— Быть наблюдательным — это настоящий плюс работы в баре, да? — поддразниваю я.
— От части, — соглашается он. — Энцо с легкостью прикончил бы тебя на ринге, если бы вы дрались так, как ты того хотела. Это твоя конечная цель? Гнаться за опасностью, пока она тебя не настигнет, а твоя безрассудность не приведет к смерти?
Он сказал это не для того, чтобы обидеть или задеть, но правда все равно ударила меня в грудь, как молотком.
— Что такое жизнь, если ты не рискуешь? — спрашиваю я, отводя взгляд.
Мужчина грустно улыбается.
— Рисковать — не значит подвергать свою жизнь опасности, дикая кошечка. Какой смысл в этом без вознаграждения? Потому что с моей точки зрения, твои риски только гонят тебя по кругу и причиняют боль. Я не вижу в этом особой награды.
— О, я не знаю, мой последний риск заставил меня быть голой и стонать от утреннего секса, так что для меня это кажется вознаграждением.
Он качает головой.
— Нет, твой последний риск привел к неприятностям.
— Возможно, — говорю я, вставая и выбрасывая мусор в урну, чтобы не встречаться с ним взглядом. — А может, мы все просто обречены, и так было с тех пор, как я здесь появилась.
Глава 16
Энцо
Габриэль и его сводный брат Атлас сидят в большом кабинете, пристроенном в задней части дома. За окнами слышен шум волн, разбивающихся о скалы, и пронзительный крик чайки, пролетающей над головой.
Я был молод, когда только начал работать на Сэйнтов, или, по крайней мере, на Габриэля. Тогда он еще не был главой, да и не должен был им быть, но внезапная смерть отца и старшего брата заставили его занять это место.
У него была своя история, которую он мог бы рассказать, но когда мужчина возглавил дело, то назначил меня своим Силовиком, и я с готовностью принял эту должность.
Я передал Атласу информацию о нападавших на Блэйк несколько дней назад, ожидая этого момента.
— Они в подвале, — Габриэль откинулся на спинку стула. — Не объяснишь, почему мы держим двух связанных ублюдков? Полагаю, они не уйдут отсюда.
Я качаю головой. Нет, они не уйдут отсюда, более того, они, вероятно, будут без нескольких конечностей к тому времени, как я закончу с ними.
Размяв шею, я развернулся и пошел прочь, не дав им желаемых ответов. Мое молчание было на руку, потому что я все равно не знал, как все это объяснить.
Они молча следуют за мной, оба зная, что не стоит давить, но желая показать единый фронт, который всегда представляли Сэйнты. Вонь мочи и крови встречает меня, когда я спускаюсь по лестнице в подвал. В комнату можно попасть только одним путем, через стальную дверь, которая запирается как снаружи, так и изнутри. Мой любимый стол с инструментами поблескивал под низко висящей лампой, а двое мужчин висели на веревках, привязанных к их запястьям, раскачиваясь на крюках, свисающих с потолка.
Они были слегка побиты, вероятно, в результате потасовки, которая в итоге закончилась тем, что они висели именно там, где я хотел.
Вряд ли они понимают, зачем их сюда привели. В конце концов, какое дело Сэйнтам до неудавшегося ограбления и чужачки в этом городе?
Я собирался убедиться, что они точно знают, что сделали, чтобы оказаться в поле моего зрения. Эта парочка преступников вряд ли стоила моего времени, но если представить себе повреждения на красивом лице Блэйк, боль, которую она пыталась скрыть… Моя рука сжимает изогнутый нож, проводя пальцем по лезвию и убеждаясь, что он острый.
Ухмылка скривила мои губы, когда я повернулся к двум мужчинам. Монстр во мне упивается страхом, от которого один из них обмочился. Цветущее темное пятно у его паха пропитало ткань его брюк и стекает по ним на пол.
Держа нож в одной руке, я подхожу к небольшому столику и открываю ноутбук. На экране появляются записи с камер видеонаблюдения, поставленные на паузу. Я нажимаю "play", наблюдая за тем, как они смотрят на то, что сделали. Мне можно не смотреть, я просмотрел достаточно, чтобы точно знать момент, когда они решили свою судьбу.
