прутьями. Этот забор состоял из разных частей. Лагерь был слишком древний, забор латали не один раз. Лиза тихо постанывала за спиной, когда её голые ноги жалила крапива или кололи кусты малинника. Неожиданно передо мной возникли раздвинутые прутья, между которыми мы совершенно точно могли пролезть.
— Здесь, — я указала рукой на забор.
— Страшно, — простонала Лиза, — а вдруг мы выйдем куда-нибудь не туда?
— Конечно, мы выйдем в незнакомом месте.
— Это опасно!
Слово ударило меня хлыстом промеж лопаток, я почувствовала, как во мне вспыхнул огнём бунтарский дух. Муж представлял для меня угрозу, а я всё равно шла за ним, словно коза на верёвочке. Шла за ним, ожидая одобрения и любви. Здесь и сейчас я не захотела подчиняться ужасу, который поджидал нас за ограждением.
— Нет, мы пойдём, — упрямо процедила я и полезла в отверстие.
Лизе не осталось выбора, как последовать за мной. На территории, где свободно разгуливали хищники, мы были для них лакомым мясом. Мороз продрал по коже от одной только мысли об этом. Лиза мелко дрожала, растирая озябшие плечи. Топча крапиву, чтобы меньше жгло подругу, я шла к просвету между соснами. Через несколько минут мы очутились на едва заметной тропинке. Идти стало намного легче.
— Смотри, что это? — Лиза указала рукой в сторону.
Недалеко от нас высились железные ворота. Видимо, когда-то здесь играли в футбол. Но что странно, поле рядом с воротами не заросло бурьяном, это было видно даже в темноте. Значит, здесь играли гости лагеря, причём недавно. Может это были миллионеры?
Пройдя по тропинке вдоль поля, мы увидели ещё одни ворота. Сомнения не осталось, здесь были люди. Оглянувшись по сторонам, я медленно подошла к воротам, осмотрелась по сторонам.
— Что там? — едва слышным шёпотом спросила Лиза.
— Пока ничего. Надо прийти днём, вдруг найдём какую-нибудь зацепку.
— Юля, иди ко мне.
Лизе было страшно до чёртиков, её пугал даже звук собственного голоса. Она тряслась от мысли, что нас кто-нибудь услышит.
Мы двинулись по тропинке дальше. Впереди показался чёрный силуэт здания с трубой.
— Давай подойдём ближе. Посмотрим, что там такое?
— Ты что? Зачем?
— Затем, что мы недалеко от него. Вдруг придётся прятаться, опять бежать из корпуса. Вот мы с тобой и разведаем.
— Нет, пожалуйста, прошу тебя, не надо.
* * *
Истеричное бормотание Лизы не остановило меня. Тропинка вела вперёд, и я пошла по ней именно туда. Не доходя до здания из тёмного кирпича, один вид которого навевал мысли о преисподней, мы остановились, сканируя пространство, вслушиваясь в ночные звуки. Справа напротив здания виднелась длинное одноэтажное деревянное строение с частоколом дверей, ещё дальше высилось какое-то большое прямоугольное сооружение, напоминающее по виду открытый бассейн. Скорее всего, это и был бассейн для детей.
Мы осторожно приблизились к монструозному зданию. Тропинка заканчивалась прямо у светлого прямоугольника — двери, за ручку которой я слегка потянула. Закрыто.
— Пойдём дальше, — шепнула Лизе.
Повернув вдоль стены, мы подошли к кирпичной печи с трубой, чугунная дверца которой была приоткрыта. Я определила назначение здания — баня или котельная. Лиза, ухватившись за угол дверцы, приоткрыла её, заглянула внутрь.
— Угольная печь, — сказала Лиза, — смотри, вон там трубы от неё идут.
Засмотревшись на трубы и высокую печь, мы ослабили внимание и очнулись, когда недалеко от нас зазвучали мужские голоса. Лиза схватилась за дверцу печи и осела на землю.
— Нас поймают, — прошептала она. — Их много…
— Поднимайся…
— Не могу…
Убежать, таща Лизу на себе, у меня бы не получилось в любом случае. Я затравленно оглянулась, мужские голоса приближались. До дверей, которые я определила как кабинки — раздевалки, я дотащила Лизу, еле шевелящую ногами кое-как, сгрузила рядом. В бешенном темпе дергая двери кабинок, я жаждала только одного, спрятаться, затаиться, укрыться в одной из них.
Все двери оказались заперты, только зря время потеряла. Подхватив совершенно обессилевшую Лизу, я поволокла её к высившемуся прямоугольнику бассейна. Ведущие вверх деревянные ступени были бесполезны, а вот место под ними могло нас укрыть. В темноте никто не будет заглядывать под них. Лиза дышала каким-то захлёбывающимся пунктиром, у неё началась паническая атака.
Я знала это ощущение, когда хочешь вздохнуть полной грудью и не можешь, тело покрывается испариной, а сердце выбивает немыслимую дробь, выскакивая из груди. Подхватив Лизу под мышки, двигаясь спиной вперёд, согнувшись в три погибели, чтобы не удариться головой о ступеньки, затащила её словно куль с мешком, и осела на землю. Лиза лежала головой у меня на коленях, судорожно хватая воздух ртом.
— Нас здесь не увидят, — прошептала ей, судорожно ища способ снять приступ.
— Увидят, я…несчастливая…
— Зато я везучая.
— Умираю, — прохрипела Лиза.
Мужчины, чьи силуэты стали отчётливо видны, подошли к зданию и исчезли из вида. Они о чём-то посовещались, я слышала их голоса, скрипнул дверной замок, негромко стукнула дверь.
— Они зашли внутрь. Мы в безопасности.
В относительной безопасности, но об этом не стоит… Тотальный страх вызвал у Лизы почти тотальный паралич. Я не протащу её на себе и двадцать метров.
— Мне плохо.
— Тихо, тихо, — я гладила её по голове, как маленькую, — У тебя глаза красивые, ты знаешь? И взгляд глубокий, как у…, — чуть не сказала «трагической», — актрисы.
— Ты…добрая, — задыхаясь, сказала она.
Она пыталась протолкнуть воздух в лёгкие. Я знала, приступ должен пройти, это не смертельно. Но ощущение, что ты живёшь последние минуты, не спутать ни с чем, они настолько явственны, что не перебить никакой логикой. Мне нужно помочь человеку, сидя на земле в тесном закутке под лестницей, в нескольких метрах от опасности.
— Хочешь, расскажу сказку?
Лиза не ответила, она, кажется, не могла говорить.
— На большом поле колосилась пшеница. Однажды в середине лета одно пшеничное зернышко неожиданно стало осознавать себя. Странное чувство посетило его. Ему стало любопытно, что есть оно, и что есть вокруг него? Домик у Зернышка был совсем маленький, темный, в нем не было ни окон, ни дверей, но зато там, «там» все время что-то происходило. Это что-то так интересовало Зернышко, что он боялся упустить хотя бы минуту, чтобы не прислушиваться.
Не переставая шептать, я гладила волосы, щёки, дула на лоб Лизы, пытаясь успокоить её. Я всегда была тактильной девочкой, но мама очень редко обнимала меня, хотя я тянулась, ластилась к ней, всей душой жаждала обнимашек и касаний.
— Это чудесное «там» было невероятным. «Там» было столько звуков, которые рождали у Зернышка мысли, хотя он не знал, что это мысли. Прекрасное «там» не давало ему покоя. И видно волшебное «там» узнало
