- Ты видел? - изумились остальные. - Слово шляхтича, - бил себя в грудь пан, - а у коней из-под хвоста так огонь и валил. Своими глазами видел.
Квестарь все-таки добрался до пана Тшаски и насильно вытащил его из угла. А так как брат Макарий обладал незаурядной силой, то шляхтич выскочил оттуда, как пробка.
- Вот что, почтенный, - сказал квестарь, поставив его перед собой, - тому, кто выпил столько, сколько мы с тобой, заразы бояться нечего. - И он подтолкнул пана Тшаску к выходу.
Все гурьбой повалили за ними. Шляхтич озирался кругом и испуганно поглядывал на квестаря, но тот не обращал на него внимания и энергично шагал вперед, перебрасывая мешок с одного плеча на другое. У ратуши стража охраняла несчастного. Он стоял у стены, окруженный стражниками, направившими на него алебарды. В нескольких шагах клокотала разъяренная толпа. Люди грозили кулаками, а школяры бросались грязью и изрыгали омерзительные ругательства. Больше всего изощрялись нищие - хромые калеки на костылях, слепцы, возбуждавшие жалость своими открытыми гноящимися ранами, всклокоченные мегеры, клянчившие около костелов, омерзительные попрошайки, гнусавившие молитвы. Даже покрытые коростой глухонемые что-то угрожающе мычали.
Брат Макарий попробовал протиснуться через толпу к страже.
- In nomine patris, - возглашал он, стараясь перекрыть яростные крики.
Когда люди заметили фигуру с нахлобученным капюшоном, шум немного утих.
Пан Тшаска, пользуясь замешательством, хотел было дать стрекача и скрыться в толпе, но квестарь вовремя разгадал маневр своего спутника и приказал страже следить за ним. Два алебардщика бросились к шляхтичу и, несмотря на отчаянные протесты, схватили его. Брат Макарий подошел к прокаженному. Это был какой-то оборванец, весь в струпьях и чирьях. Еле живой от страха, он дрожал, как побитый пес. Квестарь еще глубже надвинул капюшон, опасаясь, как бы кто-нибудь из присутствующих не узнал в нем виновника переполоха. Его вид привел всех в трепет; стало тихо, как в костеле. Брат Макарий выполнил несколько ритуальных жестов, обошел прокаженного, затем поднял вверх руки и задрал голову, он постоял так с минуту, словно охваченный экстазом. Женщины опустились на колени и жалобно заголосили, дети пронзительно вопили, а мужчины - степенные купцы, богатые горожане в бархатных одеждах, крестьяне в сермягах и остальное простонародье: нищие, воры, бродяги и прислуга - начали откашливаться и сморкаться. Вдруг из груди многих вырвался вопль ужаса: квестарь, не боясь заразы, протянул руку к лицу задержанного и легонько погладил его. Все шарахнулись, сбивая с ног стоящих позади. Но брат Макарий, переждав, пока толпа схлынет, начал срывать с лица прокаженного струпья и чирьи и бросать их на землю. От удивления стражники опустили алебарды, а прокаженный пытался прикрыть руками свое белое и чистое лицо, проступившее сквозь искусно Сделанную маску.
- Чудо! Чудо! - разнеслось по толпе.
- Вот вам и прокаженный! - воскликнул брат Макарий, показывая пальцем на свою работу.
У нищего было чистое, здоровое лицо. Когда он попробовал закрыться, квестарь так схватил его за руку, что у того кости затрещали. Остальные нищие, ругавшие до этого пойманного, быстро выбрались из толпы зевак и скрылись.
Брат Макарий поднял с земли одну из отвратительных язв и показал всем. Никто не решился приблизиться, чтобы рассмотреть эту штуку. Тогда квестарь сам пошел к толпе; когда он делал шаг вперед, толпа медленно, как зачарованная, отступала назад.
- Ну-ка, братья, - подсовывал он зрителям под нос язву, - посмотрите на этих окаянных бездельников. Ну, живей!
Один из школяров протиснулся из задних рядов, внимательно рассмотрел искусно раскрашенную глину и бесстрашно притронулся к ней пальцем. Толпа неподвижно замерла. Брат Макарий похлопал храброго юношу по спине.
- Такими прокаженными хоть пруд пруди, - загремел квестарь, - только присмотритесь!
Но нищих уже не было. Даже безногие, с обнаженными культями, попрятались по закоулкам.
- Уже выздоровели, - расхохотался квестарь и, довольный, выпятил живот.
Тут пан Тшаска, растолкав зевак, с гордым видом подошел к брату Макарию.
- Не будь я Тшаска, - воскликнул он радостно, - молодец ты, поп, ей-богу! Я тебе котел меду поставлю за спектакль, который ты устроил, и клянусь пресвятой девой, что ты заслуживаешь большего.
Школяр бегал в толпе и совал всем под нос язву, сделанную весьма искусно и вызывавшую всеобщее любопытство.
