На перекрестках статуи, встретился даже небольшой скверик. По ту сторону разглядел небольшое скромное здание, присмотрелся, не веря глазам, ахнул и ускорил шаг.
Церковь, настоящая церковь, но до чего же крохотная, не церковь, а по виду больше смахивает на часовню.
Дверь жутко заскрипела, я вошел в полутемную комнату, от аналоя в мою сторону с некоторым испугом повернулся невысокий плотный человек в темной сутане.
— Здравствуйте, святой отец, — сказал я поспешно. — Я приезжий. Вот поспешил к вам со всех задних ног, дабы услышать слово напутствия.
Он с тяжелым вздохом шагнул навстречу, лицо усталое, под глазами повисли мешки.
— Приезжий?
— Да, святой отец.
— Тогда понятно... Я отец Шкред, сын мой.
— Отец Шкред, — сказал я, — я всего лишь проехал через город, и душа моя уязвлена стала. Что с церковью? В таком городе должна видеться издалека! Почему выстроили такую... крохотульку?
Он ответил грустно:
— Строили первые поселенцы.
— И что?
— Их было сорок человек, — объяснил он. — Им вполне хватало.
Его глаза цепко и настороженно всматривались в меня, такого непривычного прихожанина, на определенном этапе в церковь начинают ходить не рыцари, а убогие старушки, нищие и юродивые.
Чтобы ему не мешать, я бросил взгляд на своды и стены. Да, для сорока еще как хватало. Даже больше чем. Строили с расчетом, чтобы хватило и детям. Может быть, даже внукам, хотя тем уже будет тесновато. Но вряд ли могли тогда предположить, что народу нахлынет масса... хотя и предположив такое, вряд ли стали бы строить Кельнский собор. В конце концов, большой и красивый храм должен строить большой город. Сам строить, а не прожирать накопления предыдущего поколения.
Помещение церкви — просто одна четырехугольная комната. В дальнем углу отгороженная кабинка для исповедальни, в стенах справа и слева неглубокие ниши, В них каменные фигуры святых: один с воздетым над головой крестом, у второго крест в опущенной руке, и держит его так, словно встречает врага направленным в его сторону острием меча.
— Сын мой, — произнес отец Шкред наконец с непонятной осторожностью, — твоя душа уязвлена видом церкви или... города?
— А что с городом? — удивился я. — Город цветет и пахнет!
— Чем пахнет? — спросил он грустно. — Гнилью и запустением душ. Но это замечается не сразу.
— Запустение? — переспросил я. — Да жизнь бьет ключом! И не всегда — по голове.
— Да, — согласился он, — такая жизнь бьет по душе.
— Но души вы спасаете? — Священник развел руками.
— Что я могу сделать? Даже души спасать в таком городе... почти непосильно. Я делаю что могу, но человек слаб, а против таких мощных соблазнов, что поселились в городе, устоять трудно. Когда-то это был чистый спокойный город, а сейчас на каждой улице по две-три пивных, на каждом углу — притон, дьявольский вертеп с продажными девками! Когда всё начиналось, там тешили плоть моряки, которые в дальних походах истосковались по женщинам, а теперь туда преспокойно ходят и добропорядочные горожане! Некоторые уже и не очень-то таятся. Ни от церкви, ни от жен.
Он видел по моему лицу, что меня это волнует мало, есть дома терпимости — ну и пусть, что тут такого, я и не то видал. Лицо патера побледнело, в глазах отчаяние и безмолвная мольба.
Я вспомнил о красивом рыцарском замке на скале.
— А что благородный сэр Дюренгард, если я правильно расслышал его имя на рынке? Столь известный как в славных битвах, так и великими добродетелями?
Священник покачал головой:
— А что ему? Денег к нему течет всё больше. Он даже не догадывается, что уже во всём отстранен от управления городом. По большей части он либо в столице, либо в походах. Сами горожане в целом довольны: город по достатку быстро обогнал все соседние, у нас простой горожанин одет богаче, чем вельможа у соседей.
Я кивнул:
— А отцы города, этот ваш совет, естественно, самые богатые люди города?
— Да, — ответил он печально, — они и были ими, когда создавался городской совет. А теперь намного богаче, это естественно.
— Понятно, — согласился и я, — как такое не понять. Деньги — это власть, а власть — это деньги. Еще большие. Кстати, в порту проститутки на каждом углу, тоже понятно. Но я заметил, что ночью начинают выходить и на улицы самого города...
— Ночью? — переспросил он горько. — Да уже с вечера выходят! Если раньше Бриклайту с трудом удавалось открыть первый притон, не мог набрать туда женщин, то теперь отбою нет! Сами приходят, а те, кому не удается попасть в сам дом... туда уже отбирают самых лучших, представляете?.. промышляют на свой страх и риск на улицах, в подворотнях...
— А горожане?
— Даже те, кто морщит нос, — ответил патер с горечью, — не хотят ничего менять. Их души опутал золотыми сетями дьявол. А Совет города убеждает, что главное в жизни человека — иметь золото в кошельке. Будет золото — будут и все блага. Да только забыли...
— Что? — спросил я.
Он взглянул на меня с укором:
— Что помимо благ земных существуют еще и небесные...
— А, — сказал я, — ну да, ну да, как я забыл! — Он вздохнул, в глазах укоризна стала заметнее.
— Духовные блага не купить... но незрелые души этого еще не понимают. Человек рождается несмышленым, быстро старается насладиться всем, что видит, и обычно не успевает достигнуть полного понимания истинных ценностей... увы, жизнь человеческая коротка.
— Коротка, — согласился я и покосился на кинжал на своем поясе. — Да мы ее еще и укорачиваем всеми способами. В городском совете заправляют старейшины цеховиков?
— Уже нет.
— А кто?
— С цеховиков начиналось, — объяснил он, — но город растет еще и за счет порта, морских перевозок. Так что торговцы сперва только присутствовали, а теперь их две трети.
— Торговцы, — сказал я, — тогда понятно... — Он насторожился:
— Что-то о них знаете?
— Да только о нормах прибыли, — уклончиво ответил я. — Что-то из классиков. За какой процент прибыли пойдут на какое преступление, есть точный расчет... основанный на опыте более развитых... или более прогнивших стран, это с какой точки посмотреть. А кто во главе?
Он сказал так же невесело:
— Бриклайт.
— Бриклайт? — повторил я. — Только и всего?.. Ни сэр, ни лорд, ни фон, а просто Бриклайт?
Он грустно усмехнулся:
— Да. Просто Бриклайт. И никто не знает, откуда он пришел. Не местный в смысле. Он как раз из тех, кто и не ремесленник, и не торговец, а...
— Посредник, — подсказал я, видя, как священник мучительно подыскивает слово. — Потом их назовут дилерами или брокерами, не знаю как точнее, но он ничего не производит, а только что-то для кого-то находит?
— Верно, — сказал священник с благодарностью, но посмотрел на меня настороженно. — Вы очень хорошо разбираетесь в таких вопросах. Откуда вы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
