- Телятевские нынче на воровстве, - сказали за столом. - Противу государя стоят. Терпи, доколе их не уймут, тогда сыщем.
Черница поникла. Бессильно опустив руки, она прошла в тишине среди расступившейся толпы холопов.
Люди шумели недолго. Бояре встали, и дьяк объявил челобитью конец. Народ начал медленно расходиться, глухо шумя у столов и громко бранясь, по мере того как отходили дальше.
Хилый, с мертвым лицом старик вышел из сеней. Осенний вёдерный день горел на разводах его опашня*, метанных серебром, на "втышных" пуговицах с чернью, наведенной в виде решетки. У старика была жалкая, худая шея, а руки в сизом разливе жил крупны и черны. Щуря больные глаза, он смотрел на солнце.
_______________
* О п а ш е н ь - старинная верхняя мужская одежда: долгополый кафтан с короткими, широкими рукавами.
Бояре Иван Крюк Колычев и Григорий Полтев склонились перед ним.
- Каково, государь, господь сном подарил? Почивать изволил подобру ль, поздорову ль?
- Брюхо болит, - часто моргая, плаксиво сказал царь, - то ли от худого сна, то ли от настоя, што испил давеча. Молвите, бояре, людям, которые делают настои: глядели б они, чтоб в лекарства ничего вредительного не попало, а в постные дни - скоромного, чтоб ни зла, ни смерти не навесть и меня б не оскоромить.
Он потянул носом. Слепенькие его глазки, стрельнув по двору, заметили подходивших к крыльцу бояр.
- Вона! Ближняя моя дума идет! - захлопотал он. - Ступайте за мной! и вошел в сени.
Бояре вступили в крытый прохладный переход. Косой солнечный блеск рассек надвое спину царя. Ноги его в белых немецких сапогах ступали нетвердо.
В брусяных хоромах Шуйского стоял терпкий дух свежей сосны. Строить каменный терем не было времени, а жить в "Гришкином" - не к лицу. Немногая утварь да в клетке жаркоцветый попугай - вот и вся память, что осталось от Лжедимитрия и Бориса.
И все же воздух в палатах был зажитой. В свежее дыхание срубов вплетался старческий кислый дух, медленный тлен платья и шуб, а в пыльных столбах света загорались и гасли искры моли.
Бояре сели не сразу. Трубецкой отстранился от места рядом с Мстиславским.
- Мне-то ниже тебя сидеть негоже! - сказал он.
- Объюродивел ты! - отозвался Мстиславский.
Они забранились. А царь сидел, молчал и только следил за ними. Наконец заговорил:
- Ведомо вам, бояре, што в северских городах люди заворовали - начали воевод побивать и грабить, и толкуют, будто вор Гришка с Москвы ушел, а вместо него убит иной человек... На Украйне-то шатко. Собрались там воры, што сот пчелиный. Вот и молвите, бояре, как с теми ворами быть, да не таитесь, сказывайте вести.
Встал Мстиславский. Весь в белой дымной седине, он забубнил трубным глуховатым басом:
- Недобрые, государь, вести, а таиться от тебя - не след. Одна надежда - на бога, што зло добра не одолеет. Из Путивля от Шаховского посланы были люди в степь, на Дон. И боярский сын Истомка Пашков смутил донских казаков да склонил к воровству Тулу, Каширу и Венев и ныне стал аж под самою Коломной.
- И то, князь боярин, о Путивле сказываешь ты не все, - перебил Мстиславского молодой Скопин-Шуйский. - От перелетов* стрельцы узнали, што пришел к Шаховскому с Литвы Ивашка Болотников, князя Андрея Телятевского холоп. Сказывал он, будто видел проклятого вора в Литве и што вор его, Ивашку, большим воеводой нарек. А ныне Болотников собирает в Северской земле силу.
_______________
* П е р е л е т ы - перебежчики.
- Верно молвят про украинских людей, - сказал царь, следя за кружащей подле него молью. - Давно погибшая та земля!.. Эх, гнуса сколь развелось! - проворчал он, и было невдомек, где развелся тот "гнус" - в Северской ли земле или в государевой палате.
- Подайте-ка боярский список на сей год...
Ему принесли писанную на длинном "столбце" роспись служилым людям.
- Ну вот, бояре, как скажете: своими ль силами воров побьем или ратный сбор надобен?
- Ратный сбор, государь.
- По городам!
- Вестимо!
- Иван Крюк Федорыч, вели писать в Ярославль, в Вологду и в Пермь Великую о ратном сборе... Во стрельцах недостача. Возьмите с Москвы всех охотников: псарей конных, чарошников, трубников... Тебе, боярин, Мстиславский, с большим полком выступать... - Он поглядел в список. Плещеева "на Москве нет"... Телятевский "в измене"... Михайло Васильич, молвил он Скопину-Шуйскому, - ты, мыслю я, станешь на берегу Пахры, а Трубецкой с Воротынским шли б под Кромы...
