— Реб Хаим, мы хотели бы попросить у вас денег для одного дела. И напомню вам: ради мицвы (благое, богоугодное дело; благотворительность — дело в высшей степени богоугодное) молитву можно прервать в любую минуту!
— Значит, прервать? Хорошо, прерву: я не дам вам ни гроша.
Человек, совершающий обрезание, называется "моэл". В день Рош а-Шона, еврейский Новый год, в синагоге трубят в шофар; тот, кто делает это, называется "баал-текия".
Еврей стоит перед судьей.
— Специальность? — спрашивает судья.
— Моэл и баал-текия.
— Это что еще такое? — удивляется судья.
Еврей, подумав, объясняет:
— Мужской резник и новогодний трубач.
Время действия — после Второй мировой войны. Место действия — большой американский город.
Двое стоят в мужском туалете. Один обращается ко второму:
— Перемышль?
— Да, — отвечает второй. — Откуда вы меня знаете?
— Вас я не знаю, — отвечает первый. — Но я знаю тамошнего моэла. Он уже в те времена был халтурщиком.
В шабес нельзя совершать сделки, вообще нельзя заниматься никакими денежными вопросами.
В шабес два еврея встречаются в синагоге. Первый говорит:
— Не в шабес будь сказано — сколько стоит ваш костюм?
— Не в шабес будь сказано, — отвечает второй, — сто марок.
Еврейские законы предусматривают каждую мелочь в повседневной жизни человека.
— Что должен сделать благочестивый еврей, прежде чем отпить глоток чая?
— Открыть рот.
Даже не соблюдающие традиций евреи все же посещают синагогу, по крайней мере, в самые большие праздники: например, в Йом Кипур, день примирения. Богослужение в этот день открывается молитвой Кол нидрей ("Все клятвы").
Еврея спросили, почему он так редко ходит в синагогу.
— Потому что там скучно, — ответил он. — Как ни зайдешь, поют все одно и то же, Кол нидрей…
Один галицийский еврей, возглавляющий знаменитую иешиву, отправился в путешествие, чтобы собрать денег для своей школы, и приехал к барону Ротшильду. Как раз наступил Ту би-шват, праздник фруктовых деревьев, который отмечается в январе. Барон приглашает раввина к фруктовой трапезе. Подают вишни. Раввин ест молча, безучастно.
Ротшильд:
— Господин раввин, вы ничего не находите в том, что едите вишни сейчас?
— А что тут такого? — отвечает раввин. — Такие же точно я ел и на Швуэс (Пятидесятницу).
Уронивший на пол какой-нибудь культовый предмет в наказание должен поститься. Если подобное случится с ребенком, который не прошел бар-мицву, обряд совершеннолетия, то его наказывать нельзя и за него постится отец.
Шмуль — большой эпикойрес (еретик, вольнодумец; собственно, эпикуреец). Однако в день Симхас Тойра, Радости Торы, он все же отправляется со своим малышом в синагогу, потому что там весело, а он не хочет лишать ребенка радости. В этот день мужчины и мальчики со священными свитками Торы совершают обход синагоги. Маленькому Янкелю, сыну Шмуля, тоже доверили нести свиток. Но свиток тяжел, и малыш, взяв его в руки, покачнулся.
Шмуль одним прыжком оказывается рядом с ним и отвешивает малышу звонкую оплеуху.
— Недотепа! — кричит он. — Ты же уронишь свиток Торы!
— Чего вы так разволновались? — спрашивает его другой еврей. — Вы же говорили, что в Тору совсем не верите!
— При чем тут вера? — удивляется Шмуль. — Вы вот — хотите поститься целых сорок дней?
В шабес евреям запрещено зажигать огонь — а следовательно, и закуривать сигарету.
Сумрачная суббота, дело к вечеру. Фридштейн с сигаретой в зубах приходит к своему другу Цитрону и видит, что тот возится с керосиновой лампой.
Фридштейн возмущен:
— И это в шабес?! Вы что, не могли попросить служанку, чтобы она вам лампу зажгла?
— У вас же сигарета во рту! — возмущается Цитрон. — И вы еще корите меня из-за лампы!
Фридштейн:
— При чем тут одно к другому? Лампу вы можете попросить зажечь служанку, но мне хотелось бы посмотреть, как ваша служанка будет курить за меня сигарету!
"Просвещенный" еврей Кон в шабес выходит погулять с сигаретой в зубах; гуляя, он приближается к пороховому складу.
Часовой, строго:
— Курить запрещается!
Кон:
— Ах, от этих предрассудков я избавился давным-давно!
