— Как скажешь. Но потерпи мое присутствие еще совсем немного — заказ выполнен.
— Да?
— Картина, заказ внутри.
Внутри? Ну-ка посмотрим. Так и есть, часть так называемой картины выходила в маленький кусочек Междумирья. И в том кусочке, в пустоте висел черный куб. Забавно.
— Ценю изящество исполнения.
— Знаю. Оценишь и качество — дерево из Перелеска Пхе.
— Даже так?
Черный куб лег на мои ладони. Цельный, безупречный.
— Да, закрыть сможет каждый, откроешь только ты.
— Идеальная коробка для посылок. Твой Дом, как всегда, на высоте.
Непроницаемая маска не дрогнула, но я знала, что мой счет пополнился еще одним удачным уколом.
— Надеюсь, Дом Реш не станет тянуть с оплатой?
— Как обычно? Редкие реагенты?
И вновь улыбка, только на этот раз циничная.
— Нет, цена будет другой — право посетить Храм.
Что он задумал? Но отказать не могу.
— Хорошо. В следующем месяце в Долине будет Око бури. Тебя проводят к Храму, скажем, из Перелеска.
Он молча кивнул, и так же молча развернулся и растворился в толпе гостей, а я осталась наедине со шкатулкой. Выдохнув свое имя на гладкую, черную поверхность я в восхищении наблюдала за тем, как куб раскрывался, сияя изнутри. Вопреки ожиданиям шкатулка не была пуста — на дне лежал цветок. Голубая орхидея, та, что растет только в окрестностях Храма…
Междумирье встретило меня туманом раннего утра и спящим Лаитом. Куб больше не лежал возле меня — он парил на уровне глаз, будто в ожидании чего-то. А ожидания что нужно? Правильно — оправдывать. Мое имя прозвучало тихим шелестом, и куб раскрылся. Гениальное, как обычно, оказалось таким простым.
[1] Любимое оружие Жриц Ллос, которое они переняли у своей богини — наручный браслет, из которого при необходимости выскакивают три лезвия (чаще всего отравленные). В сложенном виде выглядит как обычное, хоть и массивное украшение, а в боевой форме является смертоносным оружием ближнего боя (хаоский, дроу).
ГЛАВА 13. Воспоминания. Кхай, Тот-что-предал
211007 год Эпохи Новой Звезды, Последнее Жертвоприношение
В воздухе отчетливо воняло предательством, смертью и скорбью. Застывшее время можно было резать ножом, но я все равно знал, что безнадежно опаздывал. Возмущение в нитях набирало обороты, а воронка Хаоса закручивалась все сильнее. Скоро Око Бури над Храмом закроется, и тогда волны катастрофически изменений пройдутся по всем Кругам Первозданного, а после и по всем мирам, будь они хоть трижды закрытыми.
Буря не дала мне переместиться прямо к Храму, и теперь я мчался по мрачной долине, так быстро, как только позволяли длинные, мощные лапы аркх’саашат. Ветер завывал все сильнее, а волны все яростнее бились об острые скалы, вдоль которых я бежал наперегонки со временем.
Где-то там умирала моя тсани, моя богиня, мой смысл жизнь. И на этот раз ей не дано будет возродиться, восстать, это Последнее Жертвоприношение, последний и самый надежный способ обеспечить Веер нужной силой.
Несмотря ни на что, она все же уговорила Отца, она сдалась и заставила сдаться и Его. И всему моя вина, это я толкнул ее на Последний Путь. Я взывал к ее совести, к милосердию, и она ответила, но как обычно, в свойственной ей манере — без полумер.
Моя тсани умирала на алтаре по моей вине.
Я ворвался в Храм, когда в его стенах уже раздались первые аккорды Поминального Плача. Прожилки в мраморе пульсировали, бились как самые настоящие кровеносные сосуды, перекачивающее жизнь из сердец моей тсани в алтарь, а из него и в Упорядоченное. Это было так непохоже на обычные Жертвоприношения, когда природа радовалась и восхваляла новый приток силы. Голубые орхидеи распускались лишь для того, чтобы тут же завянуть и опасть пожухлыми бутонами, фиолетовые побеги чахли, отсыхали и осыпались трухой на плиты пола. И все это подтверждало одно — тсани совершает ошибку, а я не успеваю, совсем не успеваю…
Когда я наконец увидел алтарь и мою богиню, весь пол был уже залит ее красной-красной кровью, но она все еще выплескивалась из разрезанного горла, выталкивая последние крупицы жизни из ее тела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Тсани!
