Я думала, что мне все сошло с рук. Прошла неделя с того момента, как я уехала из города. Ничего не происходило, пока ровно на седьмой дней я не потеряла бдительность в местной забегаловке после того, как накануне поселилась в мотеле.
Видите ли, тогда я была молода, не понимала и не осознавала, на что готовы пойти эти люди, чтобы получить желаемое. А Скотт обладал большей властью, чем я предполагала.
Он нашел меня, отследив мою банковскую карту, которую я использовала, чтобы снять комнату. Тогда я еще была Лирой во всех смыслах. Я думала, что останусь ею навсегда, но не смогла.
Он меня почти поймал в той забегаловке. К счастью, я успела скрыться в туалете, прежде чем он заметил меня за маленьким столиком, который я выбрала на вечер. Выбравшись через заднее окно, я добежала обратно до мотеля быстрее, чем когда-либо в жизни. Благо, я почти ничего не распаковывала. Схватив сумку с украденными деньгами и запихнув сверху пару вещей, я снова побежала, не останавливаясь. Я уничтожила все свои карточки и удостоверения, стала использовать наличные и избегала всего, что требовало подтверждения личности. Я использовала вымышленные имена и красила волосы в темный цвет, пока не остановилась на платиновом, который был сейчас.
Годы. Прошли годы, прежде чем я перестала оглядываться через плечо каждые пять минут, но даже после этого я не перестала опасаться и не перестала двигаться. До сегодняшнего дня, конечно.
Чья-то рука внезапно опускается на мое плечо, заставляя вздрогнуть. Справа от меня стоит мужчина, а слева еще один.
— Ну, привет, сладкая, — говорит тот, что справа, с трудом выговаривая слова, а изо рта у него пахнет сигаретным дымом и несвежим пивом.
— Отвали, мать твою, — рычит Хоук.
Я встречаюсь с ним взглядом, но он не смотрит на меня. Вместо этого его темные глаза, ставшие еще мрачнее от гнева, устремлены на мужчину справа. Я пытаюсь отступить, ощущая напряжение. У меня есть возможность проскользнуть вперед, но это прижало бы меня к барной стойке, и они оказались бы у меня за спиной, а Хоук — спереди… Мне это все равно не нравится.
— А ты кто, блядь, такой? — ответил мужчина.
— Даю тебе две секунды на то, чтобы убрать руку с ее плеча, пока я не переломал тебе все кости, — угрожает Хоук. Мои глаза расширяются от жестокости и обещания, звучащего в каждом слове. Он был таким собранным, таким спокойным, что эта его сторона застала меня врасплох. Я не должна удивляться, но я удивлена.
Мужчина слева смеется.
— Как насчет того, чтобы сделать твое лицо симметричным, а, лицо со шрамом?
О, черт возьми, нет.
Я неуловимо тянусь вперед, обхватывая пальцами стоящий передо мной стакан.
— Последнее предупреждение, — говорит Хоук, но я не собиралась давать им никаких временных поблажек. Резко вывернувшись от руки на плече, я вращаю телом, одновременно поднимая руку и нанося удар стаканом по лицу парня слева. Хоук делает шаг вперед, прежде чем второй мужчина успевает вмешаться, хватает его за запястье, выкручивая, пока локоть не угрожает выскочить. Он швыряет его на барную стойку, лицом вниз, пока мужчина кричит, чтобы Хоук остановился.
Второй парень корчится на полу, держась за лицо, сквозь пальцы просачивается струйка крови.
— Ты больше не тронешь мою девочку, — говорит Хоук так тихо, что я почти не замечаю этого.
— Хорошо! — плачет он, уже не хрипя, а трезвея и чертовски боясь наложить в штаны.
Я уловила присутствие Энцо раньше, чем увидела его, поскольку воздух будто сгущается при его появлении. Подняв взгляд, я заметила, что его глаза, прищуренные и оценивающие, устремлены на Хоука, прижимающего мужчину к барной стойке. К истекающему кровью парню у моих ног он даже не повернулся.
На нем был безупречный черный костюм, идеально облегающий каждый выпуклый мускул, подчеркивая все линии тела, но лицо было грозным, а голубые глаза пылали. Его светлые волосы были зачесаны назад, но одна прядь упала на лоб.
