- Ах, брат Макарий, брат Макарий! Не видеть тебе больше дна в бочке, и будешь ты пить лишь воду, закусывая кореньями, и замерзнешь ты пред вратами небесными.
А красавица, зная цену своим прелестям, кокетничала с ним: то как бы случайно бедром его заденет, то озорно прижмет к его щеке упругую грудь. Брат Макарий крутился, как подсолнечник за солнцем, и пил вино без особого удовольствия: оно показалось ему невкусным и даже отдавало уксусом. Но когда он лихо ухватил Маргосю за ногу, та прыснула ему в лицо, повернулась юлой и, вспорхнув, как птичка, скрылась в глубине кабака, только ее и видели. Вот тут-то брат Макарий сразу почувствовал, что у него во рту пересохло, в горле першит, а в желудке пусто. Отставив кубок, он приложился к кувшину и не выпускал до тех пор, пока там не осталось ни капли. Затем отер губы тыльной стороной руки и, повеселев, осмотрелся кругом.
Горожане толпились возле столов и галдели, словно находились на еврейском постоялом дворе на Казимеже, а не в заведении, расположенном неподалеку от монастыря отцов-францисканцев. Все уже успели изрядно захмелеть, языки развязались, и каждый как умел восхвалял собственную персону. А поскольку в стране были неурядицы, посетители кабачка проезжались по адресу самых знатных людей, которые, как они говорили, отчизну заковали в цепи.
- Эй, поп! - крикнул кто-то из другого угла кабака и начал пробираться сквозь толпу.
Когда незнакомец подошел поближе, брат Макарий узнал пана Тшаску. Не ожидая приглашения, тот уселся за его стол.
- Каким тебя ветром занесло? - воскликнул пан Тшаска, заглядывая в жбан. Тебя мне сак бог посылает!
- Я всегда там, где во мне нуждаются, - ответил брат Макарий.
- Я вижу, ты не брезгуешь местами, где можно горло промочить, - продолжал пан Тшаска. - Мало тебе, стало быть, слова божьего?
- Я, брат, всегда стараюсь быть там, где люди грешат, чтобы оказать им помощь и вселить в них надежду.
Пан Тшаска нахмурился и хлопнул себя по боку, где висела сабля.
- Ты что, поп, сказал - "брат"? Может быть, в этом шуме я ослышался?
- Нет, брат, ты расслышал хорошо.
- Брат?
- Брат.
Квартал в Кракове.
- Да как ты смеешь, монастырская крыса, так разговаривать со шляхтичем?
- А разве, дорогой брат, твой славный пан назвал тебя хоть раз братом?
Пан Тшаска был несколько озадачен таким маневром квестаря, но, по-видимому, ничего не смог придумать в ответ и печально сказал:
- Нет, никогда.
- Но если тебя пан ни разу не назвал братом, разве ты его не достоин? Ведь поскольку я тебя так называю, значит, ты достоин.
- Что-то я ничего в толк не возьму. Знаю лишь одно: мой пан - это пан, и все тут.
- А чем же он от тебя, шляхтича, отличается?
- Вот еще вопрос! Да всем. Запомни это, мерзкий поп.
- А у него десять пальцев на руках? Шляхтич захлопал глазами и замолчал, пытаясь представить руки своего господина.
- Да, пожалуй.
- Ну и у тебя столько же.
Пан Тшаска посмотрел на свои руки и, растопырив короткие, узловатые пальцы, стал их про себя пересчитывать.
- Столько же.
Квестарь почесал мучительно зудевшую бородавку и ласково спросил:
- А у твоего пана есть деточки?
- Целых пятеро, разрази меня гром.
- А ты можешь похвалиться своими, брат?
- Ого! Еще как! Моя супруга недавно двенадцатого мне подарила.
- Стало быть, и у того и у другого есть все, благодаря чему Речь Посполитая не может пожаловаться на недостаток граждан. Может быть, твоему пану эта работа не по душе?
- Что ты, напротив!
- Таким образом, брат, вот тебе простое доказательство того, что мы братья, и ничего тут не поделаешь.
- Ладно, поп, убедил. Но все же впредь называй меня "пан брат".
Тут Тшаска наполнил кубки и, расправив усы, погрузил в вино мясистые губы.
- Усвоил, брат, мои доказательства?
- У-гу, почтеннейший.
- Ну вот, так-то лучше, - заявил брат Макарий и чокнулся со шляхтичем. Вижу, что ты на лету усваиваешь основы философии.
Шляхтич фыркнул, как напуганный конь, поднял кубок и чокнулся с квестарем.
- Эхма, пей не жалей, где пьют, там и льют! Брат Макарий выпил и тут же поспешно наполнил свой кубок, затем, страшно фальшивя, запел басом:
- Сла-сла-сла-сла-ва!
Выпив, оба вздохнули, словно после тяжелой работы, а пан Тшаска, покручивая старательно обсосанный ус, заметил:
- Нет ничего лучше духовных песен.
- Правильно, - подтвердил квестарь. - В этих песнях подлинное вино жизни.
