Итак, мы все трое рванули с порога черного хода, не обернувшись, чтобы узнать, смотрит ли мисс Элла нам вслед: лично мне это было ни к чему. Когда дело касалось моих отношений с Богом – у меня возникали разные вопросы, хотя я их никогда Ему не задавал, – но в мисс Элле я никогда не сомневался. Она за мной следила всегда и неустанно.
В процессе «реновации» Рекс пристроил к дому портик, который больше бы подходил для древнеримской виллы. Любой другой хозяин приделал бы к черному ходу пару ступенек, чтобы удобнее было сходить, но Рекс водрузил больше сорока постепенно снижающихся ступеней, использовав для этого известняк, и окружил портик мраморными колоннами. У начала лестницы он поставил гранитные скамьи и соорудил фонтаны, извергавшие водные струи из рыбьих ртов, крыльев чаек и каменных труб, которые держали в руках высоченные статуи. И, как самое высокое достижение зодчества, в центре размещалось бесталанное и смешное изваяние хозяина дома, восседающего верхом на скакуне, а на коленях у седока покоился замечательный бронзовый венец.
Рекс заказал свое изображение, когда уже стал толстым и пузатым, но, желая избавить себя от невыгодных сравнений, он указал скульптору на брюхо и заявил:
– Если вы хотите получить за работу деньги, тогда лучше, чтобы у статуи этого не было.
Когда статуя была закончена, Рекс обошел ее с важным видом, вручил скульптору деньги за работу, а потом удалился в дом и выпил еще стакан виски. В тот самый момент, когда кристально чистая струя звякнула о кубик льда, мы с Мэттом – Кэти стояла «на шухере» – ярко-красным лаком ее мамы, добавив в него перламутр, покрасили у лошади нос и копыта. Рекс, конечно, сразу же это обнаружил и приказал мисс Элле удалить краску. Вот тогда я и поумнел. Мне совсем не понравилось, что мисс Элле пришлось елозить на коленях, очищая от лака лошадиные копыта, а потом и морду. Я схватил проволочную мочалку, и мы все четверо – Мэтт, я, Кэти и мисс Элла – стали соскребать лак. Мы изо всех сил стирали и перламутр, слетавший хлопьями, а лошадиная морда блестела все сильнее, и тогда мы дружно рассмеялись, и я подумал, что, пожалуй, нашелся еще один способ уязвить Рекса. Мы пробежали мимо изваяния Рекса на коне, каким его не видели ни разу в жизни, потому что теперь он слишком часто пил и стал очень грузен. Пробегая мимо лошади, мы потерли ее нос на счастье. Обернувшись, я увидел, как Мэтт ударил коня своим пластмассовым мечом, а Кэти пританцовывает вокруг него на цыпочках. А потом они ткнули этим игрушечным мечом и лошадь, и всадника.
– Последний удар – в живот, – закричал я.
Мэтт, залезший под бронзовую лошадь, обернулся:
– Спасибо вам, мисс Элла, – заорал он и нанес свой «последний, сокрушительный» удар, а мисс Элла, уже из окна кухни, где она что-то мыла в раковине, одобрительно кивнула.
Когда Мэтт пробежал мимо, вид у него был уже вполне удовлетворенный, вот только черная повязка почти совсем сползла с глаза. А Кэти, протанцевав вокруг бронзовой лошади свои па, улыбнулась, присела в реверансе перед окном, поблагодарила мисс Эллу и, размахивая крыльями, понеслась вниз по ступенькам.
Мы бегали друг за другом по лужайке, заскочили в амбар, а потом в оранжерею, где росли груши. Я бежал быстрее всех, но Мэтт почти не отставал, и Кэти тоже умела хорошо бегать и, между прочим, еще не красила ногти на ногах. Они с Мэттом припустились бегом раньше меня, но я их перегнал уже на середине дистанции. Составляя очень удачную команду, мы обежали оранжерею и совершили конечный бросок в сторону каменоломни. Солнце позолотило мои волосы, отросшие до плеч: мне, несомненно, пора было подстричься. Добежав до сосен, я уже опередил Мэтта на сорок метров, а Кэти и того больше. Но мне уже было не до лошади: я прыгнул в сторону, подбежал к поваленной сосне и наблюдал сквозь виноградные лозы, как мчится Мэтт, тяжело пыхтя, словно паровоз, размахивая руками и напрягая все силы, чтобы ускорить темп. За ним показалась Кэти, и я выпрыгнул на нее из-за куста, дико заорав, и она так испугалась, что изо всей силы хлопнула меня по щеке, прокричав на бегу:
– Такер Мэйсон, я чуть не описалась со страху. – Удар был сильный, так что я покачнулся и стукнулся о влажный ствол сосны, а Кэти, не обращая на меня внимания, промчалась мимо.
Первым добежав до утеса, Мэтт схватился обеими руками за свисавший кабель и спустился в ущелье с двадцатиметровой высоты. Наверное, он и прежде не раз в этом практиковался: он был бесстрашен и только жаловался, что высота не слишком большая.