Он был красивым мужчиной. Все в нем было прекрасно, но именно лицо было тем, что поражало. Оно втягивало в ложное чувство безопасности, словно прекрасный цветок, который, когда ты тянешься к нему, вдруг оказывается усеянным острыми шипами на стебле, способными прорезать твою кожу, словно нежное масло.
Энцо был опасен, я знала это еще с того момента, как до меня дошли слухи, и окончательно убедилась, увидев его на ринге. Но эта его версия, одетая в безупречный костюм, возвышающая над толпой, напоминала мне хищника, ни разу не упустившего добычу.
Это был он, знаменитый и безжалостный Силовик.
Он приблизился ко мне, не издав ни звука, словно используя свои внушительные размеры как щит.
Хоук резко дергает парня, и я слышу отчетливый хлопок кости, выбитой из сустава, а затем булькающий крик, который заглушается звуком рвоты и слюны, внезапно извергающейся изо рта парня.
— Черт, — шиплю я, отпрыгивая назад, чтобы избежать струи жидкости, вырвавшейся из его губ. Кровь была терпима, но вот рвота… это другое дело.
Энцо протягивает руку к мужчине в тот же момент, когда Хоук отпускает его и начинает тащить прочь, к охранникам, ожидающим у дверей, чтобы закончить работу. Хоук встречает мой взгляд, слегка улыбаясь, но в этот момент я не заметила, как подошла ближе к парню, которого ударила стаканом.
Вокруг нас собралась толпа, которой хватило ума держаться подальше, но их явно больше забавляла эта небольшая потасовка, чем бой, затихший на ринге.
Раздался крик, Хоук бросился вперед именно тогда, когда кто-то выбил почву у меня из-под ног.
Я падаю на холодный твердый пол, дыхание вырывается из легких от шока, но я быстро прихожу в себя и попыталась отползти.
Хоук рядом. Он совсем близко, но тут же появляется и Энцо. Я перекатываюсь, чувствуя, как рука хватает меня за шею, пальцы сжимаются на ремешке, который я всегда ношу, и его кровь впитывается в мою кожу.
Мир вращается с головокружительной скоростью, и моему мозгу требуется секунда, чтобы догнать реальность. Энцо хватает мужчину за запястье, пальцы которого крепко впиваются в ремешок. Когда здоровяк резко дергает руку, раздается хруст сломанной кости, и ремешок натягивается, почти душа меня, прежде чем рвется с глухим треском. Мужчина, спотыкаясь, отшатывается, его крик боли теряется в шуме крови в моих ушах.
Я не вижу, что с ним происходит, поскольку Хоук хватает меня как раз в тот момент, когда моя рука метнулась к шее, ощущая на ней скользкую влажную кровь. Она не моя, но я также чувствую рельеф шрама под моей ладонью. Шрам, который я скрывала пятнадцать лет, и который до сих пор снится мне в кошмарах, когда я снова и снова переживаю смерть в своей голове.
— Я рядом, — успокаивает Хоук. — Я рядом, дикая кошечка.
Но я слишком ошеломлена, слишком потеряна в воспоминаниях о том, как у меня появился этот шрам, и не могу говорить.
Вот пятнадцатилетний Энцо борется, пытаясь добраться до меня, вот кровь во рту от того, что я укусила Николаса за ухо, когда он пытался дотронуться до меня, а потом холодный, острый край бутылки на моем горле, разрезающий кожу.
Я вздрогнула от яркого воспоминания. Я умерла. Возможно, не только в тот вечер.
Доктор сказал, что мне повезло, что я осталась жива, но каждый день я чувствовала себя… оцепеневшей — вот лучший способ описать это.
Руки крепко обнимают меня, успокаивая, воспоминания начинают отступать, когда сильная, но нежная рука мягко тянет за запястье, пытаясь убрать мою ладонь от шеи.
Энцо смотрит на эту руку, бледность на его коже, вероятно, не отличалась от моей. Я задалась вопросом, понял ли он, что произошло, или переживал тоже самое, что и я…
— Я в порядке, — прохрипела я, не желая показывать ему, открывать эту рану. — Не моя кровь.
Но он не останавливается.
— Энцо! — я пытаюсь бороться с ним и проигрываю. Он отдергивает мою руку, прижимая ее к боку, и, если это возможно, то еще больше бледнеет, глядя на зазубренный шрам, пересекающий мое горло.
