– Молодец! Ой, не могу!!! Ну, бля, ты дал!!! Во, молодежь!!! – И вдруг, в мгновение став серьезной, окаменев крупными чертами лица, тихо произнесла: – Две тысячи и два раза в неделю на квартире!
Бледный, злой, он сидел, глядя в глаза Алевтине – сурово и неотрывно. Капитан Воронцова взгляд студента выдержала легко, думая при этом, что из парня можно было бы сделать хорошего офицера. Хватка есть, чистый английский плюс внешние данные – такие дела можно закрутить!
Капитан Алевтина Воронцова в этот момент твердо решила завербовать черноглазого любовника. Плотским утехам не помеха… Институт скоро окончит, там два года школа – и младший лейтенант. Если нелегалом упорхнет, то и ей, Воронцовой, повышение. Главное – не торопиться…
– Согласен!
– Что? – сначала не поняла вербовщица, продолжая оценивать перспективы Иратова.
– Два косаря в месяц и два пистона в неделю! Только не забывай, что я учусь. У меня пять баллов по современной архитектуре!
– Молодец! Достойно!
– Свободный доступ в Шереметьево, чтоб там ваши не щипали меня! Понимаю, что не твой район, но ты договоришься… И доступ в дьюти-фри!
– Обнаглел? – Алевтина от удивления развела полными руками, словно пингвин хотел взлететь. – Страх потерял?! – Впрочем, она была готова на сделку, так, для виду показывала грозность. Прежде чем ответить, до фильтра выкурила новую сигарету, нажала клавишу японского магнитофона и под Высоцкого согласилась. – Я поля влюбленным постелю-у-у-у… – Кивнула тяжелой головой: – Согласна. – Сложив мясистые губы куриной гузкой, чмокнула ими воздух: – Ну что, зарядился, трудовой? Давай в кровать! Работать на Родину! – и пошла гиппопотамом к двуспальному дивану. – Пусть поют во сне и наяву-у-у!
– Сегодняшний пистон ты получила! В пятницу второй! Деньги будут завтра!
Иратов надел вельветовый пиджак и быстро вышел вон.
– Ты куда, сучонок?! – опомнилась Воронцова, рванулась к двери, чуть не грохнулась, устояла, выбежала на лестницу, но ее креатура в мотоциклетных перчатках уже заворачивал за угол дома…
Ни он, ни Алевтина условий не нарушали. Студент исправно приносил валюту и стрелял в цель так же пунктуально, как и в начале сделки. Его допустили до дьюти-фри, и скоро уже весь МАРХИ одевался у Иратова. За год молодой человек заработал такое количество денег, что по советским меркам хватило бы на всю жизнь. Вместе с тем Арсений каким-то мистическим образом находил время для учебы и готовил преддипломный проект… Одновременно он обзаводился связями в теневом бизнесе, где торговали металлами и приличными камнями. В бумаге деньги слабые – уже тогда понимал Иратов.
Алевтина тем временем быстро старела, оплывала, становясь похожей на городового из Салтыкова-Щедрина. Ожиревшее сердце превращалось в жадную до денег мышцу, а большое тело все больше жаждало плотских утех. Но мозг офицерши был по-прежнему ясен, а мысль остра.
Как-то на конспиративной квартире, уже после принятия ежемесячных даров, Алевтина вдруг заговорила простецким языком, будто бабушкой Иратова была.
– Ну что, Арсюха, – начала, – как думаешь, какой подарочек я тебе заготовила?
– Не знаю, – недобро отвечал валютчик. – Мне твой подарок, поди, в миллион влетит! Не люблю подарков.
– А вот и нет, милок! – Капитан Воронцова игриво придвинулась ближе. – От налога я тебя освобождаю. – Иратов поглядел на Алевтину с подозрением. – Я вот что тебе предлагаю… Да, собственно, ничего особенного не предлагаю – новую жизнь! – и заржала, как лошадь.
– С тобой?
– Там видно будет, не в этом цимес, как говорит Жанис.
– Кто это?
– Латыш, по моему ведомству проходит. Такой же трудяга, как ты, под расстрельной статьей. Но не такой красивый и любвеобильный! – И опять в голос засмеялась, точно выпь.
– Так в чем этот цимес?
Алевтина окинула Иратова суровым офицерским взглядом и выдала деловое предложение:
– Ты парень с головой, мыслишь сложными схемами!..
Иратов подумал, что его точно расстреляют. Перебивая ее, спасая жизнь, он предложил:
– Давай все по-старому. Могу денег прибавить! Сколько нужно?
– Да не бойся! Ты ж не трус. Да и ни в какое болото я тебя не тяну!
– Что же тогда?
И Алевтина поведала, чего ждет от него, молодого, перспективного, оканчивающего институт, в совершенстве владеющего иностранным языком…
– Получишь лейтенанта, станешь сам контролировать ситуацию по жизни! – Капитанша вытащила из кармана форменной рубашки красное удостоверение и поинтересовалась: – Знаешь, что это?
– Ксива ваша гэбэшная!
– А знаешь ли ты, что эта ксива на всей территории СССР, даже в этой еб… ной Прибалтике, все двери открывает?
– Подозреваю, – ответил Иратов, поняв, к чему разговор пришел. Совершенно не ожидал. Всего что угодно, но только не вербовки. – Но я архитектором хочу! Я учился… Аля, блядь, ты совсем охуела!..
– Сейчас ты валютчик! – разозлилась Алевтина. – А архитектор даже преотличное прикрытие!
– Да это западло – на гэбуху трудиться! Я Солженицына читаю, Эфраима Севелу в самиздате! Я антисоветчик и спекулянт-валютчик, подрывник экономического потенциала страны, но не офицер КГБ!
– Не на гэбуху, а на Родину, – процедила капитан Воронцова. – Чуешь разницу? А читать можешь все что угодно. Хоть Камасутру. А тренироваться на мне станешь.
Иратов выпил немного коньяка, задумался крепко, а капитан Воронцова глядела на него умиленно. Какой же все-таки красавец! Демон Врубеля! У нее имелась керамика великого художника на кооперативной квартире и еще одна голова Демона на даче.
– Подумать надо.
– Подумай, – разрешила Алевтина и в тишине сама загрустила. Оттого, что мужа нет, детеныша не завела, всю жизнь на Родину положила – и в такой тоске сердце сжалось! – Три дня хватит?
– Уложусь.
– Вот и отлично. И пистон сегодняшний… – вздернула форменную юбку к подбородку и встала на четвереньки, облокотившись о диван…
Весь следующий день у Иратова горело в мозгу, словно граната в башке взорвалась. Как ни силился, нужные мысли собрать не мог. К вечеру пламя поугасло, под черепом развиднелось, и Иратов понял, что ему нужна помощь. Перебрал всех знакомых, от директоров магазинов до деловых, но не было у него такого человека, кто мог сдернуть его с крючка КГБ. Его отказ от работы на контору – короткая прелюдия к тюрьме.
К следующему вечеру отчаянное решение пришло само и к полуночи укрепилось в своей правильности и неизбежности. Этой же ночью Иратов посетил четыре вокзала и получил в камерах хранения шесть чемоданов.
Загрузив накопленное в свои «Жигули», в семь часов утра студент-архитектор припарковал легковушку на Лубянской площади и позвонил в звонок массивной двери. Через мгновение из-за угла здания появился прапорщик с погонами внутренних войск, а с ним два солдата. Дверь так и не открылась.
