А ведь отравителей в XIX веке хватало. Ими двигали корысть и жажда мести, самозащита и садизм. Неслучайно французы прозвали мышьяк «порошком престолонаследия» (poudre de succession). По другую сторону Ла-Манша, в Англии и Уэльсе, между 1840 и 1850 годами состоялось 98 судебных процессов по делам об отравлении. Даже странно, что «десятилетие отравителей» последовало за внедрением в практику теста Марша (1836 год). Однако до появления этого теста смерть от мышьяка чаще всего принимали за смерть от «естественных причин».
Выявить действие мышьяка было очень сложно. Ведь он не имеет запаха, а вкус у него приятно-сладковатый. Продавался же на каждом углу. Он плохо выводится из организма, и при регулярных небольших дозах отравление мышьяком напоминает медленное развитие болезни. Клиническая картина может быть разной: среди симптомов – слюнотечение, боли в животе, рвота, понос, обезвоживание, желтуха. Из-за многообразия симптомов убийцы могли наносить удар неоднократно, не вызывая подозрений у местных врачей, которые в качестве диагноза предлагали то холеру, то дизентерию, то лихорадку с расстройством желудка. Наиболее хитроумные из убийц отравляли человека не сразу – чтобы не вызвать подозрения, – а постепенно, давая маленькие дозы в течение долгого времени.
В ответ на все это в 1851 году парламент издал Закон о мышьяке, затрудняющий покупку мышьяка. Продавцы должны были регистрироваться, а покупатели – ставить подпись и обосновывать покупку. Все препараты мышьяка, кроме предназначенных для медицинских и сельскохозяйственных целей, должны были подкрашиваться сажей или индиго, чтобы их нельзя было перепутать с сахаром или мукой.
Однако Закон о мышьяке и тест Марша остановили не всех убийц. Взять хотя бы Мэри Энн Коттон (в девичестве Робинсон), родившуюся в 1832 году под Даремом на северо-востоке Англии. Когда ей было девять лет, у нее погиб отец: сорвался и упал в ствол шахты. Для семьи настали нелегкие времена. Талантливая Мэри Энн еще подростком вела занятия в методистской воскресной школе. В 19 лет она забеременела от шахтера по имени Уильям Моубри, и они вместе ездили по стране в поисках работы. В этот период скитаний Мэри Энн произвела на свет пятерых детей, но четверо из них умерли (возможно, от естественных причин).
В 1856 году супружеская пара перебралась на север, где Мэри Энн родила от Моубри еще троих детей. Но дети скончались от болезни, среди симптомов которой был понос. Горе не помешало Мэри Энн получить за них выплату по страховому полису. Потом Моубри упал, повредил ногу и вынужден был уйти с работы. А вскоре и он заболел – врачи поставили диагноз «желудочная лихорадка» – и умер в январе 1865 года. Мэри Энн пошла в офис страховой компании Prudential и получила около 30 фунтов, на которые чуть раньше уговорила мужа застраховать свою жизнь.
В последующие 10 лет Мэри Энн стала самой успешной серийной убийцей-женщиной в Британии. Мы никогда не узнаем, скольких людей она отправила на тот свет. По-видимому, среди жертв были ее мать, трое из четырех мужей (еще один отказался страховать свою жизнь), любовник, восемь из 12 детей и семь приемышей – в общей сложности как минимум 20 человек.
В 1872 году Мэри Энн положила глаз на таможенника Ричарда Квик-Манна, значительно более обеспеченного, чем ее предыдущие мужья-рабочие. У нее на пути стоял лишь семилетний пасынок Чарльз Коттон. Она попыталась устроить Чарльза на воспитание к его дяде, но безуспешно. Тогда у нее возникла мысль сдать его в работный дом. Однако смотритель согласился взять его лишь с тем условием, что Мэри Энн сама там поселится. Она ответила, что мальчик хвор и умрет, «как остальные Коттоны», если смотритель не передумает.
В итоге она отравила Чарльза. Услышав о его внезапной смерти, смотритель приюта поспешил в полицию. Однако врач, лечивший Чарльза, не нашел при аутопсии следов отравления. Поэтому коронер счел смерть ненасильственной. Все же врач сохранил желудок и кишечник Чарльза и впоследствии выполнил тест Райнша. Так был обнаружен смертельный яд.
Эксгумировали тела недавних жертв Мэри Энн. Как выяснилось, они содержали высокие дозы мышьяка. Адвокат пытался доказать, что Чарльз надышался парами мышьяка, исходившими от обоев на стене комнаты. Однако под грузом улик – эксгумированные тела, показания свидетелей – Мэри Энн признали виновной в убийстве и приговорили к смерти. Сейчас, конечно, диву даешься, как долго она оставалась вне подозрений. Однако до отравления Чарльза она была чрезвычайно осторожной и действовала, пуская в ход и ум, и обаяние, меняя фамилии, а часто и дома. Кроме того, в те времена детская смертность в рабочей среде составляла около 50 %.
