— Да я нормально себя чувствую, — сказал он.
— Дима, — Лера притронулась к его плечу. Вид у нее был на редкость серьезен. — Ты сейчас не в себе. У тебя был сильный стресс, да еще и перегрев… Ты не можешь сейчас адекватно оценивать ситуацию. Поверь, так будет лучше. Не стоит рисковать здоровьем ради работы.
Дима прищурился. Интересно, что еще она скажет? Забавно наблюдать за такими грубыми уловками, но смеяться прямо в лицо пока не стоит. Пусть себе стараются.
— Ты сейчас сам себе опасен, — подпела Ира.
— Еще одну могилу я копать не собираюсь, — буркнул Вова.
Ну да, все в сборе. Объединились на время, чтобы избавиться от того, кто кажется им самым слабым звеном.
— Подумай, Дима, ты в таком состоянии мог броситься на кого угодно, даже на Олю, — снова заговорила Лера. — Я знаю, тебе кажется, что ты в полном порядке, но ты же умный человек, ты должен понимать, что бывают обстоятельства, в которых мы не владеем собой. Это не твоя вина, тут нечего стыдиться, но ты должен что-то с этим сделать. Просто безответственно поступать иначе.
Дима кивнул. Да, на такое он бы повелся. Вчера.
— Но если вы считаете, что я опасен, — проговорил Дима, — может, стоить попросить, чтобы вас избавили от ужасного психа?
Логичное же предложение. Ожидая ответа, Дима даже почувствовал легкий азарт.
— Мы рассчитываем, что ты сделаешь это сам, — строго сказала Лера. — Хотя бы просто из порядочности.
Дима улыбнулся широко, как только мог, и с удовольствием увидел, как вытягиваются лица девушек.
— Ну-ка отойди, — прорычал Кирилл, отстраняя Леру. — Лыбится еще… Я сам с ним поговорю.
— Внимательно слушаю, — ответил Дима. Скулы начинали ныть от непривычного напряжения, но он все удерживал похожую на оскал улыбку.
— Ты, урод, сейчас возьмешь рацию и попросишься к маме, — проговорил Кирилл.
— Нет.
— Тогда я тебя излуплю в мясо, и все подтвердят, что это была самооборона.
Дима кивнул.
— Да, это могло бы сработать, — сказал он. — Если бы вы могли доверять друг другу. Но увы. Если ты меня серьезно изобьешь, я, может, и попрошусь к маме. Только ты уедешь вместе со мной. Они же тебя и сдадут. Избавятся от двоих разом, очень удобно.
— Урод, — хрипло вздохнул Антон.
— Мы все здесь уроды, — примирительным тоном ответил Дима. — Как ты там, Лера, сказала? Бывают обстоятельства…
От него отступили, и Дима наконец позволил себе расслабить лицо. Потер затекшие щеки. Они, похоже, уверены, что смерть Оли сойдет им с рук. Он обязан выиграть ради нее. Ради справедливости, в которую она так верила. Дима притронулся сквозь ткань к кальмару и вытер лоб. Какой неподвижный, загустевший воздух. Все липкое, влажное, все раздражает до невозможности. Но срываться и терять голову больше нельзя. У него нет права на слабости. Он должен не просто победить, но проделать это безупречно, чтобы у Пленского не нашлось ни малейшей причины избавиться от него. Подлецы не должны получать награду за свою подлость, и он не позволит этому случиться.
Тихо подошел Антон, посмотрел на него сверху вниз, кривя рот. Дима знал этот взгляд, гневную и в то же время тревожную мину человека, не способного выйти за свои рамки и понять, что кто-то может мыслить и жить иначе, чем он.
— Ну что еще? — устало спросил Дима.
— Если ты опять начнешь кидаться на людей, — медленно проговорил Антон, — если тронешь меня или кого-нибудь другого хоть пальцем, я тебя лично замочу, и все подтвердят, что это была самооборона.
— Если…
— Заткнись. Подтвердят. Не сейчас — на суде. Из игры я вылечу, ну и фиг с ним, переживу. Но ты свое получишь, ясно?
— Я не буду кидаться, — ответил Дима и снова широко улыбнулся. — Все нормально.
Кох-де-Коль, казалось, испуганно замер посреди неподвижного, свинцового моря. Грохот и перестук стройки, обычно слышный уже на подходе к острову, затих — лишь раздавались откуда-то редкие удары молотка и тут же глохли, как в вате. Даже неугомонные гиббоны скрылись с глаз, спрятались в глубине замершей в ожидании листвы, придавленные духотой. Николай прошел мимо пары рабочих, без аппетита ковыряющих в лотках с едой, и неторопливо поднялся на крышу отеля. Под навесом импровизированной радиорубки в плетеном кресле раскинулся Пленский.
— Вот, решил сам послушать, — ухмыльнулся он.
— Сегодня был вызов, — сказал Николай. — Дежурный ничего не понял.
— Знаю, — кивнул Пленский. — Пароль не назвали. Значит, еще не припекло.
— На сколько рассчитаны припасы?
— А что?
— Вторые сутки пошли…
— Скоро запросятся к мамочке, не волнуйся…
Будто в ответ, затрещала рация. Пленский и Николай повернули головы, прислушиваясь. Нет, ничего, просто случайные помехи.
