Он устало откинулся на подушку и теперь лежал, торжествующе сияя своими антрацитными глазами.
– Нет, ну надо же! – в восторге сказал он еще раз. – Все-таки есть везение на свете. Спасибо вам, Евгений Павлович, лишний раз заставили в везение поверить! Скажу своей… вот она обрадуется! Она и так говорит: свечку надо ставить твоему ангелу… Вы даже не понимаете, что вы для меня сейчас сделали! Я выздоровею – самым почетным гостем будете в моем доме! Клянусь! – И снова весело и счастливо сверкнул глазами в сторону следователя.
"Ну вот, теперь пойдет мужик на поправку, – подумал Якимцев. – Страх я у него убил, вот что. Выходит, сам не желая того, я вселил в него веру, что он вроде как заговоренный, а значит, бояться ему нечего! Он был рад за Топуридзе, но время, отпущенное медсестрой, неумолимо иссякало, и Якимцев поспешил вернуться к своим вопросам:
– Скажите, Георгий Андреевич, а вы случайно не заметили, откуда взялся у киллера пистолет? Может, видели, как он его доставал откуда-нибудь из-под пальто. Или, может, слышали откуда-нибудь со стороны пистолетный выстрел. Все-таки выстрел из «макарова» от автоматных отличить, я думаю, не очень сложно…
Топуридзе с каким-то детским удивлением посмотрел на Евгения Павловича: зачем, дескать, он портит ему радость чем-то несерьезным, не имеющим значения.
– Это что – очень важно? Ну был у него пистолет, он его и достал… А вообще – не знаю. Все это так неожиданно и так ужасно… Я и автомат-то толком не слышал, только видел, как прямо у меня на глазах в лобовом стекле одна за другой появляются дырочки – крохотные, аккуратненькие такие. Я, если честно, подумал тогда: надо же, какое хорошее стекло изобрели – совсем осколков нету, стекло почти целое. А потом, когда он попал в меня – сначала один раз, потом второй, мне стало просто очень больно, так больно, что уже ни до чего… Невыносимая боль, знаете… Мне даже, верите ли, плакать захотелось. Честное слово, не стесняюсь признаться в этом – такая была боль… Так что, извините, насчет выстрелов с той стороны ничего сказать не могу. А что, кто-то еще стрелял, да? Тот, коротышка около машины, да?
– Он что, был невысокий? Этот, как вы говорите, дирижер? – тут же уцепился Якимцев за эту случайно вырвавшуюся у пострадавшего подробность.
– А я разве не сказал? Да, мне показалось, что невысокий. И еще, знаете… у него очень какие-то приметные брови… прямо как нарисованные… И потом еще вроде как маска была на нижней части лица – губ не видно. То ли он так натянул ворот свитера, то ли это был шарф – зима все-таки… А он что, тоже стрелял?
Спрашивал с таким интересом, с такой надеждой, будто эта стрельба, если она имела место, еще больше расширяла пределы его везучести.
– Понимаете, один из свидетелей, охранник фирмы «Квант», уверяет нас, что он тоже стрелял. Якобы сделал выстрел в сторону киллера из своего пистолета Макарова. Может, проезжая, вы когда-нибудь обращали внимание: в том месте, где вас обстреляли, есть некая хитрая организация «Квант» – с мраморной лестницей, охраной, бронзовыми табличками…
Топуридзе кивнул:
– «Квант» я знаю. А насчет стрельбы… Нет, ничего сказать не могу… Хотя… знаете, если бы по этим, по киллерам, кто-то сзади, с тыла, начал стрелять, они бы ведь, наверно, на это среагировали, а? Но лично я никакой такой реакции не видел…
– Ну хорошо. Я вижу, вам тяжело продолжать беседу, да и время наше, наверно, истекает, если уже не истекло. Я попытаюсь подытожить, чтобы потом оформить это все в письменном виде и дать вам на подпись. Не возражаете? Итак, вы утверждаете, что, когда у преступника No 1 заклинило автомат, преступник No 2, невысокий человек, с укутанным во что-то черное подбородком, стоявший у машины, крикнул ему: «Убей гада!» И тот, достав пистолет, выстрелил в голову вашему водителю, очевидно принимая его за вас. Он собирался добить и вас, то есть второго человека в машине, не оставив в живых никого, но, видимо, из-за нервозности, а также из-за нехватки времени не сделал этого. Верно?
– Пожалуй, верно, – подтвердил пострадавший.
– Хорошо. А что было дальше?
– Дальше? Дальше кто-то крикнул: «Уходим, Егор!» Это я хорошо слышал. И они оба побежали. По крайней мере, мне были слышны шаги двоих бегущих. Недолго, правда, все-таки, хотя тротуар там и был расчищен, снег на нем оставался. Снег сначала скрипел, а потом, я думаю, просто заглушал их шаги…
– Вы могли бы восстановить этот эпизод в памяти и сказать хотя бы, в одну сторону они бежали или в разные?