Я останавливаю видео, когда один из парней прижимает Блэйк к фургону, держа биту у ее горла, и показываю на девушку, ожидая, пока они переведут взгляд на меня, прежде чем указать тем же пальцем на свою грудь. Моя.
Она была моей.
— Мы не знали! — плачет один из них. — Иначе мы бы не тронули ее! Откуда нам было знать, что она принадлежит Сэйнтам.
Но она не принадлежала Сэйнтам. Она принадлежала мне. За тех, кто мне дорог, я убиваю. Жестоко. Без пощады.
Когда им причиняют боль, я калечу, пытаю и уничтожаю.
Я был монстром, о котором говорили. Я был самым смертоносным человеком в этом гребаном городе.
И я делал все это с улыбкой на лице.
— Мы не знали! — плачут они, сопли и слезы текут по их лицам.
Габриэль и Атлас стоят у меня за спиной, молча наблюдая, но мой взгляд устремлен не на них, а на экран. На биту на ее горле. Поэтому я решаю поменять свое оружие, выбрав вместо него тяжелую металлическую биту, которая сейчас прислонена к стене.
— Пожалуйста! — кричит один из них.
Здесь они не найдут пощады.
Я поднимаю биту и бью ею по голени одного из них. Треск кости и крик боли эхом разносятся по комнате, поджигая мою кровь.
Удары продолжаются снова и снова. По голеням, коленным чашечкам и бедрам. Пока один кричит о пощаде, но его крики остаются незамеченными, тот, кто был моей целью, уже потерял сознание от боли. Чертовски слабый. Я бью битой в его череп с такой силой, что кровь мгновенно брызжет на блестящую металлическую поверхность, забрызгивая мое лицо.
Мне говорили, что я сумасшедший. Псих. Зверь.
И когда я теряю себя в жестокости, как сейчас, я вижу это. Я вижу то, что они видят, когда смотрят на меня, почему люди переходят улицы, чтобы избежать меня, и почему другие дважды подумают, прежде чем переходить дорогу мне или Сэйнтам. Я и мои близкие никогда не получали пощады, и поэтому я не дарю ее в ответ. Я показываю миру то, что он всегда показывал мне.
Кровавую резню и неумолимое насилие.
Первый мужчина уже давно мертв. Половина черепа отсутствует, поэтому я обращаю внимание на второго. Он пытался перерезать себе запястья, натягивая веревку. Слезы и сопли покрывают его жалкое лицо.
Я мог бы оставить их в живых. Они были всего лишь парой отморозков, но они тронули ее, и отомстить им было все равно что свести старые счеты. Раньше я мстил для других, выплескивая накопившуюся злобу, но сейчас… сейчас было личное.
Это было так приятно и успокаивающе, как я никогда раньше не чувствовал.
— П-пожалуйста, — умоляет парень. — П-пожалуйста!
Его мольбы остались без внимания. Теперь ему уже ничто не поможет.
Быстрый удар по его ногам ломает ему коленные чашечки. Хруст костей доносится до моих ушей, и только убедившись, что он никуда не денется, я отцепляю его и позволяю упасть на пол. Из него вырываются рыдания, когда он пытается тащить себя по земле, сквозь кровь, непрерывно капающую с висящего тела его друга. Я иду следом, окровавленная бита раскачивается в моем кулаке, как маятник. И вот он уже почти у двери и, как ему кажется, на свободе, но от меня не уйти.
Перешагнув через его тело, я ставлю ноги по обе стороны от мужчины, наклоняюсь и давлю битой на его горло. Затем я дергаю ее вверх, ощущая легкое сопротивление его трахеи, прежде чем она будет раздавлена от силы моего рывка. Из его рта вырывается придушенный звук, захлебывающийся, лишенный воздуха стон, когда он обмякает, корчась и пытаясь отдышаться.
Я бросаю взгляд на двух других людей в комнате.
— Иногда я забываю, какой ты чертовски жестокий, — бесстрастно говорит Атлас, прислонившись к стене, скрестив ноги на лодыжках и сложив руки на груди. Габриэль наблюдает за происходящим с пустым выражением лица.
Я пинаю парня до тех пор, пока он не скручивается в позу эмбриона, а его руки не подносятся к горлу, когда он пытается втянуть воздух, который никак не входит.