Лейб выжил из ума и находится в психиатрической лечебнице. Всю неделю он тих и послушен; но когда наступает шабес, он вдруг проникается благочестием и заявляет, что в этот священный день намерен есть только кошерное. Санитар ведет его в дорогой кошерный ресторан, где Лейб заказывает лучшие праздничные блюда. На обратном пути он закуривает хорошую сигарету.
Врач лечебницы, тоже по случайности еврей, говорит ему:
— Сначала вы во что бы то ни стало хотите только кошерную пищу, а потом курите — и это в шабес!
Лейб, невозмутимо:
— Так на то я и мешуге!
В шабес, выглянув в окно, шамес увидел троих студентов иешивы, курящих сигареты.
Всех троих вызывают к раввину. Тот с негодованием спрашивает:
— Что это вы себе позволяете?
— Простите, рабби, — смущенно говорит первый бохер (здесь: студент), — я совсем забыл, что сегодня шабес.
— А я, — оправдывается второй, — забыл, что в шабес нельзя курить.
Третий:
— А я, рабби, забыл, что ставни на окнах уже открыты.
В праздник Пейсах нельзя есть хлеб и вообще всякую пищу, приготовленную на дрожжах. А Йом Кипур — день самого строгого, полного поста. Их разделяют примерно полгода.
В городе Тарнове, в Галиции, жил Мордхе Довид Брандштеттер, такой большой эпикойрес (вольнодумец, атеист), что он каждый Пейсах выпекал одну булку, сберегал ее до Йом Кипура и тогда съедал.
В шабес запрещено курить. Тиша-Беав — день поста, когда курить можно. В Йом Кипур нельзя ни есть, ни курить.
— Симхе, ты знаешь, в чем разница между шабесом, Тиша-Беавом и Йом Кипуром? Я тебе расскажу: в шабес ты ешь в комнате, а куришь в клозете, в Тиша-Беав куришь в комнате, а ешь в клозете, в Йом Кипур и ешь, и куришь в клозете.
Два еврея долго, несколько часов подряд, спорят: есть Бог или Бога нет? В конце концов они приходят к выводу: Бога нет. От спора у них пересохло в горле; один из них берет стакан воды и подносит его к губам.
Второй в ужасе:
— Что ты делаешь? Ты же забыл сказать брохе (благословение; набожный еврей без этого ничего не возьмет в рот)!
— Какое еще брохе? Мы же только что решили: Бога нет!
— При чем тут одно к другому? Есть Бог или нет Бога — воду без брохе пьют только гои (в широком смысле слова все неевреи).
— Рабби, какое покаяние я должен принести за то, что не помыл руки перед едой? (Мытье рук перед едой — ритуальное правило.)
— А почему вы не помыли руки?
— Я постеснялся: это же был христианский ресторан.
— А как вы вообще попали в некошерный ресторан?
— Был Йом Кипур, и все еврейские рестораны были закрыты.
В Йом Кипур еврей в синагоге с жалобным воплем вдруг падает на пол:
— Горе мне, я сейчас умру от жажды! Скорее спросите у ребе, не позволит ли он мне выпить глоток воды?
Когда еврею грозит смертельная опасность, религиозные правила и запреты отступают на второй план. Раввин разрешает дать страдальцу воды.
Напившись, еврей говорит:
— Благодарю вас, ребе. Я уж думал, мне конец. Клянусь, больше никогда не буду в Йом Кипур есть на завтрак селедку!
Раввину донесли: в день Тиша-Беав, день строгого поста, Нафтали не соблюдал пост.
Раввин:
— И вам не стыдно?
Нафтали:
— Ребе, когда человек опасно болен, он имеет право поесть?
— Да, конечно! А разве вы опасно больны?
— Ага, значит, поесть все-таки можно? — переспрашивает Нафтали. — Одного не пойму: если еврей, который не сделал вам ничего плохого, жив и, слава Богу, здоров, почему вас это не устраивает?
Кто-то увидел, как Гарфункель в день Тиша-Беав, забыв о посте, обедает. Раввин делает ему выговор.
— Ребе, я прервал пост, потому что хотел помочь собрать приданое бедной девушке-еврейке.
— А при чем тут девушка?
— Когда я шел утром молиться, я услышал, как один еврей говорит: "Каждой бедной еврейке я пожелал бы иметь столько тысяч, сколько евреев в нашем городе сегодня нарушат пост!" Вот я и подумал: почему бы мне не сделать хоть что-нибудь, чтобы у бедной девушки стало на одну тысячу больше?