С вершины утеса были проложены на дно ущелья электрические кабели. До воды они не доставали, и концы их были закреплены на противоположной стороне ущелья. Когда Рекс закончил прокладывать их и вообще завершил дела в ущелье, он оставил там веревки и канаты в целости и сохранности, так они и висели здесь примерно десять лет, пока я, рыская в поисках приключений, однажды – только этого мне недоставало! – на них не наткнулся. Моз проверил их на прочность и надел на них цепи, которые скользили по кабелю. Для нас ущелье навсегда осталось напоминанием о ненасытных аппетитах Рекса. Он неистово вгрызался в почву, пока геологи не предупредили его об опасности обрушения. Рекс ведь относился и к земле так, как он относился к людям: высасывал все силы и соки, а потом бросал, оставляя только оболочку. Сам он был сродни граниту: холоден как камень и способен в любой момент нанести сокрушающий удар.
Ущелье стало для нас вторым миром. Мисс Элла не раз нам рассказывала о том, что на Небе существуют дороги, вымощенные золотыми плитками, и все стены и дома, и даже кресла-качалки сплошь усеяны рубинами, изумрудами и бриллиантами. В ущелье, при должном солнечном освещении, каменные стены тоже сверкали, словно бриллиантовые, освещая эту мрачную дыру, которая защищала нас от всех напастей.
Мы никому и никогда не рассказывали о том, как блестят эти стены, а если бы рассказали, то Рекс придумал бы еще один способ выкачивания денег из этой красоты. Он бы раскопал ущелье и продал бы ту породу, которая блестела. Поэтому наша четверка – я, Мэтт, Кэти и мисс Элла – заключила договор о неразглашении тайны и скрепили его, трижды плюнув и пожав друг другу руки.
Мэтт был почти неустрашим, он боялся только одного: быть брошенным. Впервые спускаясь на канате с вершины утеса в ущелье, он достиг уровня воды на дне так быстро, что, подняв пятки, как лыжник, пронесся на спине по водной поверхности под углом в триста шестьдесят градусов. Когда он высунул голову из кристально чистой воды и улыбнулся, Кэти тоже продела руки в петли на другом канате и прыгнула вниз. Ее вес утяжеляли крылья, поэтому она «прилетела» в ущелье медленнее, но с бóльшим изяществом, чем Мэтт. И выглядела она словно ангел, но только в безрукавке и подвернутых до колен джинсах. Приводнившись, она, приподняв ноги, проскользнула к уступу скалы и, словно нажав на тормоза, остановилась.
Я стоял на утесе, едва дыша, с кривой от страха ухмылкой и смотрел вниз на этих двоих, которые, как ни в чем не бывало, сидели и обсыхали на камнях, согретых солнцем. Кэти указала на воду и тронула ее ногой: «О’кей, модник, давай сюда!» Я повернул велосипедные ручки, приделанные Мозом к канату, крепко ухватив их обеими руками, и полетел вниз. Свободное падение было самым лучшим моментом. Я упал в ущелье, где вода поднималась с ужасающей быстротой. Я весил немного больше, чем Мэтт или Кэти, поэтому и двигался быстрее. Внизу было холоднее из-за воды и окружающих скал, поэтому руки покрылись мурашками, а вода все прибывала. Когда вода немного успокоилась, я подтянулся, выбросил ноги вперед и прыгнул, но прежде чем ощутил под ногами твердь, я от души пнул воду ногой.
Здесь, под защитой утеса, мы обрели наш собственный мир. Здесь не было побоев, здесь не пили виски, не шпыняли, не наказывали, и, самое главное, здесь не было Рекса. Здесь только Питер Пэн сражался с капитаном Крюком[11] на мачте, на которой развевался «Веселый Роджер»; здесь три мушкетера клялись в верности друг другу и в готовности всегда друг друга защищать, а отважный ковбой спасал красавицу и предупреждал кучера омнибуса, что мост впереди разрушен. Здесь, внизу, мы обретали сокровища под каждым камнем, и проблема заключалась лишь в том, где начинать раскопки.
Для взрослых наверху наше ущелье являлось только гранитной дырой, еще одной раной, которую нанес Рекс Мэйсон земле в страстной жажде обогащения. Однако для нас это было счастливейшее место во вселенной. Здесь Кэти могла летать, как Синяя птица, Мэтт не слышал преследующих его голосов, а я был недоступен для Рекса и его всевидящего взгляда. Смех и веселье нам заменили еду – они стоили самых аппетитных омаров, о которых мечтал изголодавшийся желудок. Мы провели здесь все утро, сражались в битвах, плавали внизу в поисках сокровищ, опасаясь воображаемых крокодилов. Кэти здесь разыгрывала роль русалки, Мэтт – великана, а я – искал, как Мальчик-с‑пальчик, детей дровосека. И, конечно же, мы не забывали о Питере Пэне, по очереди выступая в его роли.
