И тут же тугой, упругий невидимый кулак саданул его в грудь, лицо, живот... Одним мощным ударом вбивая капитана в пещеру.
Он понял, что пролетел спиной вперед три метра только тогда, когда «влип», «впечатался» в каменную стену тамбура.
Во рту стало как-то очень уж противно от чего-то солоновато-сладкого с противным металлическим привкусом.
Голова гудела, как, наверное, гудел бы Царь-колокол во время набата, а в глазах плыли разноцветные круги.
«...Во, бля! – Мысли стали какими-то ленивыми черепахами. – Чуть в виде фрески на стене не остался! Здорово приложило! И это в пяти километрах. А что ж тогда там творится! Вот это „Мама“, бля! Серьезная сучка!..»
Он видел, что вокруг суетились его разведчики, но движения их были словно в замедленной съемке – их движения «замерзали» в воздухе на доли секунд и... Смотреть на это было интересно! И даже... смешно!
Так смешно, что Андрей не удержался:
– Х-х-а-а, х-х-а-а, х-х-а-а, х-х-а-а! – И свой собственный смех тоже был какой-то странный. Его тоже, как и всю окружающую «картинку», «запустили» с замедленной скоростью. – Х-х-а-а, х-х-а-а, х-х-а-а!!!
А потом Андрей увидел, что несколько человек подняли его с земли и внесли в пещеру.
Над ним склонилось лицо Стара, и оно, это лицо, даже что-то говорило, только звука почему-то не было – Павел был похож на большого усатого сома.
Потом ему дали попить, и слава богу, что догадались – свой собственный рот напоминал Андрею сухую пещеру. И... каждый следующий глоток проталкивал вглубь «ватный тампон», застрявший в его ушах...
– Ну, ни хрена себе! – Это было первое, что он услышал. – Я подумал, что меня из пещеры на ту сторону горы выбросит! Вот это пилюля прилетела!
Андрей посмотрел по сторонам и увидел Стара.
– Паш... Ну, че там?
– Жопа там, полная! – Лейтенант склонился над Кондором и стал зачем-то протирать его лицо мокрой тряпкой. – Ты как?
– Нормально вроде бы... Только плывет все...
– Неудивительно. Здорово тебя шарахнуло.
– Не понял?
– Такие полеты я только в кино видал.
– Бывает.
– У тебя контузия, братишка. И если честно, то я не могу сообразить, насколько серьезная.
– А что?
– У тебя из носа и из ушей кровь идет. Ты меня как слышишь-то?
– Да вроде нормально... Почти... Только булькает все...
– Ясно. Значит, так, капитан. Спустимся в «зеленку», встретим «вертушки» с морпехами, и я отправляю тебя в Кабул! Не хрена тебе здесь больше ловить! И так уж поймал!
– Ну и хрен с ним!
Андрею было почему-то абсолютно все равно, что теперь с ним будут делать. Скажи ему сейчас, что его отправят на Луну или, к примеру, оставят жить в этой пещере, и он не сопротивлялся бы. В душе образовался вакуум, а в мозгу поселилась апатия.
Да и сам он весь почему-то превратился в куклу-марионетку. Он мог ходить, говорить, делать что-то, но со стороны казалось, что это робот, у которого вот-вот сядут батарейки и он замрет в какой-нибудь странной позе навсегда.
С горы в долину к «зеленке» разведчики спускались больше шести часов, и основным «тормозом» этого спуска был Андрей. Движения его были какие-то странно механические, и чувствовалось, что он не соображает толком, где и как он сейчас идет. Он просто механически повторял те движения, которые делал идущий впереди него Гром. Это было опасно! А потому на расстоянии вытянутой руки вслед за Кондором шел Дизель, который мог подхватить капитана в любой момент.
Еще три часа ушло у них на то, чтобы пройти по лесу и серому от пыли снегу и выйти к крепости тогда, когда над ними зависли четыре «Чинука».
И Кондор в чреве одного из них отправился с войны домой...
15 декабря. Обань. Аэродром
«...У беды глаза зеленые...»
...14 декабря...
Первые сутки после того, как американские вертолетчики доставили Андрея в медсанбат, в Кабул, он спал.
Его голова была абсолютно пуста и свободна от всяческих мыслей и раздумий, видать, тот «ватный тампон», который пропихнули ему в мозг, занял там все свободное место.
Сутки. Он спал ровно сутки!
Пока уже ближе к вечеру 13 декабря его не разбудил знакомый голос полковника Ла Грасса.
«Большой» говорил с кем-то довольно тихо, но... Видимо, Андрей уже успел выспаться к тому времени. Он открыл глаза и увидел в нескольких метрах от своей кушетки полковника и врача в белом халате.
– Здравствуйте, месье полковник.
Мужчины обернулись на голос и подошли к кровати:
– Как себя чувствуешь, капитан?
В ушах Андрея еще немного «булькало», но это уже было «ничего» по сравнению с тем, как он слышал сразу после взрыва «Мамы».
