Дети сгрудились вокруг. Собака угрожающе зарычала, но приближаться к Геральту побоялась.
– Ведьмак, – прошептал заводчанин. – Бери деньги. Не губи малыша. Все бери…
Геральт досадливо поморщился:
– Мы, кажется, договорились, уважаемый. Ведьмаки не меняют решений. Так что давай не станем затевать бесплодных дискуссий.
Шагнув вплотную, Геральт протянул руку и сцапал мальчонку за шиворот. Собака попятилась и зарычала громче. Но нападать по-прежнему боялась.
– Не отда-а-ам! – заголосила мать.
Побелев еще сильнее, человек попытался оттолкнуть Геральта.
– Даже так? – удивился ведьмак и выстрелил.
К счастью – в потолок.
– Синтия! Ружье! – рявкнул он.
Оружие само прыгнуло в руки. Синтия действовала как в тумане.
– А ну к стене все! – звонко крикнула она.
Женщина оцепенела. Дети плакали – особенно те, что помладше. Собака зашлась визгливым лаем. Геральт коротким выверенным ударом сшиб отца семейства наземь, пнул десятилетнего пацана, бросившегося было батьке на помощь, и схватил мальчика-двухлетку. Плату за единственную нажатую кнопку.
– Уходим! – скомандовал Геральт.
Синтия, пятясь спиной вперед, отступила к двери, потом тем же манером в коридор. Секундой позже из пультовой выскочил Геральт с ружьем в руке и мальчиком под мышкой. Дверь Геральт захлопнул.
– К выходу! – приказал он.
Синтия побежала. Мимо сторожки с видеофоном к турникетам.
Из четырех стеклянных дверей была открыта только одна. Поэтому перед самым выходом наружу случилась короткая заминка. Но и ее хватило, чтобы понять: никто их не преследует. Да и уж слишком мирным и бестолковым выглядел попавший в беду заводчанин рядом с Геральтом. Даже рядом с Синтией.
Мальчишка хныкал.
А у Синтии в голове под равномерный аккомпанемент пульса бился один-единственный вопрос – зачем? Зачем все это?
И не было ей ответа.
* * *
Они удалились от недоброго района и завода с прессом километров на десять. Смежный район, впрочем, выглядел ненамного лучше – кварталы дряхлых одноэтажных домов с осыпающейся со стен штукатуркой и обветшалыми крышами. Поверх высоких заборов росла трава и даже виднелись небольшие деревца. Начинало темнеть, но Геральт только здесь принялся осматриваться в поисках ночлега. Ночлег на территории завода с прессом, равно как и на территории соседних фабрик, ведьмак отверг с ходу. За все время он не проронил ни слова, даже на плачущего малыша не прикрикнул ни разу. Но зато под финал первого часа стремительного рейда сквозь район он вынул мобильник, пару раз щелкнул кнопками и произнес всего одну фразу:
– У меня найденыш, двухлетка. Пусть кто-нибудь из свободных меня отыщет.
И тотчас отключился, даже не выслушав ответ. Синтии почему-то показалось, что звонил Геральт не Весемиру, а кому-то другому.
Ночлег нашелся в доме, который выглядел поновее собратьев. Калитка оказалась запертой лишь на засов, а с этим справиться было нетрудно. Пока Синтия держала малыша, Геральт перемахнул через забор и без труда открыл ее изнутри. На захламленном дворе даже не хотелось задерживаться. Геральт сразу вскрыл дверной замок и обошел дом, комнату за комнатой, помещение за помещением.
Расположились в комнате с камином. Камин Геральт сразу же разжег, натаскав со двора каких-то прелых досок. Горели доски неохотно и дымно и вдобавок источали неприятный посторонний запах – наверное, были чем-то пропитаны. Но выбирать не приходилось. Синтия занялась готовкой. И лишь когда котелок наполнился всем необходимым и был водружен на специальное возвышение с лункой в камине, у самого огня, а пацан от пережитых треволнений уснул рядом, на подстеленном тулупе, полуорка посмела повернуться к Геральту и задать мучивший ее вопрос:
– Зачем?
Геральт мрачно взглянул на нее. Именно мрачно – редкий случай, когда лицо ведьмака выражало хоть какие-то эмоции.
– Что – «зачем»?
– Зачем ты отобрал малыша у родителей? Зачем не взял денег, если не можешь поступиться своим дурацким кодексом ради чьих-то жизней?
– У таких родителей малыш скорее помрет, чем от испытания фармацевтикой, – сказал Геральт тихо. – Считай, он уже мертв. Я вернул его к жизни, но жизнь его теперь принадлежит мне.
– Мать есть мать, – еще тише возразила Синтия. – Какой бы она ни была – ребенку с ней будет лучше всего.
– Меня не мать волнует, – пояснил Геральт. – И даже не этот ребенок.
– А что же тогда?
– Город. Только город – и больше ничего.
– А что сделается городу, если ты вытащишь из-под пресса двухлетнего мальчишку и отдашь его матери?
– У города станет ведьмаком меньше.
– Так уж и станет! Ему еще нужно выжить после вашего изуверского испытания! Я знаю, выживает один из десяти!
– Значит, у города станет десятой частью ведьмака меньше. Если мы не станем подбирать себе замену – кто защитит город? Кто завтра вытащит снова попавшую под пресс мать с его братьями и сестрами?
– Неужели не найдется кому?
– Если об этом не позаботиться уже сегодня – не найдется. Ведьмаков и так становится все меньше и меньше.
– Потому что чудовищ становиться все меньше и меньше.
Геральт печально улыбнулся:
– Это только кажется. Чудовищ не стало меньше. Их стало труднее распознавать. И труднее убивать. Вот и все.
– А если бы у того человека нашлось двадцать тысяч? Ты бы содрал целую кучу денег за разбитое стеклышко и нажатие на кнопку?
– Я беру деньги не за то, что жму на кнопку. Я беру деньги за то, что всегда знаю, на какую кнопку жать.
Синтия неожиданно переметнулась на соседнюю ветвь все той же темы:
– А скажи, Геральт, тебя тоже когда-то вот так же отняли у попавшей в беду матери? В качестве платы за спасение братьев и сестер?
– Нет.
– А как же ты стал ведьмаком?
– Это важно?
– Да.
– А по-моему – нет. Совершенно неважно.
– Важно! – упорствовала Синтия. Что-то такое прозвучало в ее голосе. Что-то такое, что заставило Геральта не отмахнуться, не промолчать, как обычно, а, глядя в сторону, глухо и раздраженно, но все же ответить:
– Не было у меня родителей. По крайней мере, я их не помню. Меня Зигурд на улице подобрал. Бродягой я был. Оборванцем.
– В два года? – с невольной иронией уточнила Синтия.
– Мне было около четырех.
– Но… четыре года – это ведь поздновато для ведьмачьего испытания!
– Я знаю. Однако я выжил. Тогда у нас совсем плохо было с найденышами. Брали даже заведомых смертников – меня, например, взяли.
Синтия протестующе покачала головой:
– Все равно… это ужасно. Вы губите девять подобранных детей, чтобы десятый стал ведьмаком!
– И спас сотни, а то и тысячи живых, – жестко закончил фразу Геральт. – Не забывай об этом. И не напоминай лишний раз, что я должен хранить Большой Киев и покой киевлян не только за себя, но и за тех девятерых,
