Началось обсуждение подробностей замысла. Сюзан, после того как дала свое согласие, была полна решимости не уронить честь Инглсайда — празднование дня рождения должно пройти так, чтобы даже Мэри Мерайя Блайт не нашла, к чему придраться.
— Я думаю, Сюзан, что мы устроим праздничный завтрак. Тогда гости уйдут не очень поздно, и вечером я смогу поехать вместе с доктором на концерт в Лоубридж. Мы сохраним все в тайне и сделаем ей сюрприз. Она не должна знать ничего о предстоящем празднике до самой последней минуты. Я приглашу всех, кто нравится ей здесь, в Глене.
— А кто бы это мог быть, миссис докторша, дорогая?
— Ну, тех, к кому она относится терпимо. И ее кузину Аделлу Кэри из Лоубриджа, и кое-кого из Шарлоттауна. У нас будет большой фруктовый торт с пятьюдесятью пятью свечками…
— Который, разумеется, предстоит испечь мне.
— Но, Сюзан, вы же знаете, что на всем нашем острове нет никого, кто мог бы испечь фруктовый торт лучше, чем вы.
— Я знаю, что я как воск в ваших руках, миссис докторша, дорогая.
Последовала неделя таинственных приготовлений. Весь Инглсайд жил в атмосфере секретности. С каждого было взято торжественное обещание не выдавать тайну тете Мэри Мерайе. Но Аня и Сюзан не учли, что есть еще и такая вещь, как слухи. Вечером накануне торжественного дня тетя Мэри Мерайя возвратилась из Глена, куда ходила с визитом, и застала их, довольно усталых, сидящих без света на застекленной террасе.
— Все в темноте, Ануся? Не могу постичь, как это кому-то может нравиться сидеть в темноте? На меня мрак нагоняет тоску.
— Это не темнота. Это сумерки. Свет и темнота соединились в любовном союзе, и необыкновенно прекрасен плод его, — сказала Аня скорее себе самой, чем кому-то другому.
— Надеюсь, что хотя бы тебе самой, Ануся, понятно, о чем ты говоришь. И значит, у вас завтра гости?
Аня резко выпрямилась в кресле. Сюзан, уже сидевшая очень прямо, не могла сесть еще прямее.
— Но… но… тетечка…
— Ты всегда предоставляешь мне узнавать новости от посторонних, — сказала тетя Мэри Мерайя, но, казалось, скорее с грустью, чем с гневом.
— Мы… мы хотели, чтобы это был сюрприз, тетечка.
— Не понимаю, Ануся, зачем вам собирать гостей в такое время года, когда погода так неустойчива.
Аня вздохнула с облегчением. Очевидно, тетя Мэри Мерайя знала лишь, что придут гости, но не подозревала, что это имеет какое-то отношение к ней.
— Я… я хотела собрать гостей, тетечка, до того, как отцветут весенние цветы.
— Я надену мое платье из темно-красной тафты. Вероятно, Ануся, если бы я не услышала эту новость в деревне, все твои нарядные друзья застали бы меня завтра в ситцевом капоте.
— О нет, тетечка, мы, разумеется, вовремя предупредили бы вас.
— Ну, если мой совет что-то значит для тебя, Ануся, — а иногда я почти убеждена, что не значит, — я хотела бы сказать, что впредь тебе лучше не быть столь уж скрытной. Между прочим, в деревне говорят, что это Джеймс бросил камень в окно методистской церкви.
— Это не он, — сказала Аня спокойно. — Он сказал мне, что не делал этого.
— Уверена ли ты, дорогая Ануся, что он не лжет?
— Вполне уверена, тетя Мэри Мерайя. Джем ни разу в жизни не сказал мне неправду.
— Ну, я подумала, что тебе следует знать, какие идут разговоры.
И тетя Мэри Мерайя удалилась с величественным видом, нарочито избегая Заморыша, который лежал на полу на спине в надежде, что кто-нибудь пощекочет ему животик.
Сюзан и Аня глубоко вздохнули.
— Пожалуй, я пойду в постель, Сюзан. Только бы завтра был погожий день. Не нравится мне что-то вид того темного облака над гаванью.
— Будет ясно, миссис докторша, дорогая, — успокоила Сюзан. — Так говорит календарь.
У Сюзан был календарь погоды на год вперед, с предсказаниями, сбывавшимися довольно часто, чтобы поддержать его репутацию.
— Оставьте боковую дверь открытой, Сюзан. Доктор скорее всего вернется из города довольно поздно. Он вызвался купить розы — пятьдесят пять золотистых роз. Я слышала, как тетя Мэри Мерайя сказала однажды, что желтые розы — единственные цветы, какие ей нравятся.
