вывели на большую поляну.
На поляне Егорка, видать, разглядывал заячьи следы — малики.
Густо натропили зайцы: тут у них и петли и смётки — прыжки. Только Егорка не стал распутывать заячьи хитрости: лыжные борозды прямо через малики идут.
Вон дальше снег в стороне взрыхлён, птичьи следы и обгорелый пыж на снегу.
Куропатки это белые. Целая стая спала тут, в снег зарывшись.
Услышали птицы Егорку, вспорхнули. А он выпалил. Все улетели; одна шмякнулась. Видно, как билась на снегу.
Эх, лихой рос охотник: птицу на лету валил! Такой и от волков отбиваться может, даром им в зубы не дастся.
Заторопился лесник дальше, сами ноги бегут, поспевают.
Привёл след к кусту — и стоп!
Что за леший?
Остановился Егорка за кустом, толчётся лыжами на месте, нагнулся — и рукой в снег. И в сторону побежал.
Метров сорок прямо тянется след, а дальше колесить стал. Э, да тут звериные следы! Величиной с лисьи, и с когтями…
Что за диковина? Сроду такого следа не видано: не велика лапа, а когтищи с вершок длиной, прямые, как гвозди!
Кровь на снегу: пошёл дальше зверь на трёх. Правую, переднюю, Егорка ему зарядом перешиб.
Колесит по кустам, гонит зверя.
Где уж тут было парнишке домой ворочаться: подранка разве охотник бросит?
Только вот что за зверь? Больно здоровые когтищи! Тяпнет такими по животу из-за куста… Парнишке много ли надо!
Глубже и глубже в лес лыжный след — сквозь кусты, мимо пней, вокруг поваленных ветром деревьев. Ещё на корягу налетишь, лыжу поломаешь!
Эх, желторотый! Заряд, что ли, бережёт? Вот это место — за вывороченными корнями — и добить бы зверя. Некуда ему тут податься.
А руками разве скоро возьмёшь? Сунься к нему, к раненому! Обозлённый-то и хомячишко в руки не дастся, а этот зверь, видать, тяжёлый: дырья от него в снегу глубокие.
Да что же это: никак снег падает? Беда теперь: занесёт след, тогда как быть?
Ходу! Ходу!
Кружит, колесит по лесу звериный след, за ним лыжный. Конца не видно.
А снег гуще, гуще.
Впереди просвет. Лес пошёл редкий, широкоствольный. Тут скорей ещё следы засыпает, всё хуже их видать, трудней разбирать.
Вот наконец: догнал тут Егорка зверя! Снег примят, кровь на нём, серая жёсткая шерсть.
Поглядеть надо по шерсти-то, что за зверь такой. Только неладно тут как-то наслежено… На оба колена парнишка в снег упал…
А что там впереди торчит?
Лыжа! Другая! Узкие глубокие ямы в снегу: бежал Егорка, провалился…
И вдруг — спереди, справа, слева, наперерез — машистые, словно собачьи, следы.
Волки! Настигли, проклятые!
Остановился лесник: на что-то твёрдое наткнулась его правая лыжа.
Глянул: бердана лежит Егоркина.
Так вот оно что! Мёртвой хваткой схватил вожак за горло, выронил парнишка ружьё из рук, — тут и вся стая подоспела…
Конец! Взглянул лесник вперёд: хоть бы одёжи клок подобрать!
Будто серая тень мелькнула за деревьями. И сейчас же оттуда глухое рычание и тявк, точно псы сцепились.
Выпрямился лесник, сдёрнул ружьё с плеча, рванул вперёд.
За деревьями над кучей окровавленных костей, оскалив зубы и подняв шерсть, стояли два волка. Кругом валялись, сидели ещё несколько…
Страшно вскрикнул лесник и, не целясь, выпалил сразу из обоих стволов.
Ружьё крепко отдало ему в плечо. Он покачнулся и упал в снег на колени.
Когда разошёлся пороховой дым, волков уже не было.
В ушах звенело от выстрела. И сквозь звон ему чудился жалобный Егоркин голос: «Тять!»
Лесник зачем-то снял шапку. Хлопья снега падали на ресницы, мешали глядеть.
— Тять!.. — так внятно опять почудился тихий Егоркин голос.
— Егорушка! — простонал лесник.
— Сними, тять!
Лесник испуганно вскочил, обернулся… На суку большого дерева, обхватив руками толстый ствол, сидел живой Егорка.
— Сынок! — вскрикнул лесник и без памяти кинулся к дереву.
Окоченевший Егорка мешком свалился на руки отцу.
Духом домчался лесник до дому с Егоркой на спине. Только раз пришлось ему остановиться — Егорка пристал, лепечет одно:
— Тять, бердану мою подбери, бердану…
* * *
А чей это след?
Судя по описанию, след оставил барсук. Это средних размеров приземистый обитатель южных лесов и степей. Верх его тела серебристо-серый, низ почти чёрный, на белой короткоухой голове чёрная продольная полоска. За многие десятилетия дружная барсучья семья устраивает под землёй целый разветвлённый лабиринт с выходами, длинными ходами и гнездовыми камерами. Барсуки ночью бродят в поисках самой разной пищи — лягушек, ягод, кореньев, а на день укрываются в норе. Зимой эти звери залегают в спячку, но спят не очень крепко: при сильных оттепелях просыпаются и выходят наружу, чтобы чем-нибудь подкрепиться.
Какое ружье называется фузея или бердана?
Фузея — старый тип ружья. Она заряжалась не готовым патроном: в её ствол через дуло сначала засыпали порох, потом дробь и пыж — и всё это уплотняли шомполом. Автор так назвал Егоркино ружьё в шутку: мол, такое оно старое. Берданкой же называют охотничье ружьё, переделанное из винтовки Бердана, которая была на вооружении в конце XIX века.
А зачем волки воют?
Волки зимой живут стаей, во главе которой стоит самый опытный и сильный самец-вожак. Каждая стая занимает определённую территорию: на ней волки сообща охотятся, защищают её от чужаков, а летом выводят потомство. Общаются волки между собой на расстоянии с помощью воя, характер которого зависит от разных причин: по-разному воют самки и самцы, взрослые и молодые. Одинокий волк сообщает членам стаи о своём местонахождении. Несколько волков могут затевать «хоровое пение»: начинает один, его подхватывают другие, таким образом они выражают дружеские чувства. Иногда перекликаются члены разных стай: они сообщают друг другу о занятых ими охотничьих участках. Волки — умелые охотники, их основная добыча — олени, лоси, кабаны. Волчья стая терпеливо следует за стадом копытных, время от времени атакуя его и выбирая будущую жертву. Отбив ослабленное животное, волки начинают гнать его и в конце концов загрызают. Если в стаде все животные здоровые и крепкие, волки прекращают его преследовать и отправляются на поиски
