И тут же "император" прозвонил три раза в медный колокольчик, взяв его с длинного, но непокрытого скатертью стола, и, когда точно из-под земли выросли два дюжих молодца в красных шелковых рубахах, похожие на трактирных половых, сказал им:
- Обед готовьте на... тринадцать человек! Чтобы мигом было, по полному чину, а сейчас - закуска! Вина, водки - все лучшее! Высоких сегодня мы принимаем гостей!
Когда молодцы в алых рубахах убежали, "император", понимая, что произвел на высоких гостей сильное впечатление, сказал:
- Это ещё что! А ванную мою с бассейном осмотрите, а уборные с мраморными клозетами, да и не только осмотрите, но и воспользуйтесь, окажите милость рабу, холопу вашему!
- Да кто вы такой, в самом деле? - подошла к "императору", горделиво поправлявшему аксельбант, Александра Федоровна. - Выражаетесь вы не только учтиво, но, я сказала бы, вполне культурно, но почему же вы называете себя нашим холопом и рабом?
- А это от истинного осознания своего мизерного положения, - зачем-то хлюпнув носом, сказал "император". - Впрочем, кто бы не почувствовал свою малость в сравнении с вашим величием? Никто, во всей Вселенной никто!
Александра Федоровна ничего не ответила, а только грустно улыбнулась, вспомнив о своем былом положении и сравнив его с настоящим - жалким и полным опасностей существованием. Впрочем, она не отказалась посетить ванную комнату "императорского" дворца, куда потом прошли и дочери и Алеша, а потом и Николай. Пока приводили себя в порядок, стол оказался застеленным довольно чистой скатертью, и на нем красовался прекрасный сервиз, хотя наметанный взгляд бывшей императрицы сразу же заметил, что он составлен из разных столовых гарнитуров. Однако после лесной избушки, где августейшей семье приходилось есть из деревянной посуды, где они не могли спастись от грязи, обстановка дома этого странного человека показалась всем просто невероятно роскошной.
Появились закуски, а тут подошли и прочие участники обеда - несколько "гвардейцев" владельца дома, которых Николай запомнил как членов свиты "императора". Молчаливые, угрюмые, косо смотревшие на гостей, казавшихся им подозрительными уже потому, что атаман так быстро переменился к ним, посадил рядом с собой.
Закуски оказались обычными домашними соленьями, но вино, как видно, из не опустевшего ещё барского погреба, понравилось даже Николаю, спросившему наконец у "императора":
- Вы меня так заинтриговали, столько надавали авансов, что я весь в нетерпении и желаю поскорее узнать, кто вы такой и что вы от меня хотите?
"Император" в каком-то неуместном назидательном жесте поднял вверх руку с зажатой в ней вилкой и, прожевывая соленый гриб, сказал:
- То-то и оно...
- Что означает эта фраза? - улыбнулся Николай, старавшийся говорить любезно, чтобы не испортить настроение человеку, от которого зависела, быть может, его жизнь.
- А то, что я ваш интерес понимаю, очень понимаю, - сурово сдвинул брови "император". - Ну-с, я его сейчас удовлетворю, пока горячее не принесли. Значит, так, возможно, я вас сразу удивлю, ибо сообщу, что я - не барин, не хозяин этого именья, а попросту... императорский осколок.
- Это выражение мне уж и совсем непонятно, - потупил глаза Николай. Изъяснитесь, прошу вас.
- Охотно-с, - наливая полный бокал вина и выпивая его, сказал "император". - Да, Николай Александрович, я сразу в вас узнал бывшего монарха, но... хотел вас расстрелять. Поначалу. Потом же, увидев вашу августейшую супругу и августейших же детей, я передумал, но вовсе не потому, что принял близко к сердцу их слезы, не потому. Одна идея словно громом меня сразила, оглушила: я понял, что императора России, истинного императора, с кровями королевских, благороднейших фамилий в жилах, нужно не убивать, а заставить или... упросить служить себе. Ведь я - императорский осколок!
- Так что же это за осколок все-таки? Не хотите ли вы сказать, что являетесь плодом какого-то морганатического брака? - с заметной иронией в голосе спросил Николай.
- Нет-с, отнюдь, все это было бы слишком просто, очень тривиально, возразил "император", залезая аксельбантом в свою тарелку. - Слушайте мысль мою, ваше величество, внимайте: все русские - осколки императоров, потому что носят в свободных своих натурах как бы ваше отражение, только крошечное, почти незаметное. Представьте себе зеркало, огромное трюмо, в которое вы смотритесь. Там вы видите себя, царя, во весь свой величественный рост, но революция настала, и зеркало разбилось на множество таких вот, - "император" показал на черный ноготь пальца, - осколочков, и каждый человечек, даже самый дрянненький, забрал себе то, что вам принадлежало раньше, только в самой малой части. Власть взял себе, свободу! Монарха, государства - нет, есть лишь миллионы царей, которые вольны делать то, что раньше им не давалось, но грезилось всегда. Ведь русский - он царь в душе, он свободен, жаждет крови, воли, а прежде он был в тенетах твоей власти. Теперь - другое! Мы все - осколки твоего величия, мы - царствуем, а ты уже никто!
