И прежде развитие общества не стояло на месте, возникали новые формы человеческой организации. Но, как правило, эти изменения планировались узкой элитой для всего общества и внедрялись насильственным путем, разрушая существующее прежде структуры вопреки воле большинства. Этот процесс разрушения и принуждения (того же опредмечивания и угнетения) нужно отличать от социального творчества.
Иногда история была свидетельницей подъема ненасильственных движений, которые завоевывали целые империи. Христианство и буддизм начинали свой путь в общинах, распространявшихся ненасильственным путем. Но для них социальное творчество, организация жизни были производными от религиозной системы, настроенной на традицию. Традиция подозрительно относится к переменам и тем более к социальному творчеству. Переход от традиции к традиции происходил скачкообразно, революционным путем. Будущая традиция ломала существующую. Жертвы были велики, процесс наталкивался на культурные пороги и инерцию.
Но если порог существующего уровня культуры не позволяет быстро изменить общество в целом, а структура общества сковывает развитие культуры, получается замкнутый круг. Возможно, в небольшом социуме, общине, где подобрались более предрасположенные к такому изменению люди, процесс формирования новой культуры пойдет легче? Да, но только если благоприятна социальная почва и политические условия.
Предложенный Оуэном путь социального творчества – самоорганизация добровольцев в общинах, по возможности сочетающих интеллектуализм и самообеспечение – открывал новые возможности для смены исторических эпох. Хотя время для такой смены тогда еще не пришло.
Социализм Оуэна унаследовал от предыдущего этапа развития утопизма одну важную черту — стремление привить на современную почву благородные вневременные принципы. Не случайно, что Оуэн смог приступить к своим экспериментам в индустриальную эпоху. Раньше он бы не имел такого организационного опыта и не нашел такого количества свободно мыслящих интеллектуалов для своей общины. Но сам Оуэн рассчитывает не на силы, вызревшие в современном обществе, а на «вечные» свойства человеческой натуры. Это подвело Оуэна в его времени, но обеспечило долгожительство идее.
Последователи и потомки часто смеялись над негативными результатами его экспериментов. Но у тех, кто глумился над утопизмом Оуэна, обычно получалось не лучше. Но что-то получалось и у них.
Глава III
Прудон и Маркс. Футурологический социализм
После Великой французской революции социализм уже не мог не стать влиятельным общественным течением. Но от понимания необходимости преодоления капитализма – до конкретного проекта альтернативы ему – большой путь. Не случайно само слово «социализм» принадлежит философу Пьеру Леру, который более убедительно критиковал капитализм, чем объяснял, как от него избавиться. Ненависть к богатым и требование имущественного уравнительства, заметные уже в ходе Великой французской революции – это еще не программа социалистического общества.
Июльская революция 1830 г. на время предоставила социалистам свободу политической агитации, и на подготовленной почве расцвело множество цветов. Первоначально лидировала школа сен-симонистов, во многом продолжавшая линию Кампанеллы. С ней соперничали фурьеристы, продолжавшие линию диггеров и Оуэна. Сен-симонисты даже проникли на предприятия, где «их появление вскоре ознаменовалось стачками или иными какими-либо беспорядками»[106], – сообщалось в донесении лионской полиции. Сен-симонисты убеждали работников в недостаточности заработной платы и необходимости создания «коалиций» для ее повышения. Эта агитация имела косвенное отношение к восстаниям в Лионе в 1831 и 1834 гг. Интересно, что Сен-Симон и Базар не предлагали рабочим бунтовать против системы – движение было радикальным развитием выводов, следовавших из антикапиталистической пропаганды. Сен-симонистская агитация оказала влияние на «общественные воззрения многих из тех работников, которые в конце 30-х и в 40-е годы составили кадры увриеристских (рабочих – А.Ш.) газет…, тайных республиканских организаций, икарийского движения»[107].
Сама школа сен-симонистов во главе с Анфантеном вела вербовку членов в иерархию церковного типа. Из-за излишнего увлечения части сен-симонистов сексуальными проблемами их школа уже в 1831 г. распалась, дав больше плодов на ниве философии и социологии, чем политики.
