От волнения у меня задрожали ноги. Они говорили на суахили, и я почти ничего не понимала. Я снова и снова спрашивала: «Что, Юта? Что ему известно о Лкетинге?» Мы пошли в ресторан, и Юта стала переводить. Мужчина сказал, что немного знает Лкетингу и ему известно, что он живет у своей матери и каждый день пасет коров. «Где его дом?» – взволнованно спросила я. Очень далеко, примерно в семи часах ходьбы для выносливого человека. Нужно пройти через густой лес, который очень опасен, потому что в нем водятся слоны и буйволы. Он не уверен, что мать живет на прежнем месте, в Барсалое, потому что иногда люди с животными в поисках воды уходят в другой район.
После таких сведений Лкетинга показался мне совершенно недоступным, и я растерялась: «Юта, спроси его, есть ли возможность сообщить Лкетинге, что я здесь. Если нужно, я заплачу». Том подумал и сказал, что мог бы послезавтра в ночь пойти туда, захватив мое письмо. Но сначала ему нужно сообщить об этом жене. Он женился недавно, и жена здесь ничего не знает. Мы договорились о сумме, половину которой он получил сразу, а вторую половину должен был получить, когда вернется с новостями. Я надиктовала Юте письмо, и она написала его на суахили. Самбуру сказал, чтобы через четыре дня мы снова были в Маралале, потому что, если он найдет Лкетингу и тот захочет прийти, они будут здесь через несколько дней.
Это были долгие четыре дня. Каждый вечер я возносила к небу горячие молитвы. В последний день мои нервы стали сдавать. С одной стороны, мне не терпелось узнать, чем все закончится, а с другой – я понимала, что, если ничего не выйдет, мне придется вернуться в Момбасу и забыть про свою большую любовь. Я собрала сумку, потому что собиралась ночевать не в доме Юты, а в Маралале. С Лкетингой или без него, все равно на следующий день я решила уехать из этой деревни.
Юта и я снова стали кружить по деревне. Примерно через три часа мы разделились и разошлись в противоположные стороны, чтобы нас увидело больше народу. Я постоянно молилась, чтобы он пришел. Проделывая очередной круг, я не встретила Юту, как обычно, на полпути. Я огляделась вокруг и не увидела ни одного белого лица. Однако я пошла дальше, и вдруг ко мне подбежал маленький мальчик. Задыхаясь, он воскликнул: «Мзунгу, мзунгу, идем!» Он размахивал руками и тянул меня за юбку. В первое мгновение я подумала, что с Ютой что-то случилось. Мальчик тащил меня к первой гостинице, в которой я оставила сумку, и что-то говорил на суахили. Добежав, он указал на что-то позади здания.
Счастливые в Маралале
С сильно бьющимся сердцем я пошла в указанном направлении и заглянула за угол. Там стоял он! Мой масаи просто стоял там и улыбался. Рядом с ним был Том. Я потеряла дар речи. Продолжая улыбаться, он протянул ко мне руки и сказал: «Эй, Коринна, ты меня не поцелуешь?» Только тогда я очнулась, вышла из оцепенения и бросилась ему на шею. Мы обнялись, и время для меня остановилось. Затем он отступил назад, посмотрел на меня счастливыми глазами и сказал: «Нет проблем, Коринна». Услышав эти знакомые слова, я была готова взлететь от радости.
Тут у меня из-за спины выскочила счастливая Юта и сказала: «Ну вот, наконец-то вы друг друга нашли! Я узнала его издалека и привела сюда, чтобы вы могли, по крайней мере, спокойно поздороваться, не на глазах у всего Маралала». Я от всего сердца поблагодарила Тома и предложила попить чаю. Я сказала, что мужчины могут съесть за мой счет столько мяса, сколько захотят. Мы пошли в мой номер, сели на кровать и стали ждать, когда принесут мясо. Юта поговорила с Лкетингой и объяснила, что он может спокойно есть в нашем присутствии, потому что мы не женщины самбуру. Посоветовавшись с Томом, Лкетинга согласился.
И вот он был здесь, рядом, и я смотрела в его красивые глаза. Я спросила, почему он не приехал в Момбасу. Он действительно не получил от меня ни одного письма. Он два раза спрашивал насчет паспорта, но служащий только смеялся и дразнил его. Затем другие воины стали относиться к нему как-то странно и запретили танцевать с ними. Без танца он больше не мог зарабатывать деньги, и оставаться на побережье не имело смысла. Не веря, что я вернусь, он через месяц уехал домой. Однажды он хотел позвонить мне из отеля «Африка Си Лодж», но ему никто не помог, а управляющий сказал, что телефон только для туристов.
С одной стороны, я была тронута, когда узнала, что он все перепробовал, с другой – жутко разозлилась на так называемых друзей, которые вместо того, чтобы помочь, только вредили ему. Когда я сказала, что хочу остаться в Кении и не вернусь в Швейцарию, он сказал: «Хорошо. Теперь ты останешься со мной!» Юта и Том оставили нас наедине, и мы, счастливые, стали делиться новостями. Лкетинга сожалел, что мы не можем поехать к нему домой. Наступил сезон засухи, и, кроме молока, никакой еды не было, да и дома тоже не было. Я сказала, что мне все равно, главное – что теперь мы вместе. Тогда он предложил сначала поехать в Момбасу. Познакомиться с его мамой и посмотреть его дом я смогу позже, но он хочет сегодня же представить мне своего младшего брата Джеймса, который единственный из всей семьи посещает школу в Маралале. Он скажет ему, что уезжает со мной в Момбасу, и Джеймс, когда на школьные каникулы поедет домой, передаст это маме.
Школа находилась примерно в километре от деревни. В ней царила строгая дисциплина. В школьном дворе мальчики и девочки гуляли отдельно. Все были одеты одинаково: девочки – в простые синие платьица, мальчики – в синие штаны и светлые рубахи. Я осталась ждать в стороне, а Лкетинга медленно подошел к мальчикам. Вскоре все дети уставились на него, потом на меня. Он заговорил с ними, один мальчик убежал и вернулся с другим. Последний подошел к Лкетинге и уважительно с ним поздоровался. Они немного поговорили и подошли ко мне. Джеймс протянул мне руку и вежливо поздоровался. На вид ему было лет шестнадцать. Он очень хорошо говорил по-английски и сожалел, что не может пойти с нами в деревню, потому что теперь у них лишь короткая перемена, а по вечерам выходить нельзя, только по субботам на два часа. Директор школы очень строгий. Тут зазвенел звонок, и детей как ветром сдуло, в том числе и Джеймса.
Мы вернулись в деревню, и я не имела ничего против того, чтобы пойти в наш номер. Но Лкетинга, смеясь, возразил: «Это Маралал, а не Момбаса». Судя по всему, здесь мужчина и женщина могли заходить в помещение вместе лишь после наступления темноты, да и то тайком. Не то чтобы мне безумно хотелось секса, ведь я знала, что он из себя представляет, но после долгих месяцев разлуки немного близости мне бы не помешало.
Мы бродили по Маралалу. Я держалась от Лкетинги на некотором расстоянии, потому что так было принято. Время от времени он заговаривал с воинами или девушками. Девушки, все очень молоденькие и обвешанные красивыми украшениями, бросали на меня быстрые любопытные взгляды и смущенно хихикали. Напротив, воины осматривали меня очень внимательно. Лкетинга разговаривал с ними подолгу. Судя по всему, речь шла обо мне. Мне это было несколько неприятно, потому что их языка я не понимала. Я с нетерпением ждала вечера.