Николай с интересом выслушал тираду "императора" и спросил:
- И почему же вы решили, что мои подданные, в прошлом мои, такие вот все маленькие царьки были? Я их разумными, законопослушными людьми считал, и если бы их не подбили к выступлениям мои враги, то они, меня любившие, никогда бы не взбунтовались.
"Император" с азартом ударил себя по ляжке, произведя при этом движении громкое шуршание эполетами.
- А вот как бы не так, ваше величество! Плохо вы своих подданных знали, видели их только на церемониях да на парадах, когда они вам хлеб с солью подносили. А не знали вы, что управляете полуторастами миллионами царей. Ведь крестьяне у вас подданные были, по большей части крестьяне, а про крестьян даром глупые люди говорят, что они - общинники, что у них идея общества в крови с рождения сидит. Нет, не такие они, а наоборот. Каждый крестьянин - царь, над землей своей повелитель, кому бы она ни принадлежала, над двором, над членами своей семьи. Это горожане общественники, ибо ничем не владеют, ибо им, живущим и работающим бок о бок, приходится следовать правилам поведения, то есть уничтожать в себе волю. Русскому же крестьянину не нужно сдерживаться, он - сверхчеловек, а поэтому и рухнула твоя монархия, царь, что каждый решил проявить наконец свое сверхчеловечество и забрал у тебя осколок твоего императорского величия.
Под конец своей жаркой речи "император" даже поднялся, не замечая, что на его аксельбанте повис укропный кустик, а Николай тихо спросил, замечая, как съежились его родные под влиянием слов хозяина:
- А, значит, вы тоже русский крестьянин, очень приятно. Я польщен общением с русским сверхчеловеком.
- Нет, я не крестьянин, - словно выпустив из себя пар красноречия и тотчас сжавшись, сморщившись, как пустой мячик из гуттаперчи, хмуро заметил севший на место "осколок императора". - Моя настоящая фамилия Иванов такая пошлость! Я был учителем в земской школе, много читал, был горд знаниями и ненавидел свое положение с десятью рублями месячного жалованья. В довершение всего я был очень похож... на вас, и это меня страшно бесило. "Как так, - думал я, - почему у Николая Романова, который похож на меня, как один пятак на другой, который не знает всего, что знаю я, вся страна под стопой, а я, нищий учитель, вынужден влачить полуголодное существование, выносить выговоры всякого там уездного начальства, кланяться всякой мелюзге, помещикам!" И вот настал мой день, настал мой час! Я поднял деревенских мужиков против тутошнего барина, в доме которого вы сейчас сидите, я занял его место, пью его вино, сплю на его кровати, ко мне, как к императору, которым я себя объявил, сбегаются другие осколки царя, то есть вас, и скоро, я уверен, мы сумеем собрать все зеркало, в которое смотрелись вы! Мы соединим осколки, а потом только я один, так похожий на вас, буду смотреть на свое отражение, так похожее на ваше!
Николай, приглядываясь к "императору", все больше хмелевшему от подливаемого вина, понимал, что имеет дело или с алкоголиком, или с умалишенным.
- Хорошо, ну а от меня-то вы чего хотите? Вы привели меня в свой дом, чтобы познакомить с идеей об "императорских осколках"?
Александра Федоровна делала мужу знак глазами, желая остановить его, она боялась, что насмешка Николая может разозлить человека, которого она считала попросту разбойником, но от которого зависела сейчас, однако Николай уже сознательно хотел подразнить обойденного судьбою человека.
- То, что я хочу от вас, оставим на десерт, - уже тяжелым, костенеющим языком произнес захмелевший учитель Иванов. - Теперь же пусть мои гвардейцы вас повеселят, потому как именно веселье, развлечения, всякие там маскарады и журфиксы были вашим главным занятием, ваши величества и ваши высочества. Эй, музыка! - прокричал вдруг "император", вскакивая с места, и тотчас в зал, где происходил обед, ввалились, будто только и ждали сигнала, музыканты всё в тех же алых рубахах. С гармонями, балалайками, рожками и трещотками, они построились в ряд, а потом, повинуясь приказанию какого-то невидимого дирижера, ударили звонко и лихо задиристый плясовой напев, горячий и дикий.