После того, как сен-симонисты сошли с общественной сцены, фурьеристы благодаря агитации В. Консидерана приобрели значительное влияние на умы, соперничая с более учением государственного социализма Э. Кабе, изложенным в утопии «Путешествие в Икарию». Оно в основных чертах возрождало идеи Бабефа, но без политического радикализма. Получил развитие и христианский социализм (Ф. Бюше, Ф. Ламенне и др.). В подполье действовали бабувисты, и их попытки совершить переворот, навлекли на социалистов гнев правительства, не прекративший, впрочем агитации. Одновременно и рабочий класс показал, что ему все труднее мириться с условиями жизни – в 1831 и 1834 гг. произошли восстания в Лионе. Рабочие несли лозунг «Жить работая, или умереть сражаясь». Рабочее движение Великобритании и Франции соединило социалистический идеал с рабочим вопросом, который не мог решить капитализм. Германская философия предоставила социальным мыслителям логический инструментарий, необходимый для анализа общества. Социальные и теоретические предпосылки были готовы.
Но конкретную программу преобразования общества социализм обрел после выхода работы Л. Блана «Организация труда» и П-Ж. Прудона «Что такое собственность».
Луи Блан (1811-1882) стал первым социалистом, попытавшимся провести социальные реформы в государстве, когда стал министром революционного правительства Франции в 1848 г. Идеи Л. Блана соединяют два потока социалистических идей — государственное регулирование и производственное самоуправление[108]. Блан стал отцом популярной в ХХ в. идеи и практики многосекторной экономики и регулируемого государством производственного самоуправления, будь то югославский эксперимент, чехословацкий «социализм с человеческим лицом» или производственное самоуправление времен Перестройки в СССР.
В 1839 г. в работе «Организация труда» Блан изложил план социальных реформ. Он уже понимал, что человеческая натура недостаточно совершенна, чтобы большинство людей начали жить по принципам добровольной взаимопомощи. Отвечая критикам социализма, он писал: “Но я не отрицаю, что надлежащее воспитание до сего дня было чистой привилегией, что способности каждого человека не поддаются точному измерению; что извращенная цивилизация, угнетая нас, превращает нас в себе подобных, что она, следовательно, исковеркала законы природы, что она привила нам искусственные потребности, дурные вкусы и тщеславные желания, что если бы мы попытались прежде временно ввести систему истинной пропорциональности, то, учитывая влияние этой цивилизации, в результате оказалось бы, что слишком многие стали бы работать все меньше, а требовать все больше”[109].
Принципом Блана было не принуждение или надежда на быстрое моральное перерождение людей, а превращение рабочих в хозяев собственного труда. Он считал, что в этом случае “личный интерес ничем не ущемляется, поскольку каждый работник участвует в прибылях. Единственное ограничение заключается в том, что доля отдельного работника не может увеличиться без соответствующего увеличения доли всех остальных”[110]. В логике рыночного общества доля в прибыли означает долю во власти, равноправие, участие в принятии решений (хотя бы по поводу того, как делить прибыли или, если их нет, как исправить положение). Личность реализуется вместе с другими, а не за счет других. Свобода соединяется с солидарностью путем распространения демократии на все уровни жизни, включая производство.
Луи Блан предложил создать социальный механизм, при котором работники становятся собственниками не всего хозяйства, а только своих предприятий – небольших производственных ассоциаций, конкурирующих с частным сектором при поддержке государства. «Государство должно взять на себя инициативу промышленных реформ, способствующих проведению такой организации труда, которая вывела бы рабочих из положения наемников и привела бы к положению членов ассоциации. Кредит частных лиц должен быть заменен государственным кредитом. До освобождения пролетариата государство должно служить банкиром для бедных»[111]. Так Блан надеялся преодолеть главную проблему, которая мешала рабочим создать собственные предприятия — отсутствие у них средств.
За свой кредит государство получало широкие права по преодолению «анархии производства». Государство должно было бы регулировать «ассоциированный» сектор, предоставляя кредиты, определяя заказы в соответствии с потребностями населения, перераспределяя прибыли между предприятиями, чтобы не дать разориться одним, а другим — слишком разбогатеть, подмять под себя остальных: «Если те или другие рабочие образуют ассоциацию в каком-либо месте, с единственной целью улучшить свои частные делишки, и потом, когда разбогатеют, в свою очередь, взять на службу к себе рабочих и сделаться буржуа, то какой же в этом толк?… Главный вопрос состоит в том, чтобы заставить каждую ассоциацию смотреть на себя как на часть целого, и чтобы она, под влиянием эгоистических соображений, не отделяла своих интересов от интересов всех рабочих».