Ее повесили, и после смерти она обрела славу. Появился стишок, начинавшийся словами: «Мэри Коттон умерла, и в гробу она сгнила». Несколько месяцев история не сходила с газетных страниц. Убивала ли она из-за денег? Или ею двигали какие-то другие темные мотивы? Может ли такая история повториться? Почему убийца так долго уходила от возмездия? Может ли кому-то сойти с рук отравление?
Викторианцев завораживал образ отравительницы, милой и очаровательной, которая подкладывает мужу в чай лишнюю ложечку сахара… смертельную. Этот образ роковой женщины увлекал, пугал и волновал читателей. На самом деле более 90 % людей, осужденных за убийство супругов в Англии XIX века, были мужчинами. Но мужчины обычно душили или резали жен. Жены, если судить по судебным процессам, в два раза чаще прибегали к более осторожному способу: отравлению.
Разобраться в ситуации не всегда было легко. Ведь мышьяком часто пользовались в повседневной жизни. Мышьяк входил в состав красителя, который применяли и для детских игрушек, и для книжных обложек, и для занавесок зеленого цвета. Его включали в состав косметических средств. Он был ингредиентом в таблетках для восстановления мужской силы, кремах от прыщей и даже в дешевом пиве. Поэтому в случае неожиданной смерти токсикологи должны были внимательно оценить количество мышьяка в трупе, чтобы не отправить на скамью подсудимых невиновного.
Годами ядовитые вещества применяли при производстве самых разных изделий: иногда это делалось по невежеству, а иногда с расчетом на невежество покупателя. Однако в начале ХХ века деятельность двух врачей существенно осложнила жизнь и халатным корпорациям, и потенциальным убийцам.
В 1918 году появилась должность главного судмедэксперта Нью-Йорка, и ее занял Чарльз Норрис, который и создал эту первую в мире организованную судебно-медицинскую службу, ответственную за изучение тела в случае неестественной или подозрительной смерти. Ранее этим занимались «избираемые коронеры», по большей части парикмахеры, владельцы похоронных бюро, а то и случайные люди. Судебный историк Юрген Торнвальд подсчитал, что между 1898 и 1915 годами в Нью-Йорке на должность коронера избирались «восемь владельцев похоронных бюро, семь профессиональных политиков, шесть агентов по торговле недвижимостью, два парикмахера, один мясник, один молочник и два владельца салонов». Система была некомпетентной и коррумпированной. Но теперь главный судмедэксперт и его коллеги должны были быть дипломированными врачами, «квалифицированными патологоанатомами и микроскопистами».
Норрис назначил Александра Геттлера химиком-патологом и попросил его создать судебно-токсикологическую лабораторию (первую в Соединенных Штатах). Геттлер изобрел целый ряд способов выявления токсинов. В эпоху, когда отравления нелегальным алкоголем достигали масштабов эпидемии, химик придумал массу новых способов идентифицировать активные ингредиенты. Каждый раз, когда ему приходилось иметь дело с неизвестным токсином, он покупал кусок печени в мясной лавке, вводил в него токсин и экспериментировал, пока не научался выявлять и отождествлять его.
Он изучил мозг более 6000 людей и создал «первую научную шкалу интоксикации». После Геттлера патологоанатомы стали проверять – во всех насильственных и необъяснимых смертях – мозговую ткань на наличие алкоголя. Он также изобрел тесты на хлороформ, угарный газ, цианистый калий, кровь, семя и ряд других веществ. Поэтому, когда на скамье подсудимых оказалась сама наука, наиболее подходящими экспертами стали Норрис и Геттлер.
…Эта история началась в 1898 году в Париже, когда Мари Склодовская-Кюри открыла радиоактивные элементы торий, полоний и радий, а затем исследовала их свойства. К 1904 году врачи стали использовать радиевые соли для лечения злокачественных опухолей («радиевая терапия»). Казалось, найдено чудо-вещество. Последним писком моды стали радиевая вода, радиевая сода, радиевые кремы, радиевая пудра и радиевое мыло. Рекламные щиты сияли радиолюминесцентными красками, исцеляющими тело и душу…
Куда только не проникали ласковые радиолучи. Американская радиевая корпорация применяла радиоактивную краску даже для часовых циферблатов, чтобы они светились в темноте. К концу Первой мировой войны американские модники стали носить светящиеся часы, а корпорация процветала.
