Ветка больно хлестнула по плечу, и Дима очнулся. Он утер облепленное паутиной лицо и огляделся, пытаясь понять, куда его занесло. Судя по всему, он находился не так уж далеко от стоянки — видимо, описал дугу, пока ломился сквозь заросли, не разбирая дороги. Справа джунгли редели, в просветах поблескивала вода, и ярко рдела крона индийского миндаля, в тени которого скрывался лагерь. Дима застонал от разочарования. Бездумный бег по джунглям оборвался, и теперь надо было решать: возвращаться или уходить прочь, вглубь острова.
Дима колебался недолго. Он знал, что не вынесет сейчас человеческого присутствия. Одна фраза, один взгляд — он сорвется, и на него набросятся всей сворой. Он не мог подвести Кох-Наг. Не мог подвести себя. Дима решительно повернулся спиной к солнечным прорехам и двинулся прочь, в полутьму джунглей. Он не вернется, пока не возьмет себя в руки. Пока не разработает план, который позволит ему выкинуть с острова всех, одного за другим.
Далеко Дима уйти не успел. Несколько шагов — и он остановился, как вкопанный, ощущая ледяную пустоту там, где только что был его желудок. Из зеленого сумрака, из переплетения ветвей на него глядели белесые лица призраков.
Сейчас они не кривлялись, как ночью, — застыли скорбными масками и неотрывно смотрели на Диму, будто говорили: да, теперь твоя очередь. Он не мог дышать. Не мог шевелиться. Он слышал мертвый шелест их голосов.
Дима болезненно ухмыльнулся и аккуратно снял с куста рваный белый пакет с полустершимся логотипом самой крупной в Азии сети супермаркетов. Педантично сложил драный пластик в прямоугольник и зачем-то засунул в карман. Запустил пятерню в волосы, озираясь по сторонам все с той же безумной ухмылкой.
Он был единственным злым духом на Кох-Наге.
ГЛАВА 9. УЖ ЛУЧШЕ ГОЛОДАЙ…
Через несколько часов голод и жажда все-таки погнали Диму к лагерю. Он успел сделать изрядную петлю по джунглям, но не нашел ничего существенного, кроме каменистого русла давно пересохшей реки. После вчерашнего ливня во вмятинах на черных базальтовых плитах образовались небольшие лужицы. Вода в них была прозрачная, но темная, подернутая сизой пленкой, как забытый в кружке крепкий чай. Даже невооруженным взглядом было видно, что в ней полно всякой микроскопической живности. Пить такую воду Дима не решился бы даже после долгого кипячения.
Однако выше могли сохраниться источники. Дима прижал ухо к расщелине между камнями, надеясь услышать, как журчит под ними вода. Ничего. Поколебавшись, он решил отложить исследование пересохшей реки на потом. Неизвестно, существует ли вообще родник, а жажда донимала все сильнее. Кожа, покрытая множеством мелких царапин, вся в микроскопических занозах невидимых зловредных шипов, ныла и зудела. Но, как ни странно, физическая измотанность чудесным образом прояснила голову. Эмоции больше не захлестывали; бредовые рассуждения о мистической связи с Кох-Нагом казались далекими, пыльными, будто вычитанными в какой-то скучной книге. Мозг работал четко и спокойно.
Готового плана у Димы так и не появилось, но теперь он не беспокоился на этот счет. Да, люди непредсказуемы. Да, он не умеет понимать их, не умеет влиять на их поведение, не может рассчитывать на честную игру и элементарную порядочность. Ну и что? Это всего лишь означает, что у него слишком мало данных и слишком много случайных переменных, которые невозможно учесть заранее. Стоило найти подходящие формулировки — и пугающие, наводящие панику проблемы превратились в сложную, но решаемую задачу.
Дима уже раскаивался в своем порыве: не стоило уходить так надолго. Мало ли, что придумают за это время враги, какую информацию он упустит. Он должен не спускать с них глаз, а не шататься по джунглям, поддавшись минутной слабости. Он должен наблюдать за ними; рано или поздно он дождется походящего момента. И тогда уже надо будет действовать по обстоятельствам. Возможно, ему даже не придется ничего предпринимать самому: скоро враги оправятся и снова начнут давить не только Диму, но и друг друга.
Пустой желудок заурчал так громко, что с ближайшего куста сорвалась испуганная пичуга. Мысли об игре отступили на второй план. Дима представил, как вскроет банку горошка, отхлебнет сладковатый, прохладный сок… В густой воздух вплеталось свежее дыхание моря, вечные сумерки светлели. Дима уже почти слышал легкий хлопок, с которым отойдет крышка, когда он потянет за кольцо.