Мой вой-крик всколыхнул реальность, я упал на колени возле алтаря, но разве что-то имело значение? Ее сердца бились все тише и тише…
Но она вдруг посмотрела на меня и что-то беззвучно прошептала онемевшими губами.
— Что, моя тсани, что ты хочешь сказать?!
Как я не пытался разобрать ее шепот, мне этого так и не удалось, а потом ее глаза полностью закрылись. Разрываемый горем я склонился над ней, вбирая ее последнее дыхание, пусть хоть малая частичка ее духа останется со мной.
Я плакал, долго плакал стоя на коленях перед черным алтарем. Кричал, порывался придушить Аллос, что собственной рукой оборвала жизнь моей богини. Паучиха не сопротивлялась, не пыталась закрыться, молча сносила мои оскорбления. Вместо со мной выли и рыдали еще две сестры-по-Дому, последние, что оставались из Пробужденных. Трое Реш, что были созданы самим Хаосом, и я, Самосотворенная Аватара, Тот-что-прошел-по-Пути.
Что толку от этого? В чем смысл?!
Последний отчаянный вопрос я выкрикнул вслух и Аллос впервые ответила:
— Смысл в Возрождении. Даже Пожиратель Душ не способен усыпить ее на всю оставшуюся вечность. Она согласилась отдать жизнь за Возрождение нашего Дома. Придет время, и Реш вернут свой долг — и ей, и всему Первозданному.
Я вскинулся, посмотрел на сгорбившуюся Аллос и впервые осознал, что она любила Ваэль ничуть не меньше, чем я. Иначе, но не меньше.
Поднявшись с колен, я посмотрел на самую старую хаоситку из ныне живущих:
— Ты уверена, что она Возродится?
— Да, она всегда возвращается, так будет и в этот раз. Только…
— Только? — поторопил ее я.
— Не сразу. Придется подождать.
— Сколько?
Аллос виновато опустила голову:
— Не знаю. Может быть несколько десятков тысяч лет, а может и несколько Эпох.
Ярость моя выплеснулась злым ударом по ближайшей колоне, сестры-по-Дому взвыли новой нотой Плача. Тысячелетия, сотни тысяч лет… Смогу ли я пережить, не сойти с ума, не потеряться?
— Убей меня!
Аллос отшатнулась, отрицательно замотала головой:
— Нельзя! Отец…
— Ты говорила с Ним?
Мой вопрос повис в воздухе и даже Та-что-иногда-звалась-Кицунэ замерла и прекратила рыдать. А Аллос все молчала. Наконец, Паучиха нехотя призналась:
— Нет, с Ним говорила только Нешамах, но ее приказ был однозначным — она последняя Реш, что умрет на Алтаре Храма.
В такт с ее словами, стены вокруг нас задрожали, а ветер снаружи уже не завыл, но зарычал грозным зверем.
— Нам пора уходить, если…
Что «если» мы уже не узнали, Око Бури все же закрылось и на Храм обрушилась вся мощь первозданной стихии. Колоны шли трещинами, потолок обваливался, Аллос пыталась свить Кокон, хоть как-то защитить нас, но очередным порывом нитей ее утянуло обратно, в тот мир, к которому она оказалась невольно привязана. Следующей в вспышке неконтролируемого портала исчезла Кицунэ, а потом и та, вторая сестра, чье имя я никак не могу вспомнить.
Тело пронзила острая боль, и я понял, что скоро и мне придется уйти, если я все еще на что-то надеюсь. В последний раз взглянув на алтарь, я окинул взглядом Ваэль, запоминая, прощаясь с ней. Она лежала изломанной куклой на черном мраморе, постепенно погружаясь в ставшую вязкой поверхность, а рядом сверкал платиной Пожиратель Душ, сакэш, что Аллос оставила данью Храму. И верно, клинкам, оборвавшим нить судьбы Аватары не место в мирах…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Не смог найти своего места и я, хоть и старался бессчётное количество раз. Полной неожиданностью стало послание Отца, что Он передал мне сразу после смерть Ваэль. Его поручение я выполнил с точностью, хоть и мне и претило сделанное, но разве поспоришь с волей Хаоса? Пришлось открыть Путь Обратно для не успевшей уйти далеко души Девятого Хранителя. Тхеф оказались с гнильцой, но раз они были нужны Отцу, то я не стал спорить и помог Хранителю Ламах с возрождением его Дома.