— Могут и не запроситься, — заметил Николай.
— За дурака меня держишь? — набычился Пленский. — У меня все рассчитано.
Николай незаметно вздохнул. «У меня все рассчитано» на языке Пленского означало, что он уперся рогом и никаких аргументов слушать не будет. Сам этот отель, чудом держащийся на изъеденном волнами острове, — результат таких расчетов. В зелени за окном мелькнула тень — угольно-черный гиббон неловко перепрыгнул на соседнее дерево и растерянно ухнул. Скоро его придется отлавливать и отселять — ради безопасности двух самочек и будущих постояльцев. И лучше бы сделать это прямо сейчас, пока Джок не заматерел, но… У Пленского все рассчитано.
Снова затрещали динамики.
— Гроза идет, — заметил Николай.
— Отлично, — одобрил Пленский, будто шторм вызвал лично Николай по его указу. — Скоро запросятся. Помнишь этого ботана? С такой рожей, будто он тут самый умный и ему больше всех надо?
— По-моему, ему как раз меньше всех надо, — заметил Николай. Парня он запомнил хорошо — тот держался в стороне и явно выделялся на общем фоне, совершенно не вписываясь в блестящую компанию будущих хозяев жизни. Николай тогда мимолетно удивился — как он вообще прошел отбор?
— Больше, меньше — это с какой стороны посмотреть, — буркнул Пленский. — Выпендривается много, типа весь в белом. Он-то первым и сольется.
— Скорее уж девушки, — заметил Николай, — они явно в поле ни разу в жизни не были, странно, что до сих пор держатся.
— Девки железные, — отрезал Пленский, — они, может, от крысы на табуретку залезут и будут визжать, пока не охрипнут, но ради карьеры по головам пойдут, я тебе отвечаю. Из гордости будут держаться, они же все феминистки недоделанные, парням уступить не смогут из упрямства. А этот скажет — ах, я выше этого, по головам идти не хочу. Интеллигент паршивый. Для того и взял.
— Не понял…
— Про баранов-провокаторов слышал? — скупо улыбнулся Пленский. — Достаточно свалить одному, и остальные тоже потянутся.
— А кто не потянется? Если кто-нибудь упрется? Сколько вы будете ждать?
— Пока не останется один.
— Вы понимаете, что это может быть опасно?
Глаза у Пленского были бесцветные, белесые. Мертвые.
— А мне не нужен тот, кто боится опасностей. И кто смерти боится — тоже не нужен. Я благотворительность для сопляков разводить не собираюсь.
ГЛАВА 8. ЗЛЫЕ ДУХИ КОХ-НАГА
Шторм обрушился на Кох-Наг вместе с вечерней тьмой, резкий, как взрыв, и такой же оглушительный. Волны с пушечным грохотом ударились о берег. Молния расколола небо пополам, призрачный свет залил пляж. Рокот грома раскатился над островом, такой густой и мощный, что Дима ощутил его всем телом. Еще одна молния зазмеилась, впилась в горизонт ослепительными щупальцами. Резко запахло озоном, и из разорванных полотнищ туч хлынул ливень.
Дима инстинктивно отступил под дерево — но это помогло лишь на пару минут. Вскоре с листьев закапало, а потом — и вовсе полило. Вместе с каплями дождя на Диму посыпался мелкий древесный мусор, какие-то чешуйки, полудохлые, но все еще способные кусаться муравьи. Раздраженно отряхиваясь, он выбрался из укрытия под молотящие струи тропического ливня. В лагере уже поднялась какая-то возня — за потоками дождя Дима едва различал силуэты людей. Какое-то время он стоял под дождем в одних плавках, наслаждаясь пресной водой, смывающей с усталой кожи соль и грязь.
Весь остаток дня Дима провел в тени рядом со своим гамаком, то проваливаясь в болезненную дремоту, то пытаясь выстроить четкий план действий. Нежданный душ оживил его, но грохот и вой шторма, перемешавшего воду и воздух в единую ревущую стихию, выбивал из головы всякое подобие мыслей. Оглушенный, движимый лишь смутной необходимостью действовать, Дима направился к лагерю. Гамак, конечно, промокнет, но это не беда, ничего ему не сделается. А вот продукты могут испортиться, и, главное, спички, они вспомнили о спичках? Коробки упакованы из рук вон плохо…
Спохватившись, Дима бросил взгляд на камень, где со вчерашнего дня лежала рация, и тут же понял, что размокшие продукты — не самое неприятное из того, что может случиться. Сиамский залив, еще недавно казавшийся таким безобидным, будто взбесился, и волны захлестывали все дальше на берег, трамбовали пляж. Вокруг камня вскипала пена. Еще немного — и батареи оторвет и утащит в море, а рацию зароет в песок так, что никто не сумеет ее найти. На мгновение Диму охватило огромное искушение. Стоит промолчать, отвернуться — и все они окажутся так же беспомощны, как Оля. Он может лишить их самой возможности сдаться, выйти из игры, заставить испытать все последствия своего выбора… Может, тогда они поймут и наконец-то пожалеют о том, что натворили.