Топуридзе ответил не задумываясь:
– Это я могу сказать сразу – они бежали в разные стороны. Один, условно говоря, уходил в сторону Вознесенского переулка, второй, как мне кажется, бежал по Клеонтьевскому в сторону латиноамериканского посольства. И еще мне тогда показалось, что за ними сразу кинулся вдогонку кто-то из очевидцев. Я еще подумал: зря, так можно и жизни лишиться… Хотя… хотя тут я могу ошибаться… Меня сильно мутило, – видимо, уже сказывалась потеря крови, я чувствовал, что под курткой я уже весь мокрый… Я очень тогда боялся умереть. Я подождал еще чуть-чуть из осторожности, все было тихо. Я разблокировал дверь и, можно сказать, выпал на мостовую…
Живо представив эту картину и шарахнувшихся от него, жмущихся по стенкам редких прохожих, Якимцев собрался было уточнить у него еще кое-что насчет стрельбы, но тут в палату вошла та самая сестра, что давеча сопровождала его.
– Что, уже все? – огорченно спросил у нее следователь. – Вышло время, да?
Варя молча кивнула ему – увы, он ее хорошенькую девичью головку совсем не занимал. Ее интересовал только больной. Якимцев посмотрел на Топуридзе глазами этого юного создания. Он ее понимал – хорош был грузин, ничего не скажешь. А если учесть, что однажды этот грузин угодил в список самых богатых людей России, если учесть положение, которое он занимал, – так ему вообще как претенденту на женское сердце цены не было… Супер, как они теперь говорят. Вне конкуренции!
Между тем «супер» перевел взгляд с Вари на Якимцева, оценил его огорченное лицо и сказал вкрадчиво:
– А что, Бася, может, дадите нам еще минут пять, а? Я думаю, ваше начальство ничего даже и не узнает…
– Георгий Андреевич! – охнула Варя. – Вам же вредно!
– Ай! – отмахнулся Топуридзе. – Управитесь, Евгений Павлович? – снова, как и в начале их встречи, спросил он.
– Вряд ли, – снова вздохнул Якимцев. – Но хотя бы так…
– А давайте-ка мы сейчас нашей милой Барбаре взятку дадим! – легко засмеялся Топуридзе и щедрым жестом указал сестре на коробку с шоколадными конфетами, что лежала у него на тумбочке. – Угощайтесь, Варенька, не стесняйтесь. Можете даже все забрать…
Как ни странно, этот грубый прием сработал: Варя согласилась оставить Якимцева в палате еще минут на десять – «Ни в коем случае не больше!».
Якимцев помнил напутствия шефа насчет «клубка единомышленников», насчет того, что все они там, в мэрии, жулики, которые жрут друг друга. Да, пора, пора уже было хоть с какого-то бока начать выяснять, кому это наглое, демонстративное покушение было выгодно.
– Скажите, Георгий Андреевич, а у вас никаких соображений на этот счет? Сами вы никого не подозреваете? Ну, может, кому-то вы перешли дорогу… по роду вашей деятельности… Может, кого-то, извините, оттерли от выгодного заказа, вольно или невольно лишили доходов? А? Или, может, кто-то вам угрожал… Не было такого? Ведь вы же, как я понимаю, всеми валютными операциями московского правительства ведаете, да? Всеми крупными инвестиционными проектами… Если я правильно осведомлен, «Москва-сити», реконструкция Гостиного Двора, реконструкция «Националя», строительство всех гостиниц высшего класса, комплекс в Нагатинской пойме, подряды со строительными инофирмами – это все вы, да? Или я все же неправильно информирован?
– Нет, почему же… И все, что вы перечислили, и многое еще другое… Я действительно как бы распоряжаюсь валютой в Москве… не в одиночку, естественно… Конечно, легче всего предположить, что собака зарыта именно здесь – деньги огромные, а раз так, – значит, тут же и криминалитет – он ведь напрямую заинтересован и в иностранцах, и в самом строительстве. Там же такие огромные капиталы привлекаются – на поставке одной только щебенки, как показывает практика дорожного строительства, миллиардные состояния можно делать, честное слово! Или взять тот же автодром – вот где чуть ли не настоящие мафиозные разборки начались! И все почему? Да потому, что это только говорится – автодром. А ведь там кроме трассы для гонок по «Формуле-1», которая сама по себе стоит сто миллионов долларов, в обязательном порядке должны строиться и гостиницы, и казино, и предприятия торговли и питания… По нашим меркам, это целый Лас-Вегас, хоть и называется все техническим, неинтересным термином – «автодром». Вы только представьте мощь этого проекта, если специально под него из Шереметьева через Пресню, через деловой центр должна будет пройти монорельсовая дорога – транспорт будущего…
