Он перевёл дыхание и замолк.
— Ну, ну! И как же дальше было? — спросил с интересом Плотников.
— Сейчас, — сказал, переводя дух, Валерка. — Сейчас расскажу дальше…
Черепашкин прислушался. На поле давно уже бухал мяч и раздавались трели судейского свистка. Кто-то вошёл в кабинет и напомнил товарищу Плотникову, что матч продолжается. Вторая половина игры уже началась, надо идти на места.
Плотников с сожалением встал.
— Ах ты беда! — проговорил он. — На самом интересном месте! А надо идти. Ну, когда-нибудь доскажешь. Непременно. Очень хочется знать, как это всё там у вас в Синегории в конце концов получается. Спасибо, товарищи… Так Юрка мой, говорите, тоже? Синегорец? Да? Скрывал, свинёнок… Ну что ж, если сыну такое доверие оказываете, то, надеюсь, и отца не обидите. Идёт?
Он крепко пожал руки всем троим синегорцам, задержал руку Капки, хотел что-то сказать, должно быть, но передумал, похлопал Капку по плечу, шумно вздохнул и пошёл к выходу.
Гости последовали за ним. Когда мальчики убежали вперёд, чтобы скорее попасть на места, Плотников сказал задумчиво:
— Толковый народ растёт! Ведь этот вот, командор их, как его… Бутырев, что ли?
— Бутырев Капитон, — подтвердил директор.
— Ведь представить себе только, сколько на его плечи легло! Мать убита, отец на фронте, тоже неизвестно, жив ли ещё, на руках две сестрёнки… Не по годам забота. Работа в Затоне, чего говорить, товарищи, нелёгкая. А он ещё с этими синегорцами возится. Заботник. Великий заботник!
— Дерутся они, дьяволята, с вашими этими юнгами, — пожаловался неожиданно директор начальнику школы. — Задирают ваши.
— Ну, ваши тоже в долгу не остаются, — сказал тот. — А у меня, кстати, к вам просьбишка была как раз. Баркасик я один там видел в Затоне. Вот если бы там немножко двигатель перебрать да кое-что подправить, была бы у моих юнгов посудина. А то совсем осухопутились. Не могли бы вы нам помочь?
— Вот и дело! — воодушевился Плотников. — Споются. Тут вам и польза и мораль. И дракам конец. Только уж придётся вам, товарищи моряки, покланяться нашим. Там у них свои законы, мальчишьи. Своя порука. Пусть уж и договариваются сами.
Он, видно, всё ещё был под впечатлением разговора с ребятами.
— Золотой народ. Заботники. А фантазии-то сколько! Ах, мальчишки мои хорошие!
Глава 18. Поговорим, как мужчина с мужчиной
— Здесь проживает товарищ Бутырев Капитон?
— Входите, отперто! — крикнул Капка.
Стукнула щеколда, дверь в сени растворилась. Вошёл Виктор Сташук. Увидев его, Капка поднялся. Он был озадачен и готов ко всему. Сташук, разглядев при свете коптилки Капку, тоже замер от неожиданности и сделал поворот к двери, готовый уйти.
— Мне товарища Бутырева, — сказал он нерешительно.
— Я Бутырев.
— Нет, мне нужно самого Капитона Бутырева.
— Я это!
Сташук смотрел на него с недоверием. Вот так дело! Неужели этот шпиндель и есть тот самый Капитон Бутырев, к которому его направили из школы? Но отступать уже было поздно, и, кроме того, комсомольцы, пославшие Сташука, строго-настрого наказали договориться с ремесленниками. Ничего не поделаешь — дисциплина. Сташук чинно откозырял и щёлкнул сдвинутыми каблуками. Но в эту минуту вбежала Рима. Увидев Сташука, она на мгновение смутилась, потом быстрым взглядом окинула юнгу и брата, заметила неловкость и замешательство.
— Здравствуйте! Капа, ты познакомился? Это тот флотский самый.
— Вижу, — сказал Капка, глядя в сторону.
— Помнишь, Капа, про которого я тебе рассказывала? Помнишь теперь?
— Мало о каких флотских ты мне уши прожужжала!
Сташук сделал шаг вперёд, свёл каблуки, ещё раз козырнул:
— Разрешите? Юнга школы Балтийского флота Сташук Виктор. Прибыл по заданию.
— Бутырев, — сухо представился Капка. — Присаживайтесь… Ты что, Римка, опять собралась в кино?
— Нет, в кино нынче не получится, — сказал Сташук, присаживаясь на край табурета. Он снял двумя руками бескозырку и аккуратно положил её на колени. — Увольнительную мне дали только до восьми. У нас к вам будет дело одного такого свойства… Ребята-комсомольцы через меня к вам обращаются…
Он замолчал, надеясь, что Капка полюбопытствует и спросит, за каким делом послали Сташука комсомольцы. Но Капка не любопытствовал. Вид у него был очень официальный. Сташуку опять захотелось плюнуть на всё и уйти. Он чувствовал себя уязвлённым. Однако надо было выполнять поручение. Сташук метнул на Капку из-под бровей хитрый взгляд, решил переменить тактику.