Он вышел на берег чуть западнее лагеря. Мимолетно порадовался точности, с которой держал направление: ориентироваться приходилось лишь по памяти и интуиции, и его вполне могло вынести на противоположную сторону острова. Но внутренний компас не обманул. Перебраться через валуны, поднырнуть под стволом, где игроки прятались от грозы накануне, — и Дима на месте. Он облизнул обметанные, липкие от жажды губы и ускорил шаг.
Легкое движение, замеченное краем глаза, заставило его пригнуться и замереть прежде, чем он успел о чем-либо подумать. Дима осторожно выглянул из-за камня. У самой воды, в ложбине между двумя валунами сидела Лера. Дима отчетливо видел ее русый затылок, собранные в мышиный хвост волосы, выпирающие бугорки позвонков, но никак не мог понять, чем она занята. Раздался легкий хлопок, похожий на тот, о котором так мечталось совсем недавно. Лера наклонилась над водой, ее лопатки быстро задвигались вверх и вниз, будто она что-то вытряхивала. Гулко булькнуло. Лера протянула руку в сторону, и Дима услышал, как шуршит целлофан.
В недоумении он пополз вдоль берега, выискивая точку с хорошим обзором. Хлопок. Тихий плеск. «Ах ты ж…» — прошептал Дима одними губами. Лера, не видя и не слыша ничего вокруг, вытащила из лежащего рядом мешка упаковку галет, разорвала оболочку и вытряхнула печенье в воду. Следующей ей в руки попалась банка того самого горошка. Чудесная, сладкая опаловая жидкость полилась в песок, горошины разлетелись зеленым веером. Дима едва не завопил, обиженно, как ребенок.
Он все-таки сумел сдержать инстинктивный порыв и, глядя, как девушка планомерно уничтожает запасы еды, погрузился в лихорадочные размышления. Он может остановить Леру, вернуть остатки припасов в лагерь. Только что это даст, кроме возможности пообедать? Он слегка поднимется в глазах парней, но их одобрение ничем ему не поможет, только тошноту наведет. Надо понять, чего добивается Лера. Почему она выкидывает еду вместо того, чтобы припрятать ее? Не из благородства же, в самом деле. От напряжения Дима прикусил губу и бездумно уставился на торчащие под футболкой лопатки.
Да потому что она привыкла голодать, пришел внезапный ответ. Неестественная худоба Леры, презрительные взгляды, которые она бросала на девушек и на Кирилла, сложились в единый пазл. Похоже, необходимость есть для этой девушки — нечто постыдное и настолько же необязательное, как ковыряния в носу. Странно даже, что Лера не догадалась избавиться от продуктов сразу. Наверное, судила по себе и не сразу вспомнила, что нормальные люди привыкли есть три раза в день. Сообразила бы раньше — и, глядишь, кто-нибудь уже выкрикнул бы в рацию пароль, а потом попросил матросов прихватить с собой пяток гамбургеров.
Думать о гамбургерах было опасно. Дима растянулся на теплом песке, прикрытый камнями от лишних взглядов. Хлопок. Плеск. Шуршит уже наполовину опустевший мешок. Хлопок. Звяканье жести… Дима желчно улыбнулся. Когда-то, на первом курсе, еще не успев найти работу, он мрачно завидовал москвичам-однокурсникам, которые после пар отправлялись домой, к набитым родителями холодильникам. Пачка растворимой лапши тогда казалась ему пиром. Кто мог подумать, что привычка терпеть голод пригодится несколько лет спустя…
Булькнула, погружаясь в воду, последняя жестянка, по валунам зашлепали босые пятки. Дима осторожно выглянул из-за камня. Лера с пустыми руками возвращалась в лагерь. Остроносое, туго обтянутое кожей лицо, злые рысьи глаза, упрямо сжатые в ниточку губы. Несмотря на все это, Лера выглядела довольной. Удовлетворенной, как будто только что воплотила свою давнюю мечту.
Дождавшись, пока девушка скроется за деревом, отделяющим скалы от лагеря, Дима выбрался из укрытия. Жрать хотелось неимоверно. Он подошел к воде, тоскливо взглянул на заваленное испорченными продуктами дно. Над ними суетилась стая полосатых рыбешек; другие рыбины, черные, отливающие синевой, подплывали ненадолго, резко хватали кружившие в воде обломки печенья и стремительно скрывались в глубине. Из-под камня вылез лиловый краб размером с тарелку, ухватил кусок побольше и боком метнулся обратно.
Дима сочувственно вздохнул и мрачно прислушался к свирепо урчащему желудку. Надо было заначить пачку галет… но горевать поздно.
— А вот и наш ботаник! — безрадостно осклабился Антон. — Ты зачем вернулся, ботан?
