Но и стоять на месте вроде бы бессмысленно, не для того все затевалось. Поэтому к сегодняшнему свиданию Игорь подготовил вопрос, который вполне, как ему показалось, уместно задал:
- Значит, я не могу больше ни на что рассчитывать?
Она с интересом взглянула на него, и Игорю показалось, что в глазах учительницы мелькнуло что-то похожее на обиду.
- А на что вы, собственно, хотите рассчитывать, Игорек?
Его бесило это "Игорек", она разговаривала с ним как с мальчишкой, как с учеником, подчеркивая тем самым огромную разницу в возрасте. Ничего, придет время - и все переменится - Например, на то, что вы согласитесь пойти со мной в театр. Или хотя бы на то, что во время наших с вами прогулок вы позволите держать вас под руку.
Ольга Петровна остановилась и посмотрела на Игоря спокойно и печально.
- Я не понимаю, зачем вам это нужно. Ну объясните мне, Игорек, зачем вам нужно дарить мне цветы, провожать до дому и водить в театр. Неужели у вас нет более интересного занятия?
В точку попала. Нет у него более интересного занятия, чем делать свое Дело. Делать не торопясь, со вкусом, наслаждаясь каждой минутой, каждым шагом, каждым словом. Тщательно и заранее продумывая каждую деталь и постепенно воплощая замысел в жизнь. Но разве ей объяснишь!
- Нет на свете занятия более достойного и приятного, чем дарить цветы прекрасной и умной женщине, провожать ее и ходить с ней в театр.
- У вас действительно были прекрасные учителя, - усмехнулась Киселева. - И в какой театр вы собираетесь меня пригласить?
- В "Современник".
- На какой спектакль?
- На "Вишневый сад", разумеется.
- Почему?
- Потому что вы преподаете литературу, а "Вишневый сад" - это школьная программа, так что к пьесе у вас не будет претензий. Я бы не рискнул предложить вашему вниманию модерн или сюр.
- И все-таки, почему именно "Вишневый сад"? Ведь в московских театрах есть и другие спектакли по пьесам из школьной программы, "Чайка", например, или Островский в Малом театре.
Ни "Чайка", ни Островский его не устраивали, ему нужен был именно "Вишневый сад". Потому что все случилось на уроке, когда они писали сочинение по этой пьесе Чехова. Это было частью плана, одной из многочисленных его изюминок.
- Я люблю "Современник", Ольга Петровна, а в этом спектакле играют мои любимые актеры. Но если вы возражаете, я возьму билеты на Островского.
- Нет, Игорек, я не возражаю. Пожалуй, я пойду с вами в театр. Когда?
- Послезавтра. Вы сможете?
Он ждал ответа, затаив дыхание. Она согласилась пойти, но это только полдела. У Ольги Петровны есть дети и маленькая внучка, с которой ей регулярно приходится сидеть. Она сама ему об этом рассказывала. А вдруг именно послезавтра ей собираются подкинуть малышку, и ничего уже нельзя переиграть? Господи, она уже бабушка, как же он сможет… Нет, не надо думать об этом, Дело есть дело.
- Смогу, - ответила Ольга Петровна, чуть поколебавшись. - Дочь, правда, просила взять внучку на выходные, ведь послезавтра у нас пятница… Но ничего страшного, я заберу ее в субботу с утра.
Они дошли по Стромынке до поворота на Малую Остроумовскую улицу. Еще две минуты - и дом, в котором живет Ольга Петровна.
- Спасибо, Игорек, мне было приятно вас видеть.
Она протянула ему руку, и Игорь подумал, действительно ли ей было приятно, или это просто формула вежливого прощания. Он взял ее руку и поднес к губам.
Это тоже было домашней заготовкой на сегодня. Рука у Ольги Петровны неухоженная, с коротко остриженными ногтями без лака, с суховатой и слегка шершавой кожей.
И с намечающимися пигментными пятнышками. Да, старость не за горами.
- Я буду ждать в вас на крыльце перед входом в театр послезавтра, в половине седьмого. До встречи, Ольга Петровна.
Он подождал, как и диктуется правилами хорошего тона, пока она скроется в подъезде, и только после этого двинулся назад к метро. Ну конечно, так он и знал, какой-то козел намертво "запер" его машину, ни вперед, ни назад не выехать. Но Игорь не испытывал раздражения.
Он делал Дело, а все остальное значения не имело. Можно пока прогуляться до парка, подышать воздухом, подумать, проанализировать события - весь разговор, каждое слово, каждый взгляд - и наметить план на пятницу.
