Тоби направляется в фиолет-биолет – не только потому, что ей туда нужно, но еще и потому, что не хочет садиться за стол, пока не ушла Американская Лисица. Тоби сознательно не дает себе подумать слово «шлюха»: женщина не имеет права называть этим словом другую женщину, особенно если к тому нет конкретных поводов.
«В самом деле? – ехидно осведомляется ее внутренний шлюхо-обличающий голос. – Можно подумать, ты не видела, как она смотрит на Зеба. Ресницы как у росянки, и зрачками поводит этак вбок, как на давнишней рекламе какого-нибудь уцененного простибота: антибактериальные волокна, 100 %-ный слив жидкости, натурально звучащие стоны, регулятор сжатия для оптимального удовлетворения».
Тоби делает глубокий вдох и вызывает в памяти методы, которым ее учили вертоградари. Она представляет себе, как гнев пробивается сквозь кожу, наподобие рожек улитки, а потом росток гнева засыхает и отваливается. Она ласково улыбается в сторону Американской Лисицы, думая: «Все, что тебе нужно, – это попрыгать с ним в койке. Просто чтобы показать, что ты это можешь. Прибить его на стенку среди прочих трофеев. Ты ничего о нем не знаешь, ты неспособна оценить его по достоинству, он не твой, ты не знаешь, как долго я его ждала…»
Но все это не значит ровным счетом ничего. Никого не интересует. В этих делах нет понятия справедливости или законных прав. Если Зеб прыгнет в койку с Американской Лисицей – или прокрадется, или просочится в эту койку, – Тоби будет иметь право только на одну модель поведения: не говорить абсолютно ничего. Почем она знает – может, он уже работает на обе стороны: бросает ее по ночам, разомлевшую от ласк… они очень уж похожи на лучших друзей, не слишком ли товарищеские у них отношения?.. и, может быть, после этого он втайне все еще неудовлетворен; и вот он тайком выходит наружу и снова тайком прокрадывается в дом, чтобы жадно наброситься на Американскую Лисицу, которая жадно набрасывается на него.
Ей невыносимо об этом думать. Поэтому она об этом думать не будет. Запрещает себе об этом думать. Делает усилие воли, чтобы НЕ думать.
Фиолет-биолеты остались в парке с прежних времен: три кабинки для мужчин, три для женщин. Солнечные панели все еще работают, питая ультрафиолетовые светодиоды и двигатели маленьких вентиляторов. Пока фиолет-биолеты функционируют, Беззумным Аддамам не придется рыть отхожие ямы. К счастью, на улицах по соседству большие запасы туалетной бумаги для восторгания – туалетная бумага была не самой популярной добычей у мародеров во время той фазы чумы, когда шли грабежи. Что толку с туалетной бумаги? Ею не напьёшься до отключки.
Внутри фиолет-биолетов стены до сих пор исписаны рукой жителей плебсвилля: несколько поколений надписей, одни поверх других. Когда-то люди, еще озабоченные какими-то нормами приличия, пытались закрасить эти надписи, но несколько подростков, одержимых анархическим самовыражением, могут за час изгадить белую поверхность, которую три дня приводила к безмолвию бригада маляров.
Дэррин! Я твоя подстилка, ты мой король!
Я тебя <3 больше всего на свете.
В жопу ККБ!
Лорис – тупая пизда
Чтоб тебя трахнули 100 000 питбулей
Тот, кто пишет на стене,
Пусть купается в говне,
Тот, кто это все прочтет,
Пусть говна скорей хлебнет!
Позвони мне, хорошо и недорого,
будешь визжать 24×7 и сдохнешь обкончавшись
НЕ СТОЙ У МЕНЯ НА ДОРОГЕ СУКА
ИЛИ Я ТЕБЯ НОЖОМ
И робкое, незаконченное:
Старайтесь любить! Миру нужна…
«Что есть, где срать, как прятаться, кого убивать: неужели это – самое главное? – думает Тоби. – Это то, к чему мы пришли – или свелись. Или вернулись?»
А кого ты любишь? И кто любит тебя? И кто не любит? И, если вдуматься – кто тебя серьезно ненавидит.
Взмах ресниц
Джимми в гамаке под деревьями все еще спит. Тоби проверяет у него пульс: он явно замедлился. Она меняет опарышей (нога перестала гноиться) и вливает в Джимми немножко грибного эликсира с добавкой Мака.
Стулья расставлены овалом вокруг гамака, словно Джимми – главное блюдо на пиру: гигантский лосось или кабан на блюде. Над ним мурлыкают трое Детей Коростеля, по очереди. Двое мужчин и женщина: золото, слоновая кость, черное дерево. Каждые несколько часов одну троицу сменяет другая. Может, у них ограниченный запас мурлыканья, и они нуждаются в перезарядке, как батарейки? Конечно, им нужно время попастись и сходить на водопой, но, наверно, само мурлыканье – тоже что-то вроде электрических колебаний?