Он отложил список и, зябко потирая руки, сказал:
- Расстрига того не осилил, потому што был вор. А мы хотим и впрямь, штоб в нашей земле тишина стала. Первое - надобно выхода крестьянам не давать, беглых всех воротить. Земли, как при Борисе, не пустовали б. Ну, о том поразмыслим с вами на соборе... Да, Иван Крюк Федорыч, вели боярам писать по вотчинам: приказчики - крестьяне добрые* - глядели б, штоб ни у кого воровским и беглым людям приезду не было.
_______________
* "Добрыми", "лучшими" или же "сильными" издревле сами себя называли на Руси представители господствующего класса и наиболее богатого слоя деревни. Беднейшее же население называло их "худыми" (плохими) людьми.
- А как им глядеть, государь? - сказал боярин. - Ныне все люди по деревням сделались супротивны, и пытать воровских людей стало некому...
Шуйский нахмурился, встал:
- Ну, ступайте, бояре! Дай вам боже воров одолеть и с кореньями повывертеть!..
Он остался один. Моль искрой взвилась у его виска. Звонко ударил влёт, убил, плюща ладонью в ладонь; потом вздохнул и, слепенько моргая, растер в скользкий блеск пыльную золотинку.
2
Комаринщина - Курско-Орловский край - была той "давно погибшей" землей, где издавна селились "воры". Поле принимало ссыльных, давало им коня, пищаль и нарекало стрельцами. "Быль молодцу не укор, - говорили там, - людям у нас вольным воля". Никто не спрашивал беглеца, кто он, какие его вины. Не чуя беды, сама готовила себе грозу Москва.
Бродяги-бездомовники ютились в чужих избах по каморам (комарам). Вся волость - сердце Северской земли - называлась Комаринской; она бурлила и кипела, как овраг в половодье. Боярских дворов было мало, холопов держали на них с опаской. Вотчинник боялся владеть непокорным мужиком-севрюком...
Под самым Севском, в полуверсте от села Доброводья, - лес. Перистолистый ясень и могучие стволы сосен-старух укрыли залегший на опушке табор.
Белые от осенних жаров, лоснятся жнивья и севский большак. Алатырские, белогородские стрельцы, комаринские бобыли* и казаки выходят из лесу и подолгу смотрят на дорогу.
_______________
* Б о б ы л ь - крестьянин, по бедности не имевший земли, а потому не тяглый, то есть не плативший подати к живший в чьем-либо дворе в качестве батрака, сторожа, пастуха.
- Очи все проглядел!
- Не видать!
- Должно, придут завтра, - перекликаются они.
Медленно уходят в лес. На опушке - треск раздираемых ветром костров, голосистый паводок толпы. Стоят распряженные возки, станки осадных пищалей. Синит кругом землю частым колокольчиком горечавка.
- За каждую пядь землицы - посулы, - несется от сосны к сосне. Вестимо дело: не купи села - купи приказчика...
- А обоброчили как! С дуги - по лошади, с шапки - по человеку. А и без смеху сказать - с кузни-то берут, с бани, водопоя тож! Где рыбишка есть - рыбу, где ягодка - и ту приметят.
- А ты ведай свое: на столе недосол, а на спине пересол. Да и осыпайся спиной, што рожью.
- Я те осыплюсь! У меня от дворянских плетей хребет гудёт. Грамоте знаю, а челобитья писать не смею - письмо-то у приказчика на откупу*. Как мне на него челом бить?..
_______________
* П и с ь м о у п р и к а з ч и к а н а о т к у п у. Составление челобитных (просьб) в XVII веке отдавалось на откуп приказчику села, управителю вотчинного хозяйства.
Густая синяя хвоя глушила голоса. Нарезанное кусками мясо прыгало в котлах. На земле, подобрав ноги и закинув вверх голову, сидел татарин.
- Истомка Башка... - говорил он, летая глазами по верхам дерёв, Истомка Башка приходил под самый город Коломну. Царь Василья мало-мало жив-здоров. Степь наша встала. Мордва встала. Большая с Москвой травля будет!
- А Шуйский-то, - кричал какой-то вихрастый под черной, усохшей сосной, - выход у крестьян вовсе отнять замыслил! Сказывают, кто годов за пятнадцать перед сим бежал, тех станут сыскивать и отдавать прежним господарям.
- Эх ты, Соломенные Кудри, а не все ль едино нам? Ну дадут тебе выход, а где грошей возьмешь, коль взыщут пожилое?*
_______________
* П о ж и л о е - особая пошлина; взыскивалась с крестьян за пользование господским строением.
- А верно ль бают, што царь на Москве шубами заторговал?
- С него станется!
- Скаредный, черт!
- Шу-у-убник!..
- Эй, браты, идем к большаку, глянем-ка еще разок!..
Курил духовитою смолкой ровно и густо лес.
- Иде-о-ом!
Сходились комаринцы, из края в край перекликались на поляне.
В конце села, на отшибе, был господский двор. Вдовая боярыня зимой и летом ходила в куньей телегрее - берегла от "прострела" старую свою плоть, - холила борзых кобелей да терзала и увечила своих холопов.