Пан Тшаска заглянул в жбан, опрокинул его и, когда оттуда вытекла одна-единственная капля, стукнул кулаком по столу:
- Эй, девка, как же ты оставила нас с пустой посудой? Где у тебя совесть?
Маргося в это время пыталась вырваться из рук купцов, шумевших на весь кабак и пытавшихся обстоятельно изучить ее прелести. Она дала знак пану Тшаске, что сейчас придет и полностью выполнит все его желания, и, поддернув стеснявшую ее движения юбку, смазала одного по физиономии, стукнула другому по затылку, а третьему дала пинок под зад. Купцы, потирая поврежденные места, утихли, как ягнята, тем более что пан Майер грозно посматривал из-за двери. А за этой дверью, как было всем известно, сидел дюжий слуга, исключительный силач, который собирал подвыпившую братию, как пучок редиски, и выбрасывал на улицу. Достаточно было хозяину мигнуть глазом, как Стасько бурей проносился по кабаку и всыпал как следует бездельникам, скандалившим в заведении его патрона.
- Ну и девка! - сказал пан Тшаска, заглядывая к ней за корсаж, где красовались две упругие округлости. Маргося не только не противилась этой экспертизе, но, напротив, принимала такие позы, что шляхтич мог произвести свои исследования самым детальным образом.
- А ты, поп, наверное, считаешь, что посмотреть на эти созревшие яблочки великий грех?
- Ничто из сотворенного не может быть грехом, если только оно не превышает нормальных размеров и не нарушает общих законов гармонии.
- Значит, эта девка достойна небес? Она сложена вполне аккуратно и красива на редкость. Брат Макарий рассмеялся.
- Этого нельзя сказать. Небеса так далеко отсюда, что по пути туда пропорции могут еще измениться.
- Хе-хе, - рявкнул пан Тшаска, - что верно то верно. Надо сказать это моей жене, пани Тшасковой, а то она разжирела, к примеру сказать, как свинья, и думает, что непрерывное высиживание в костеле поможет ей взобраться на небо. Как же, держи карман! Она, бедняжка, считает, что там только ее и ждут. Да она врата райские разворотит до основания.
- Вот это недопустимо, - вставил квестарь, - ведь души, находящиеся в чистилище, через поломанные ворота преждевременно попадут в рай, сея там смуту и соблазн. И никакого порядка там не будет.
- Верно, - подтвердил пан Тшаска, - впрочем, только дураки полезут туда, куда заберется моя половина. Покоя ведь от нее не будет.
Так они вели приятную беседу. Вдруг на улице поднялся страшный шум, и в кабачок ворвались люди с криком:
- Прокаженный! Прокаженный!
Среди гостей поднялась паника. Покатились по полу кубки, из опрокинутых жбанов потекло вино.
Брат Макарий быстро нахлобучил на голову капюшон и схватился за нос, прикрыв волосатой рукой бородавку. Люди, принесшие столь мрачное известие, подбежали к нему, но квестарь повернулся спиной и, нагнувшись, сделал вид, будто копается в мешке.
- Отец святой! - раздался над ним чей-то голос. - Отец святой! Спаси нас от заразы! Надо по божьему отправить несчастного подальше от людей.
- У-гу-ум, - бормотал брат Макарий.
- Отец, спаси наших Детей от погибели! Пан Тшаска дрожал в углу, боясь даже взглянуть на вошедших. Брат Макарий понял, что надо уходить. Ему, однако, не терпелось узнать, почему пан Тшаска разыскивал его.
- Что ты хотел от меня, брат? - хрипло спросил он перепуганного шляхтича.
- Ничего, ничего, - блеял пан Тшаска.
- Скажи, брат.
- Уйди, уйди! - замахал руками шляхтич, отгоняя от себя квестаря.
Пришедшие теребили брата Макария за рукав, но он не поднимался.
- Если утаишь от меня свои мысли, не миновать тебе заразы.
Пан Тшаска сжался в комочек и пропищал, как крыса:
- Смилуйся, отец, не погуби! - Тут он сорвал с себя саблю, мешавшую ему забиться поглубже в угол, и бросил ее на пол.
- Говори, брат.
- Мой господин хотел, чтобы ты пришел к нему. Он...
- Ах, вот что, - успокоился брат Макарий. - Ну, я еще сегодня исполню его желание. А теперь, брат, пойдем.
- Отойди и сгинь!
- Э, брат, ты все шуточки шутишь, - рассердился брат Макарий. - Ведь надо же помочь несчастному.
Взволнованные гости, сидевшие в кабачке, и те, кто прибежал с улицы, толпились около них с раскрасневшимися лицами, полные страха и любопытства. Глубоко надвинутый на глаза капюшон монаха, его приглушенный, неестественный голос усиливали впечатление. Все в ужасе крестились.
- Дьявол появился в карете, запряженной шестериком, и поразил нас моровой язвой, - решительно заявил низенький пан в желтом кунтуше. - Я сам видел, как он ехал.