«Мы этого никогда не узнаем», – думает Тоби, зажимая нос Джимми, чтобы заставить его открыть рот. У нас уже нет возможности воткнуть электроды в чужой мозг, чтобы изучать его. Детям Коростеля повезло. В стародавние времена их украли бы из купола «Пародиза» – какая-нибудь конкурирующая корпорация. Делали бы им инъекции, электрошок, тыкали щупами, порезали бы на кусочки, изучая, как они устроены. Чтобы узнать, что в них тикает. Чем они мурлычут. Чем живут. Отчего болеют, если вообще болеют. И в конце концов от Детей Коростеля остались бы только аккуратные препараты ДНК в морозильнике.
Джимми глотает, вздыхает; левая рука дергается.
– Как он сегодня? – спрашивает Тоби у Детей Коростеля. – Он совсем не просыпался?
– Нет, о Тоби, – отвечает золотокожий мужчина. – Он путешествует.
У мужчины ярко-рыжие волосы, длинные стройные руки и ноги. Несмотря на цвет кожи, он напоминает иллюстрацию к детской книжке. Что-нибудь из ирландских народных сказок.
– Но сейчас он остановился, – говорит чернокожий мужчина. – Он залез на дерево.
– Не его собственное дерево, – объясняет женщина с кожей цвета слоновой кости. – Не то, на котором он живет.
– Он залез на дерево, чтобы спать, – говорит чернокожий.
– Вы хотите сказать, что он спит внутри своего сна? – уточняет Тоби. Тут что-то не так; непонятно, как это возможно. – Спит на дереве во сне?
– Да, о Тоби, – отвечает женщина. Все трое устремляют на нее лучистые зеленые глаза, словно она – крутящийся обрывок веревочки, а они – три скучающих кошки.
– Может быть, он будет спать долго, – говорит золотокожий. – Он застрял там, на дереве. Если он не проснется и не пойдет сюда, он вообще не проснется.
– Но ему становится лучше! – возражает Тоби.
– Он боится, – говорит женщина совершенно обыденным тоном. – Он боится того, что в этом мире. Он боится плохих людей, он боится Свиных. Он не хочет просыпаться.
– А вы можете с ним говорить? – спрашивает Тоби. – Можете сказать ему, что бодрствовать – лучше, чем спать?
Попытка – не пытка; вдруг у них есть какое-то средство для неслышного общения и они могут достучаться до Джимми, где бы он ни был. Волновые колебания, вибрация.
Но они уже не смотрят на нее. Они смотрят на приближающихся Рен и Голубянку с Амандой на буксире – она приотстала, словно прячась у них за спиной.
Все трое садятся на свободные стулья, Аманда – с робостью. Рен и Голубянка заляпаны грязью после работы на стройке, а на Аманде нет ни пятнышка. Голубянка и Рен моют ее в душе каждое утро, выбирают для нее свежую простыню и заплетают ей волосы.
– Мы решили сделать перерыв, – говорит Рен. – И посмотреть, как чувствует себя Джимми… Джимми-Снежнычеловек.
Женщина широко улыбается им. Двое мужчин тоже улыбаются, но сдержаннее: в обществе молодых женщин из саманного дома Сыновьям Коростеля теперь слегка не по себе. Им уже объяснили, что энергичное групповое совокупление в данном случае неприемлемо, и они не знают, как себя вести. Двое мужчин начинают переговариваться вполголоса, так что мурлыкает теперь только женщина с кожей цвета слоновой кости.
«Она синяя? Одна из них синяя. Две другие были синие, мы соединили свою синеву с их синевой, но они не были рады. Они не такие, как наши женщины, они не рады, они сломаны. Их тоже сотворил Коростель? Почему он сделал их такими, что они не рады? Орикс о них позаботится. Позаботится ли о них Орикс, если они не такие, как наши женщины? Когда Джимми-Снежнычеловек проснется, мы спросим его об этом».
«О, если б я могла побыть мухой на стене и подслушать, как Джимми объясняет Детям Коростеля неисповедимые пути Коростелевы! Человек – или вроде как человек – предполагает, а Коростель располагает».
– А Джимми… Джимми-Снежнычеловек выздоровеет? – спрашивает Голубянка.
– Думаю, да, – говорит Тоби. – Это зависит от того…
Она хочет сказать «…как работает у него иммунная система», но лучше не произносить этого при Детях Коростеля. («Что такое иммунная система?» – «Это такая вещь внутри вас, которая вам помогает и делает вас сильными». – «А где нам найти иммунную систему? Ее дает Коростель? Он пошлет нам иммунную систему?» и так далее, без конца.)