Продумать заранее, что и как говорить, как вести себя во время спектакля и после него, какие цветы купить, как одеться, чтобы произвести на учительницу нужное впечатление. И самое главное - какие жесты можно себе позволить уже послезавтра, а какие еще рано, есть опасность спугнуть. Можно ли накрыть ладонью ее руку в темноте зрительного зала? Или пока ограничиться только "случайным" прикосновением?
Игорь не любил импровизаций, он предпочитал загодя составлять план и строго и неуклонно ему следовать.
Через полчаса он вернулся к машине и с удовлетворением отметил, что выезд свободен, а в голове у него сложилась четкая и понятная картина похода в театр.
Глава 4
НИКА
Это был во всех отношениях удачный день. Удача как таковая наметилась еще накануне вечером, когда Наталья Сергеевна сообщила, что весь следующий (то бишь сегодняшний) день намеревается провести дома, поскольку в работе ее наступил временный перерыв. Такие перерывы случались и раньше, ведь дизайнер-архитектор - творец свободной профессии, заказчик есть - работает, заказчика нет - сидит дома. Перерывы у Мадам бывали как короткими - два-три дня, так и подлиннее, например, однажды она просидела без заказов целых две недели, в течение которых я могла уходить днем куда угодно.
- Ника, завтра я буду дома, так что вы можете, если хотите, планировать собственные дела.
Нет, что ни говори, а Наталья хороший человек Ни Гомер, ни Денис, ни Алена никогда не снисходили до того, чтобы по собственной инициативе отпустить меня.
Ну, Великий Слепец - еще ладно, он, по-моему, за год так и не сообразил, что я существо одушевленное и могу иметь какие-то потребности. Денис, похоже, понимал, что я живая, но со свойственным молодым людям апломбом полагал, что женщина в тридцать семь лет (да-да, это в начале истории мне было тридцать шесть, а теперь уже, увы, на год больше) не живет, а доживает свою жизнь, доволакивает, с трудом шевеля ногами, свое бренное существование, посвящая всю себя беззаветному служению детям и внукам (если повезет) или чужим людям (если не повезет, как мне). Денис вообще редко сидел дома, у него, помимо учебы в институте, находилась масса преинтереснейших занятий, он рано уходил и поздно возвращался, а бывало, что и не возвращался вовсе, поскольку оставался ночевать у своей пассии. В те же редкие дни, когда он никуда не уходил с самого утра, он никогда не мог ответить со всей определенностью, сколько времени собирается пробыть дома. Он мог твердо пообещать мне два часа "отгула", но когда я возвращалась, то заставала в квартире только Николая Григорьевича в обществе немногочисленных животных и многочисленных растений. Оказывается, Денис вдруг вспомнил, что кому-то что-то пообещал или ему куда-то срочно нужно. (Помните у Жванецкого: "Мне в Париж по делу надо".) Или наоборот, парень явно собирался уходить, одевался, с кем-то созванивался, а спустя некоторое время я обнаруживала его лежащим на диване с пультом от телевизора в руках или сидящим за компьютером с неизменным Патриком на плече. Он, видите ли, передумал ехать туда, куда только что собирался. Но, может быть, опять вскоре надумает.
Алена же - это вообще особая статья. Она девушка целеустремленная и собранная, всегда точно знает, когда, куда и зачем пойдет, она все записывает в ежедневник и постоянно заглядывает в него, чтобы ничего не забыть и никуда не опоздать. Но! Она так и не простила мне измены Патрика. Алена убеждена, что самим фактом извлечения котенка с улицы и водворения его в Семье получила незыблемое и непреходящее право на его любовь и преданность. Патрик же этой точки зрения почему-то не разделял, в руки своей спасительнице не давался, а спать уходил ко мне. Из-за этого девочка безумно ревновала несчастного кота и, как я подозреваю, столь же безумно ненавидела меня. И потом, ей, ученице выпускного класса, очень нравилось чувствовать себя "новой русской, имеющей прислугу". Она, как и Денис, не давала мне возможности планировать выходы из дома, но в отличие от брата делала это умышленно, а не от безалаберности. Ее коронным номером было ожидание мифического телефонного звонка, после которого ей станет ясно, будет она уходить или нет. По-моему, ей доставляло удовольствие измываться надо мной. Ну да ладно, она еще маленькая и глупенькая, какой с нее спрос. Это когда тебе за пятьдесят, ты имеешь полное право считать прожитые годы той высотой, с которой лучше видно. А когда тебе семнадцать, ты не то что не на высоте, ты даже и не на равнине пока, так, в ямке сидишь, а из ямки обзор, как известно, весьма и весьма ограниченный, да и перспектива искажается, и все, кому за тридцать, кажутся тебе ветошью, доброго слова не стоящей, и прошлым веком.