За пять лет на голой, каменистой равнине выросло восемнадцать рабочих поселков с маленькими серыми, сплошь одинаковыми деревянными домишками, — их привезли совсем готовыми из Чикаго, и теперь здесь живет многочисленное рабочее население.
В самом центре рабочих поселков, у подножия горного кряжа, таящего неистощимые запасы каменного угля, возвышается темная громада — мрачные квадраты зданий с симметрично расположенными рядами окон, а над Красными крышами этих зданий густой лес цилиндрических труб, непрестанно изрыгающих громадные клубы черного дыма; этот дым заволакивает небо черной завесой, которую то и дело прорезают яркие огненные вспышки. Ветер доносит издалека глухой грохот, похожий на раскаты грома или на гул прибоя, но более ритмичный и величественный.
Это Штальштадт — Стальной город, немецкий город, собственное владение герра Шульце, бывшего профессора химии Иенского университета, а ныне благодаря миллионам бегумы крупнейшего в мире сталелитейщика, который занимается главным образом отливкой пушек, поставляя их во все страны Нового и Старого Света.
Он отливает пушки всех видов и всех калибров, с гладким каналом и с нарезкой, с казенником, неподвижным и скользящим, — для России и для Турции, для Румынии и Италии, для Японии и Китая, но больше всего для Германии.
Благодаря могущественной силе денег, как бы по мановению волшебного жезла, выросла из-под земли эта страшная громада, этот город-завод, где живут и работают тридцать тысяч рабочих, преимущественно немцев. В два-три месяца продукция этого нового завода благодаря своему непревзойденному качеству приобрела мировую известность.
Профессор Шульце добывает железную руду и каменный уголь из собственных шахт; тут же переплавляет их в сталь и тут же отливает из нее пушки. Он сумел достигнуть того, что не удавалось ни одному из его конкурентов. Во Франции делали отливки весом до сорока тысяч килограммов; в Англии удалось отлить чугунную пушку в сто тонн весом; в Эссене, на заводе Круппа, отливают бруски стали весом до пятисот тысяч килограммов, но для герра Шульце не существует никаких пределов: закажите ему пушку любого веса, любой мощности — он отольет ее в точности, блестящую, как новенькая монета, аккуратно в назначенный срок.
Но и цену заломит, будьте уверены! Похоже, что доставшиеся ему в 1871 году миллионы только раздразнили его аппетит.
В пушечном производстве, так же как и во всяком другом, впереди всех оказывается тот, кто умеет делать то, чего не умеют другие. Излишне говорить, что пушки герра Шульце отличаются не только тем, что они могут быть любого размера, но также и своим превосходным качеством. Они, разумеется, изнашиваются от употребления, но они никогда не разрываются. Штальштадтская сталь обладает, по-видимому, какими-то особыми свойствами. Каких только сказок не рассказывают о штальштадтских таинственных сплавах и химических секретах! Но достоверно только одно — никто не знает, в чем заключаются эти секреты. Да, в этом можно не сомневаться, в Штальштадте хорошо умеют хранить секреты.
В этом уголке Северной Америки, отрезанном от мира стеной гор, окруженном пустыней, расположенном по меньшей мере на расстоянии пятисот миль от ближайшего населенного места, нет никаких следов той свободы, из которой выросла могучая сила республики Соединенных Штатов [16].
Если судьба приведет вас к стенам Штальштадта, тщетно будете вы пытаться проникнуть в его тяжелые ворота, от которых в обе стороны тянутся глубокие рвы и высятся укрепления. Суровая, неумолимая стража немедленно вернет вас обратно. Вам придется остановиться в одном из пригородов. Попасть в Стальной город вы можете только, если знаете магическое слово, пароль, или если у вас имеется пропуск, скрепленный всеми надлежащими печатями и подписями.
Такой пропуск, по-видимому, был у молодого рабочего, который в одно пасмурное ноябрьское утро прибыл в Штальштадт и, оставив в гостинице предместья свой потертый кожаный саквояж, направился пешком к ближайшим воротам этого города.
Это был рослый малый, крепкого сложения, одетый на манер американских колонистов в толстую матросскую куртку без воротника, шерстяную фуфайку и широкие плисовые штаны, заправленные в высокие сапоги. Низко надвинув на глаза широкополую фетровую шляпу, словно стараясь скрыть свое прокопченное угольной пылью лицо, он шел легкой походкой, тихонько насвистывая себе в бороду.
Подойдя к воротам, молодой человек протянул караульному бумажку, на которой было что-то напечатано, и его тотчас же пропустили.
— У вас пропуск к мастеру Зелигману, сектор «К», улица девять, мастерская семьсот сорок три, — сказал караульный. — Ступайте направо по окружному шоссе до указательного знака «К» и там подойдете к будке. Правило знаете? За вход в чужой сектор тут же увольняют! — крикнул он вслед удалявшемуся молодому человеку.
Молодой рабочий пошел по указанному направлению и очутился на круговом шоссе. Справа от него тянулось полотно окружной железной дороги, а за нею высилась точно такая же стена, как та, что окружала город. Таким образом, весь город представлял собой систему концентрических кругов, разделенных радиальными укреплениями на обособленные, не сообщающиеся между собой секторы, но опоясанные одним общим рвом и крепостной стеной.
Вскоре молодой человек подошел к столбу с литерой «К», стоявшему против массивных ворот, над которыми была высечена из камня та же буква. Он постучал в окошко будки. На этот раз к нему вышел человек на деревянной ноге, с медалью на груди. Он внимательно прочел бумажку, приложил к ней еще одну печать и сказал:
— Пойдете прямо. Девятая улица налево.
Молодой человек миновал этот второй заградительный пост и очутился, наконец, в секторе «К». По обе стороны дороги, которая вела от ворот, тянулись под прямым углом ряды одинаковых зданий.
Грохот машин становился все оглушительней. Эти мрачные серые корпуса, глазеющие тысячью светящихся окон, были похожи на каких-то чудовищ. Но пришелец, по-видимому, привык к такого рода зрелищу и не обращал на него никакого внимания.
Минут через пять он завернул на девятую улицу и, разыскав цех 743, вошел в небольшое помещение, заставленное стеллажами и картотеками, среди которых восседал мастер Зелигман.
Мастер взял пропуск, внимательно прочел его и перевел глаза на молодого человека.
— Пудлинговщиком [17] поступаете? — спросил он. — Уж очень вы молоды.
— Не в возрасте дело, — отвечал молодой рабочий. — Мне скоро будет двадцать шесть, и я уже семь месяцев как работаю пудлинговщиком. Могу, если желаете, показать вам аттестаты, которые я предъявлял начальнику вашей конторы по найму в Нью-Йорке.
