Он протянул мне ладонь с монетками.
— Возьмите и отдайте.
Я отчаянно замотал головой:
— А вдруг вы подумаете, что я взял себе? Мне будет так стыдно, так стыдно!.. И уже не смогу перед вами оправдаться. Ну прошу вас... Отдайте им эти монеты, они вон близко, а потом возвращайтесь! Я посторожу, чтобы камень не тронули.
Он то ли вздохнул, то ли выругался, снял петлю с шеи и, оставив камень на прежнем месте, быстро перелез обратно. Проходя мимо, облил меня взглядом, полным презрения, а я смотрел ему вслед и гадал, что будет дальше.
На мосту простоять пришлось с полчаса. Думаю, что мог бы стоять там и до утра, веревка с камнем осталась невостребованной. Как некоторые чудаки не понимают, что заботиться можно не только о себе, любимом?
До утра я бродил по базару, — а здесь весь город — базар, — как скучающий дворянин, что мается дурью, выискивая какую-нибудь причудливую хрень для себя, или своей любовницы. А по сути я и есть он самый, скучающий, надо ждать больше недели, а чем заняться — ума не приложу.
С важным видом проходили повара и кухари, показывали пальцами на кучки моркови, лука, на мясо и рыбу, а следовавшие за ними слуги проворно укладывали товар в корзины. Лавочники угодливо кланялись постоянным покупателям, старались переманить друг у друга, сбивали цены. Тут же отовариваются и простые домохозяйки, эти дольше копаются, старательнее торгуются, берут меньше, но всё-таки и они уходят с полными корзинами.
С другого перекрестка доносится гортанное блеянье овец. Там гуртовщики распродают оптом и в розницу целое стадо. Продают настолько дешево, что никто даже не спрашивает, почему дешево, всё понятно, торопливо раскупают и угоняют проходными дворами. Тут же шныряют и те, кто слишком плотно прижимается к покупателю, создавая давку, а тот, пока отстраняется, не замечает, что кошелек исчез вместе с давкой.
Стража, проходя по базару из конца в конец, громко топает и стучит окованными железом рукоятями пик в каменную брусчатку. Мол, мы здесь, если надо, кричите. Отцы города, дескать, заботятся о вашей безопасности. Заодно посмотрите, куда идут ваши денежки, собираемые на налоги, это мы — ваши защитники.
На них оглядываются зло и недовольно, никто не любит ни самой власти, ни ее представителей, хотя при малейшей неприятности бросаются к тем же стражам за помощью, что не мешает за глаза костерить их на все корки.
Луна очень медленно двигается над серебряными крышами, воздух свежеет, я долго не поднимал голову, пока серебряные вершины домов не стали золотыми настолько, что в нещадном блеске потонули окрестные постройки.
Солнце еще не поднялось из-за темной крепостной стены, но зубцы победно горят в красно-желтом огне. Я чувствовал себя настолько переполненным впечатлениями, что они вот-вот начнут выплескиваться из ушей, пора возвращаться.
В дверях одной лавочки стоит, позевывая, человек в длинном халате и широкополой шляпе с высокой остроконечной тульей. За ленту заправлено длинное цветное перо не то павлина, не то гигантского петуха.
— Не желаете ли узнать свою судьбу? — поинтересовался он лениво.
— Кто не желает, — ответил я, — да только если бы ее можно было предсказывать...
Он усмехнулся:
— Что, не сбывается? А если вам будет предсказано, что, если пойдете по вон тому мосту, упадете в воду и утонете... вы всё равно пойдете? То-то. А потом еще говорите, что не сбылось. Надо было идти на мост, проверить...
Я посмотрел с интересом, чувствуется, человек образованный, речь и манеры полны благородного достоинства, но без привычного высокомерия лордов и заискивания простолюдинов.
— А что, не ходят?
Он сдержанно улыбнулся:
— Почему же... некоторые решаются проверить. Кто из любопытства, кто из противоречия... Зайдете?
Я кивнул:
— Всё равно пора идти спать. Давайте предскажите. Все мы знаем, что жульничество, а всё равно попадаемся на тот же крючок...
В комнате чисто и уютно, книг много, но все в шкафу, а на столе одна-единственная, довольно страшноватая с виду, как по размерам, так и по внешнему оформлению. Рядом массивная чернильница с длинным пером, десяток перьев в медном стакане.
Он сразу сел за стол, я со вздохом опустился в кресло напротив, ноги гудят от хождения весь вечер и всю ночь по городу.
— Давайте, — сказал я. — Только где черный кот и летучие мыши на потолочной балке? Непорядок. И халат у вас расписан не должным образом. Должны быть всякие хвостатые звезды... И этими, как их, каббалистическими рунами.
Он взглянул с укором.
— Дорогой лорд, — сказал он церемонно, — а вы ведь лорд, не так ли? Видите, это я уже узрел сразу по вашей исполненной благородства осанке и всеобщему изяществу движений. Дорогой лорд, я не ярмарочный шарлатан, мне эти коты без надобности. Как и дурацкие халаты. У меня старинные карты волшебника Зермана, того самого!
На моем лице ничего не отразилось, он всмотрелся внимательнее:
— Вы о нем, похоже, мало слышали?
— Признаться, — ответил я откровенно, — даже меньше, чем мало.
— Это как?
— Ничего, — заверил я любезно.
Недоверие отразилось на его породистом лице, в его жесте, даже в интонации:
— Так уж и ничего?
— Абсолютно, — подтвердил я.
Он покачал головой, его серые глаза всматривались в меня с непонятным ожиданием.
— Знаете, редко можно встретить человека, не интересующегося предсказаниями, пророчествами, видениями... Всё-таки человек жаждет знать, что его ждет. Этим он отличается от зверя. И вообще от животных. И вообще человек ищет в жизни ориентиры.
— Я тоже ищу, —- ответил я. — У меня они, правда, уже есть, но я готов сменить, если увижу, что ведут не туда.
Он довольно улыбнулся:
— Вы — гибкий человек.
Породистый, с длинным аристократичным лицом, ему бы в палате лордов заседать, однако и с цыганскими картами в руках выглядит весьма и весьма. Я всматривался в его серьезные глаза, в памяти промелькнули все эти, не смирившиеся, кто устраивает в подвалах замков алхимические лаборатории, ищет философский камень, вечную молодость, способы превращения простого металла в золото, а при этом кто-то всерьез продает душу дьяволу, кто-то полагает, что продает, когда приносит в жертву младенцев и девственниц...
— Какие карты предпочитаете?
— Разве я волен выбирать?
— Только вначале, — успокоил он. — Надо решить, будете ли вы придерживаться только той стороны, за которой церковь, или же предпочтете более свободное поведение...
Я в затруднении пожал плечами:
— Знаете, я не ссорюсь с церковью, но сам предпочитаю свободное поведение. Хотя признаю, что подобная свобода — просто беззаконие. Но я, должен признаться, весьма симпатизирую беззаконию. Анархия — мать порядка!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
