«Я всегда буду тебя любить, любовь моя. Ты — любовь всей моей жизни».
Мы храним свои чувства в глубоких, потаенных уголках души. В законопослушных городах они уничтожаются еще до процедуры. Раны и странности, которые мы несем, как изуродованные подарки, безжалостно вытаптывают.
А мне до сих пор трудно произносить это — самое сокровенное — даже наедине. Потому мы создали свой собственный язык — в том, как прижимаемся друг к другу грудью, как соприкасаемся носами при поцелуях. Я шепчу его настоящее имя. Оно с привкусом солнечного света, от которого деревья освобождаются от тумана, а тот поднимается к небу и улетучивается.
Майкл.
Говорила ли я ей когда-либо, что люблю ее?
Не знаю.
Не могу вспомнить.
«Мне очень жаль».
Тошнота делается почти неотступной. Она то вздымается, то опускается. Мысли преследуют меня, кислота поднимается из желудка и обжигает глотку.
— Останови, — прошу я Тэка.
Меня выворачивает наизнанку за чьей-то дряхлой машиной. Неподалеку расположена аптека, в ее потрепанном синем тенте собралась лужа. Вертикальная неоновая вывеска, гласящая «Консультация и диагностика», не горит, но на грязной двери красуется оранжевая табличка «Открыто». На мгновение я задумываюсь: а если просто зайти и сочинить убедительную историю, раздобыть еще один тест? Ну, чтобы убедиться наверняка. Нет. Слишком рискованно, а мне нужно сосредоточиться на Лине.
Я натягиваю куртку на голову и бегу к фургону. Теперь я чувствую себя немного лучше.
В сточных канавах вода несет мусор, вроде клочков бумаги и одноразовых стаканчиков. Ненавижу этот город. Почему я не с остальной частью группы на складе? Сейчас я бы паковалась, пересчитывала людей, оценивала запасы… Да я бы предпочла что угодно — пробираться через Дикие земли или драться со стервятниками!
Лишь бы убраться из серого города, где даже небо и то на подпорках.
И мы все — крохотные, как муравьи.
В фургоне пахнет плесенью, табаком и арахисовым маслом. Я открываю окно.
— Что случилось? — спрашивает Тэк.
— Самочувствие неважное, — бормочу я, глядя перед собой.
Ему не стоит продолжать расспросы! Две недели тошноты по утрам. Сперва я решила, что испытываю обычный стресс. Лина схвачена, все пошло наперекосяк. Ожидание. Наблюдение. Надежда на то, что она в порядке.
Терпение никогда не являлось моей сильной стороной.
— Ты неважно выглядишь, — сообщает Тэк и добавляет: — Что с тобой, Рэйвен? Ты не?..
— Я в норме, — поспешно отвечаю я. — Желудок озверел. Ничего особенного. Дело в той паршивой еде, которую мы глотаем на обед и ужин.
Тэк успокаивается. Он перестает сжимать руль до белизны костяшек, и желваки на его скулах пропадают. Меня захлестывает чувство вины. Ложь — неплохое средство защиты, как иглы у дикобраза или когти у медведя. За время жизни в Диких землях я хорошо это усвоила. Но я не люблю врать Тэку. Он — практически единственный, кто у меня остался.
— Она твоя?
Вот они — первые слова, сказанные мне Тэком. Я до сих пор помню, каким он предстал передо мной: тощий, большие руки. Два кольца в носу. Глаза — прикрытые, но бдительные, как у ящерицы. Волосы падают на лоб до самой переносицы. Сидит связанный в углу комнаты для больных. Весь в комариных укусах и царапинах.
Я тогда пробыла в Диких землях только месяц. Мне повезло. Я нашла хоумстид[1] через шесть часов после того, как покинула Ярмут. На самом деле я оказалась счастливицей. Буквально через неделю группа переехала в Нью-Хэмпшир, южнее Рочестера. Тогда нервничали из-за слухов о налете на Дикие земли. Я успела как раз вовремя.
Мне ничего другого не оставалось. Мне было нечем кормить Блу. Я бежала в панике куда глаза глядят. У меня не было ни припасов, ни навыков выживания. Туфли натерли мне кровавые мозоли размером с четвертак. Я не умела ориентироваться. Умирала от жажды, но не пила из ручья, потому что боялась, что сразу же заболею.
Идиотка. Не наткнись я тогда на хоумстид, я бы погибла. И она тоже.
Малышка Блу.
Я перестала верить в Бога, когда еще маленькой девочкой увидела, как отец схватил мать за волосы и ударил лицом об кухонный стол. Кровь брызнула на линолеум, а выбитый зуб запрыгал по полу, белый и блестящий, как игральная кость. Тогда я поняла, что никто нас не оберегает.
Но в мою первую ночь в Диких землях все изменилось. Лес распахнулся, будто громадная пасть, и я заметила расплывчатые пятна света во тьме, сияние за завесой дождя и услышала голоса. Грандма закутала меня в одеяло, а Мари, только что вторично разродившаяся мертвым ребенком, взяла Блу на руки и заплакала. Слезы лились по ее щекам не переставая, пока Блу сосала грудь, и я поняла, что мы обе спасены. Наверное, именно тогда я познала Бога, но, возможно, лишь на мгновение.
— Мне не полагается говорить с тобой, — заявила я Тэку.
Только у него не было имени. Ни группы, ни хоумстида. Он ни к кому не принадлежал. Мы звали его Вором.
Он рассмеялся.
— Неужели?
— Ты стервятник! — крикнула я, хотя не понимала, что означает данное слово.
Хорошо, я тогда еще не видела ни одного из них. Я столкнулась с ними через два года, во время переселения, когда мы потеряли половину людей.
— Не хочу с тобой общаться.
Он вздрогнул.
— Я не стервятник, — возразил он, вскинул голову и уставился на меня.
А я удивилась, что он — мой ровесник. Его одежда, поведение и даже грязь заставляли думать, что он гораздо старше.
— Ты вор, — упорствовала я, отводя взгляд.
Я прожила не больше месяца в Диких землях. И, конечно, не избавилась от страха перед ними. Перед парнями.
Он пожал плечами.
— Я — тот, кто уцелел.
— Ты украл нашу еду, — сказала я и мысленно произнесла: «А другие считали, что ворую я». — Поэтому для меня ты стервятник.
Однажды кто-то заметил, что припасы таинственным образом пропадают, а силки внезапно оказываются пусты. Питьевая вода из канистр буквально испарялась. Возникло напряжение, начали гулять подозрения, а виновницей стала я. Ведь я же — новичок и появилась здесь позднее остальных. Никто не знал, кто я такая и откуда взялась, поэтому все свалили на меня.
Парень по имени Грей, тогдашний глава группы, установил наблюдение. Ночью он обходил силки и ловушки, проверял кладовки и убеждался, что члены хоумстида находятся именно там, где им полагается. На вторые сутки он засек Тэка, когда тот доставал кролика из сетей. Тэк чуть не всадил в Грея нож, пытаясь улизнуть. Но промахнулся — лишь отхватил у Грея кусок мяса с лопатки. Грей заорал и прижал Тэка к земле. В итоге Тэк стал нашим пленником, и все обсуждали, как с ним поступить.