– Нормально, месье полковник. Практически здоров.
– Идти можешь?
– И даже бежать!
– Ну... Этого не потребуется. Тогда собирайся, капитан. Пойдем пройдемся...
Что-то было не то во всем облике полковника, в его интонациях, в манере поведения... Этот крепкий сорокалетний мужчина, бравый десантник, почему-то напоминал сейчас Кондору старика, согнутого горем. Его глаза!.. В глазах Ла Грасса поселилась какая-то вселенская грусть. И странное дело, но Андрей почему-то вдруг понял, что это касается его.
Не говоря ни слова, он натянул на себя форму, обулся и вышел из госпитальной палаты вслед за полковником.
Они вышли из здания и... никуда не пошли – Ла Грасс остановился на ступеньках крыльца, достал из кармана сигареты, предложил Андрею и нервно закурил. Они стояли на крыльце госпиталя и молча курили, и Филину почему-то совсем не хотелось узнавать причину такого странного поведения полковника – он чувствовал, что новости будут не просто плохие.
Так, в тишине, прошли долгих пять минут, и Ла Грасс, видимо, решился:
– Мне надо сообщить тебе, капитан, одно известие...
– Да, месье полковник.
– Несколько дней назад, а именно 10 декабря, в Кабул прибыли еще две роты французских десантников. Всего около трехсот солдат и офицеров. Их прибытие в Афганистан было приурочено к началу активных боевых действий американского спецназа в районе укрепрайона Тора-Бора и освобождению от талибов Джелалабада.
– Да, месье полковник.
– Эти две роты десантников предназначались для охраны аэродрома в освобожденном городе. Сегодня ночью, в 2.00, талибы оставили Джелалабад, отступив к пакистанской границе, и войска Северного Альянса заняли город и аэропорт. В 6.00 из Кабула вылетели транспортные вертолеты... Но... в 6.35 на подлете к городу один из вертолетов был обстрелян и подбит. По трагической случайности это был вертолет, перевозивший штабных офицеров-переводчиков, которые должны были облегчить взаимодействие с американцами. Летчикам удалось посадить машину на аэродром, но посадка была очень жесткой – вертолет разбился. В результате – четырнадцать раненых и... пятеро погибших – два капитана, лейтенант и два сержанта. Их всех уже успели доставить обратно в Кабул.
– Сожалею, месье полковник.
Ла Грасс как-то странно посмотрел на Андрея и наконец-то выдавил из себя те слова, которые, видимо, никак не мог произнести:
– Фамилия одного из погибших капитанов-переводчиков – Савелофф...
Такого удара Андрей просто не ожидал. Он мог бы предположить все что угодно, только не это.
Он попросту вошел в ступор. Ему не хотелось верить в то, что он услышал... Не хотелось!
– Вы сказали...
– Паук уже в курсе, – проговорил полковник.
– Но почему?! Что она делала здесь?!
– Соболезную, Ален... Огюст сообщил мне о том, какие у вас с Мари были отношения.
– Я могу ее увидеть, месье полковник?
– Именно для этого я и пришел...
Они прошли несколько сотен метров к местному моргу и вошли внутрь.
Андрей смотрел на безмятежное лицо Мари Савелофф и думал:
«...Она, наверное, до самого последнего момента думала, что все закончится хорошо и пилоты посадят подбитый вертолет... И совершенно не волновалась по этому поводу. Или ничего не знала... Лицо совершенно спокойное, словно и не на войну прилетела, а на воскресную прогулку по французской Ривьере. Мари! Маришка! Что же ты наделала?! Зачем? Что ты хотела здесь найти? Война эта, бля! Когда же это все закончится?! Когда?! Почему мне приходится терять столько близких и родных людей?! Господи! За что? Прости меня, Мари! Прости за все!..»
– Что теперь, месье полковник? – Голос Андрея был глухой и раздавался, словно из-под земли.
Ла Грасс смотрел на лицо капитана, которое было похоже на каменную маску. Это лицо застыло, «замерзло» и как-то сразу постарело лет на десять. Полковник видел недвижимую скульптуру, изваяние, у которой горели глаза. Страшным, адским огнем... Андрей был похож на проснувшийся вулкан в Андах, который уже задымился, но еще не взорвался. Внутри него клокотала кипящая лава, и никто на свете не мог сейчас предсказать, когда она выплеснется наружу, сжигая в своей неотвратимости все живое на своем пути. Этого не знал никто!
И, уж конечно же, и сам Андрей.
Единственное, чего ему хотелось сейчас, так это оказаться где-нибудь в горах или в джунглях, все равно, где бродили бы косяками какие-нибудь «духи», африканские «революционеры» или латиноамериканские «наркобароны». И чтобы под рукой был добрый, проверенный пулемет, да помощнее, типа «Утеса», да снаряженных лент к нему побольше, проверенная винтовочка типа старенькой СВДСки, и десяток наступательных РГДшек...
