короткими рукавами, когда ты пришла в школу. Это в середине зимы. И это говорит мне, что ты – и очень мудро – постаралась обратить на себя внимание.
– Что вы имеете в виду под словом «мудро»?
– Ты понимала, что тебе нужна помощь, и ты выбрала совершенно верный способ, чтобы показать это. Это все равно что с помощью ожогов написать «Помогите мне!». – Она жестом указала на руки Дженифер.
– Мне не требуется никакая помощь.
– Миссис Керби направила тебя к нам, а у нас тут есть программа для подростков, которых обидели, когда они были совсем маленькими. У нее должна была быть веская причина для этого.
Дженифер отвернулась. Ее щеки покраснели, а в глазах появились слезы.
Ванесса встала и подошла к ней. Она взяла девочку за запястья и мягко повернула ее руки, так что смогла увидеть ожоги. На правой руке было восемь, а на левой – пять. Некоторые из них были очень глубокие. Они оставят безобразные шрамы. Безобразные воспоминания. У Ванессы тоже было несколько таких воспоминаний на бедре.
Дженифер затаила дыхание под пристальным взглядом Ванессы.
– Ты когда-нибудь раньше делала с собой что-нибудь подобное? – Ванесса посмотрела в туманные голубые глаза девочки.
Дженифер покачала головой.
– Так почему же сейчас, Дженифер?
– Я не знаю. – А потом тихо: – Мой приятель…
– Расскажи мне о своем приятеле.
– У меня теперь нет приятеля. Я имею в виду, что он перестал звонить.
– Как долго вы с ним встречались?
– Шесть месяцев.
– Это долгий срок. Целая жизнь, когда тебе пятнадцать.
Девочка кивнула, ее светлые волосы блестели от света лампы над головой.
– И что же случилось?
Дженифер пожала плечами, потупив взор, и Ванесса отступила от нее на шаг. Она не хотела давить на нее.
– Я не знаю, – сказала Дженифер тихо. – Со мной стало происходить что-то странное, и он не мог смириться с этим.
– Что ты имеешь в виду?
– Я предполагаю, что я стала вспоминать ужасные вещи, о которых не имела представления, и со мной этого не могло быть.
Ванесса кивнула. Ей нужно быть очень осторожной.
Она была не из тех, кто ставит под вопрос существование подавленных воспоминаний; она видела слишком много примеров гротескных, невероятных, запрятанных глубоко воспоминаний, которые позднее были подтверждены различного рода доказательствами. Тем не менее не следует пренебрегать и тем, что, возможно, это просто чересчур активная работа воображения. Самое главное, чтобы Дженифер Лейбер поверила, что здесь ее воспринимают всерьез.
– Иногда, – сказала Ванесса, – когда что-то причиняет нам слишком большую боль, мы блокируем воспоминания об этом. – Она всегда думала, что способность подавлять воспоминания – прекрасный инструмент психики. Ей бы очень хотелось и самой обладать такой способностью… – Что-нибудь произошло, что заставило тебя начать вспоминать?
