Собравшись в нашей палатке, подвели итоги первого дня самостоятельного путешествия: актив — шесть здоровых, полных сил и энергии и имеющих едва початый запас оптимизма путешественников, тридцать шесть лохматых, сильных, сытых и поэтому имеющих непочатый запас оптимизма собак, одни целые нарты, запас продовольствия на четыре дня и горючего на неделю и менее 40 километров от второго лагеря с продовольствием; пассив — двое сломанных нарт, неустойчивая погода и обилие трещин кругом, одна из которых проходила буквально в полуметре от палатки Этьенна и Кейзо. Именно по этой причине предложение о том, чтобы вызвать самолет и получить новые нарты, не прошло, а кроме того, из чисто психологических соображений нам не хотелось прибегать к этой крайней мере. Нам казалось, что если мы с самого начала станем пользоваться поддержкой извне, то это не будет способствовать подъему духа команды и поддержанию ее престижа в глазах внимательно следящих за экспедицией людей. Поэтому решили посвятить весь завтрашний день ремонту нарт.
Утром 9 августа погода по-прежнему была неустойчивой, температура минус 16, туман. Мы с Уиллом освободили нашу палатку, оставив только примус с одной работающей горелкой — здесь должна была быть главная ремонтная база. Весь инструмент — отвертка, два перочинных универсальных швейцарских ножа и магические пассатижи Уилла, которые можно использовать в режиме сверления, а точнее «проворачивания» отверстий. Материал — уже упомянутые мной четыре разновеликих полоза, поперечные планки и моток четырехмиллиметрового нейлонового фала. Из всего этого нам предстояло соорудить нечто похожее на нарты, то есть способное, не разваливаясь, передвигаться не только само по себе, но и с грузом. Пока мы с Джефом, стоя в палатке на коленях и периодически отогревая озябшие пальцы над примусом, старательно вязали узлы, снаружи тоже не затихала работа. На белоснежной простыне «операционного стола» над опрокинутыми нартами трудилась интернациональная бригада «хирургов» из Китая и Японии, возглавляемая доктором медицины Жаном-Луи Этьенном (Франция). Фотокорреспондент из США Уилл Стигер, представляющий журнал «Нэшнл джиогрэфик», снимал рабочие моменты. Ведущий специалист в области пересадки полозьев, представитель Великобритании Джеф Сомерс, время от времени вылезая передохнуть из другого «операционного блока», подсказывал своим коллегам, как по его мнению можно продлить жизнь «больного» и сделать его более устойчивым к жизненным ухабам. Джеф предложил распилить запасные поперечные планки и закрепить их на полозьях вертикально, расположив их друг напротив друга по всей длине полоза так, чтобы концы их выступали над рабочей площадкой нарт, после чего связать эти выступающие концы веревками. Это, по мнению Джефа, должно было придать нартам дополнительную прочность в поперечном направлении. После непродолжительного консилиума совет был принят, и в результате к вечеру мы имели двое нормальных и двое укороченных нарт. Наша упряжка разделилась. Уилл взял себе семь собак и большие из маленьких нарт, я забрал оставшихся пять собак и совсем крохотные нарты. Чтобы увеличить их рабочую площадку, мы с Дахо привязали поверх поперечных планок две ориентированные параллельно полозьям лыжи.
В дневнике нашей экспедиции, который велся в США на основании получаемой по радио или через спутник информации, читаю:
«9 августа. Весь день команда работала над починкой нарт, они планируют продолжить путешествие на двух с половиной нартах до следующего самолета, который ожидается через две недели, моральное состояние команды — отличное. Труднее всего Дахо, который все еще осваивает лыжи и одновременно не прекращает сбор образцов снега — дело для этого района крайне сложное из-за малого снегонакопления. Жан-Луи продолжает сбор проб мочи. Виктор в порыве чрезмерного усердия в выполнении своей метеорологической программы разбил три термометра (преувеличено по меньшей мере в три раза), он (то есть я) находится в очень хорошей форме — все время просыпается и встает первым, а ложится последним. Джеф очень рад возвращению в Антарктику. Он говорит: «После трех лет, проведенных вне «дома», я чувствую себя великолепно, возвратившись сюда!»
Около 6 часов утра 10 августа поднялся ветер, началась метель. Я вылез из палатки — видимость была не более 100 метров. Учитывая обилие трещин в этом районе, решили, что двигаться при такой видимости небезопасно, поэтому до обеда сидели в палатках, пережидая непогоду. К 12 часам немного прояснилось, и мы вышли. Читаю в дневнике: «В час дня видимость была около 5 миль (8 километров), однако по-прежнему сохранялась «белая мгла». Продолжаем движение через район, изобилующий трещинами; каждый привязан страховочным поясом к нартам». Последнее относилось к идущим с нормальными нартами Джефу, Дахо, Кейзо и Жану-Луи. Мы же с Уиллом вышли из положения по-другому: он привязал страховочную веревку к передку нарт и, прикрепив другой ее конец к поясу, скользил, как воднолыжник, рядом с нартами слева от них. Мои маленькие неказистенькие нарты были полностью погребены под спальными мешками, поэтому трудно было найти место, за которое я мог бы привязать страховочную веревку. Наконец-то я его отыскал, привязав веревку к внутренней поверхности полозьев и оставив петлю длиной метра три, которую я мог закрепить на поясе позади нарт. Легкость моих нарт и нерастраченная еще сила пятерых моих собак делали нарты чрезвычайно подвижными и сложными в управлении. Это обстоятельство обнаружилось с самого старта. Когда вслед за упряжками Джефа и Кейзо стартовала упряжка Уилла, мои собаки, не дожидаясь моей команды, рванулись следом. Собаки очень переживают, когда их разделяют; одни из них проявляют это внешне (становятся раздражительными, лают без причины), а другие переживают молча, но их состояние хорошо заметно, когда они обмениваются красноречивыми взглядами со своими бывшими напарниками и друзьями, волею обстоятельств отлученными от них. После того как мы с Уиллом разделили нашу упряжку, его собаки, идущие впереди, постоянно оборачивались (особенно на поворотах) на моих, а мои изо всех сил старались догнать своих собратьев. При этом мои явно считали, что именно их вывели из состава команды, поскольку они видели своего хозяина Уилла впереди — я же был для них человек, хотя и знакомый, но новый, и это придавало им дополнительные силы в их неистовом стремлении не медленно воссоединиться со «своей» упряжкой. В то утро я чуть было не пал жертвой этого их стремления. Рванувшись вслед за убегающей от меня упряжкой, я успел ухватиться за веревочную петлю и в тот же момент почувствовал, что проваливаюсь в трещину. Наверное, в результате интонации моего голоса несколько изменились, так как собаки, до того как-то мало обращавшие внимание на мои интонационные нюансы, резко остановились. Я лежал на животе, провалившись по пояс, снежный мост, прикрывавший трещину, вокруг меня был практически не нарушен, поэтому трудно было судить о ее размерах и направлении. Когда я, подтянувшись на веревке, выполз из трещины, то увидел позади себя аккуратно светящееся голубизной отверстие. Заглянув в него, я оценил глубину трещины как достаточную. Чтобы не испытывать далее судьбу и немного поумерить пыл собак, я оседлал нарты так, что ноги мои, несмотря на два спальных мешка подо мной, почти касались земли, и дал шпоры моим скулящим в нетерпении и тревоге за свое будущее с таким каюром, как я, скакунам. В тот день мы прошли 12 миль и разбили лагерь уже при почти ясном небе.