Полчаса спустя Сюзан, читая, как обычно, главу из Библии на ночь, наткнулась на стих:
«Не учащай входить в дом друга твоего, чтобы он не наскучил тобою и не возненавидел тебя»[7]. «Даже в те времена», — подумала она и отметила место в книге веточкой кустарниковой полыни.
Аня и Сюзан встали рано, желая завершить последние приготовления, прежде чем тетя Мэри Мерайя спустится из своей спальни. Аня всегда любила вставать рано и ловить те таинственные полчаса перед восходом, когда мир принадлежит феям и древним божествам. Ей нравилось смотреть на бледно-розовое и золотистое утреннее небо за церковным шпилем, на полупрозрачное пламя восхода, разгорающееся над дюнами, на первые лиловые спирали дыма, поднимающиеся с деревенских крыш.
— День-то словно на заказ, — самодовольно заметила Сюзан, посыпая кокосовой крошкой апельсиновую глазурь на торте. — Попробую-ка я, миссис докторша, дорогая, сделать еще и эти сливочные шарики по новому рецепту. И непременно буду каждые полчаса звонить Картеру Флэггу, чтобы он ни в коем случае не забыл про мороженое. А еще надо успеть тщательно вымыть со щеткой ступеньки крыльца.
— Есть ли в этом необходимость, Сюзан?
— Миссис докторша, дорогая, вы пригласили миссис Эллиот, разве не так? Она увидит ступеньки нашего крыльца только безупречно чистыми! А вы займитесь украшением столовой, миссис докторша, дорогая, хорошо? У меня нет для этого врожденного таланта — красиво расставлять цветы.
— Четыре торта! Вот это да! — сказал Джем.
— Если уж у нас праздник, — заявила Сюзан высокомерно, — так это праздник.
Гости пришли в должное время и были встречены тетей Мэри Мерайей в платье из темно-красной тафты и Аней в платье из светло-коричневой вуали. Аня хотела надеть белое муслиновое, так как день был по-летнему теплый, но передумала.
— Очень благоразумно с твоей стороны, Ануся, — отметила тетя Мэри Мерайя. — Я всегда говорю, что белое — это только для молодых.
Все шло по плану. Стол выглядел великолепно — лучшая Анина посуда и экзотическая красота белых и фиолетовых ирисов. Сливочные шарики Сюзан произвели сенсацию — ничего подобного в Глене еще не видели; ее молочный суп был последним словом кулинарной науки; на салат-оливье пошли инглсайдские "куры, которые действительно куры"; затравленный Картер Флэгг прислал мороженое минута в минуту. И наконец Сюзан, неся перед собой торт с пятьюдесятью пятью зажженными свечами так, словно это была голова Иоанна Крестителя на блюде[8]вошла и поставила его перед тетей Мэри Мерайей.
Ане, внешне безмятежной, улыбающейся хозяйке, уже довольно давно было не по себе. Хотя все, казалось, шло гладко, с каждой минутой углублялась ее уверенность в том, что их затея терпит крах. По прибытии гостей она была слишком занята, чтобы заметить, как изменилась в лице тетя Мэри Мерайя, когда миссис Эллиот сердечно поздравила ее с днем рождения и пожелала долгих лет жизни. Но когда все уже сидели за столом, Аня вдруг осознала, что тетя Мэри Мерайя отнюдь не выглядит довольной. Она явно побелела — не может быть, чтоб от гнева! — и за весь завтрак не произнесла ни слова, если не считать кратких и отрывистых ответов на обращенные к ней вопросы и высказывания гостей. Она съела только две ложки супа и три ложки салата; что же до мороженого, она вела себя так, будто его и не было на столе.
Когда Сюзан поставила перед ней торт с его мерцающими пятьюдесятью пятью свечками, тетя Мэри Мерайя отчаянно сглотнула, но все же не смогла подавить рыдание и в результате издала звук, похожий на судорожный кашель.
— Тетечка, вы не совсем здоровы? — воскликнула Аня.
Тетя Мэри Мерайя бросила на нее ледяной взгляд.
— Я вполне здорова, Ануся. Удивительно здорова для такого почтенного возраста.
В этот весьма удачный момент в столовой появились близнецы. Вдвоем они внесли корзинку с пятьюдесятью пятью желтыми розами и среди неожиданно воцарившегося молчания вручили ее тете Мэри Мерайе, лепеча поздравления и добрые пожелания. За столом зазвучал хор восхищенных голосов, но тетя Мэри Мерайя не присоединилась к нему.
— Бли… близнецы задуют свечи вместо вас, тетечка, — неуверенно и обеспокоенно выговорила Аня, — а затем… вы ведь разрежете торт?
— Не будучи совсем одряхлевшей — пока еще, — я, Ануся, могу задуть свечи сама.
Тетя Мэри Мерайя начала задувать свечи — нарочито усердно и размеренно. С таким же усердием и размеренностью движений она нарезала торт и отложила в сторону нож.