— Мы вроде ведь уже встречались с вами!
— Возможная вещь, — сказал Капка совершенно так, как произносил это мастер Корней Павлович. — Допустимо вполне. Не помню только. Так насчёт чего будет дело?
— Значит, вопрос такой стоит — дело оборонного значения, — начал Сташук и коротко изложил своё дело.
Юнги обращались к ремесленникам с просьбой помочь им отремонтировать старый баркас, без дела лежащий на заводской площадке.
— Прошпаклюем, покрасим это уж мы сами, — говорил Сташук, — и такелаж весь и рангоут поставим. — Он посмотрел краешком глаза на Капку — какое впечатление произвели на этого сухопутного сложные морские слова, но Капку, казалось, не проняли корабельные термины. — А вот вы бы нам насчёт движка помогли, перебрать бы надо, цилиндр расточить, ну и тому подобное.
Капка солидно поджал губы. Он сидел, уставившись в стол, соображал что-то.
— Рима, налей товарищу чаю.
— Спасибо, не беспокойтесь, — вскинулся Сташук, — я ведь по делу. На минуточку.
— Дело-то не минутное, — строго пояснил Капка. — М-да… Эта работа не так простая. Я тот баркас знаю. С ним возни будет. Работа своего времени требует. Тут надобно каждый момент наперёд учесть. Это ведь не «ать-два, ать-два» или там на сухом месте вёслами водить. Главное, ребята чересчур перегрузку имеют. Даёт себя знать. Достаётся ребятам. А это уж сверх того будет.
Разговор получался теперь уже деловой, и оба были довольны, что всё идёт так всерьёз.
— Уж прямо не знаю, что и сказать, — говорил Капка, дуя на блюдечко, которое он держал в растопыренных пальцах. — Пейте ещё… Рима, налей.
Рима налила Сташуку ещё одну чашку и села в сторонке молча. Она понимала, что разговор идёт мужской и ей вмешиваться не к лицу.
— Ты уж будь друг, окажи, — сказал Сташук, ожесточённо дуя на горячее блюдечко, которым только что обжёг себе губы.
— А что я, директор? Или кто?
— Ну всё ж таки… У тебя авторитет есть, говорят.
— Говорят… Выходит, значит, «ручок-малёк» тоже сгодился? — Капка поставил на стол пустое блюдечко и утёр рот уголком скатерти. Рима бросила на него негодующий взгляд, но он грозно двинул в её сторону локтем. — Ладно, сообразим что-нибудь.
— Ну, счастливо, я пошёл. — Сташук встал и надел бескозырку. — Благодарствуй!
— Погоди, чего спешишь? Сиди.
Они не заметили оба, что уже несколько минут говорят на «ты».
— Чего спешите, отдохните, — сказала Рима, хотя она и Лида уж давно были с Виктором на «ты».
Сташук сел с явным удовольствием.
— Страшно было в Ленинграде-то? — неожиданно и с азартом спросил Капка, и в глазах его загорелся такой жадный огонёк и так разом слетела с него вся солидная деловитость, что Виктор, собравшийся было ответить, как требовал морской фасон, что ничего, мол, особенного не было, сказал просто:
— Ещё бы не страшно! Знаешь, как нам там приходилось? Это жуткое дело просто. А народу сколько легло…
И он стал рассказывать о Ленинграде, как жили они в смертельном кольце блокады, как пришлось им участвовать в бою у Невской Дубровки, когда немцы чуть было не прорвались к городу и юнги несколько часов сдерживали напор врага. Капка слушал его, почти не дыша, изредка лишь громко глотая, чтоб отошло пересохшее от волнения горло.
— Я и к медали представлен за отвагу. Только ещё очередь не дошла, а как дойдёт, так, говорят, пришлют непременно. Я такой, знаешь: не боюсь.
— Вот и я тоже такой!
Потом говорили о кино. Тут уж разговор пошёл совсем легко. Все болтали наперебой. Только и слышалось: «А Чарли Чаплин… Помнишь, как он свисток проглотил?! А сам пошёл…»
— Ой, чудак этот Игорь… Помнишь, как он: «Меня мама уронила с шестого этажа…»
— А это ещё помнишь?.. Это уж в другой картине. Его полицейские забирают, а он так пальцем: «Но, но, без хамства!»
— Капка, покажи, как Игорь Ильинский глазами делает, — просила Рима. — Ох, он здорово у нас показывает! Ну прямо в точности!
Капка послушно встал, прошёлся по комнате семенящей походкой, по-петушиному отставив зад, страшно скосил глаза и наморщил нос.
— Здорово! Ну прямо Игорь Ильинский, честное слово! — восхитился Сташук.
Тут от шума проснулась Нюшка. Сперва из-под одеяла показался её один глаз, потом другой, а затем высунулся любопытствующий носишко; вскоре Нюшка осторожно высвободила подбородок, окончательно осмелела, села на постели, прибила руками вокруг себя одеяло.