- Вот паршивец окаянный, - ругались люди, осматривая ее. - Вот хитрый еретик! Как он у народа грош выманивал! - И оглядывались вокруг, но нищего уже не было. Как только он увидел, что дело плохо, его и след простыл.
Брат Макарий не упустил случая: раскрыл мешок и принялся собирать пожертвования. Очевидцы веселого зрелища не скупились на подаяния. Понемногу толпа разошлась, все отправились по своим делам: купцы - обманывать, бабы шлепать своих докучливых сорванцов, мужики - глазеть на прилавки, городские советники - разбирать дела о неверности жен. А мешок тем временем наполнился и потяжелел. Поэтому брат Макарий поручил; нести его отважному школяру, в награду разрешив ему взять язвы прокаженного, которые паренек тайком подобрал с земли.
Пан Тшаска тянул квестаря в кабачок немецкого купца, господина Майера, но брат Макарий приказал вести себя к ясновельможному пану. Ему не терпелось поскорее узнать, что заставило высокородного шляхтича разыскивать его по городу. Пан Тшаска упирался: так закончить сегодняшнее приключение ему не хотелось. Лишь когда квестарь пообещал спрыснуть дело после свидания с вельможей, шляхтич быстро согласился проводить брата Макария.
Они пришли на Гродскую улицу и добрались до великолепного дома с закрытыми наглухо деревянными воротами. Школяр, весело хлопая глазами, поставил мешок на крыльцо. Брат Макарий бросил ему медяк, и тот, довольный, забавно кривляясь и подпрыгивая, побежал по улице. Был полдень, только что проиграли хейнал - это трубачи с Марьяцкой башни поведали миру о тленности человеческой жизни, так быстро поглощаемой бесконечным временем. Пан Тшаска постучал в ворота.
По улице двигались крестьянские телеги, скрипя и громыхая по неровной булыжной мостовой. Было жарко и душно. Когда проносился всадник - богато одетый рыцарь в позолоченной кольчуге или шляхтич, - пыль столбом поднималась высоко вверх. Но, несмотря на жару и пыль, середина улицы была покрыта густой липкой грязью, смешанной с отбросами и нечистотами, стекавшими из дворов и издававшими нестерпимое зловоние.
Пану Тшаске и брату Макарию не пришлось долго ждать. Дверь приоткрылась, и из нее выглянул старый слуга с обвислыми, как у татарина, усами. Увидев пана Тшаску, он открыл дверь пошире и впустил их в сени, темные, как душа язычника.
- А его ясновельможность дома? - резко спросил пан Тшаска.
- Дома, дома, где же ему быть в столь ранний час, - пробормотал старик.
- Ну, идем.
Миновав сени, они вошли в низкую комнату, очевидно, приемную, потому что в ней, кроме стульев и скамей, ничего не было. Шляхтич знаком предложил квестарю сесть, а сам едва слышно постучал в дверь, которая вела в другую комнату, затем приставил ухо и стал прислушиваться. Так как никто не отзывался, он постучал вторично и снова приник к двери. Наконец он жестом дал понять квестарю, что все в порядке, и через полуоткрытую дверь протиснулся в соседнюю комнату. Не успел брат Макарий прочитать "Богородицу", как пан Тшаска возвратился и пригласил его с собой.
- Только ты, поп, оставь это здесь, - он пренебрежительно указал на мешок.
Брат Макарий отрицательно покачал головой и поправил мешок на спине.
- Нет, брат, не оставлю.
Пан Тшаска сжал кулаки, зло сверкнул глазами и проворчал:
- Оставь, иначе не впущу.
Брат Макарий показал язык и сделал шаг вперед.
- Не пущу, не будь я Тшаска!
Квестарь быстро повернулся, намереваясь уйти, откуда пришел.
- Ты куда это? - завопил шляхтич.
- А я, брат, пойду назад. Мне твой вельможа не нужен.
- Да ведь он ждет тебя.
- Ну и пусть ждет. Оставайся с богом.
Пан Тшаска рванулся и схватил квестаря за рясу.
- Ты с ума сошел?
- Не я, а ты, ваша милость, раз хочешь отобрать у квестаря его боевое снаряжение.
- Да ведь мешок грязный, а ясновельможный - чистюля и страшно брезглив.
- Ну, если он хочет разговаривать с напудренным чистоплюем, пусть поищет себе другого собеседника.
Пан Тшаска, держа квестаря за край рясы, тянул его что было силы к себе. Тот сердито упирался, и дело дошло бы до драки, но тут в дверях появился рассерженный шумом вельможа и топнул ногой.
- Что за свалка? - спросил вельможа, стоя в дверях. Он был раздет, видимо только что поднялся с кровати, и щурился от резавшего глаза дневного света.
Пан Тшаска почтительно склонился, не выпуская из рук рясы квестаря.
- Да вот поп со мной спорит, не хочет входить к вельможному пану.
