волны, устойчивый попутный ветер и мое спокойствие. На пятый день возрадовались, увидев вдалеке впереди справа вершину горы на острове Цейлон, которая, не знаю, как сейчас, но в двадцатом веке, когда впервые возьму пеленг на нее, будет иметь интересное для русского название Пидуруталагала. Она была видна еще пару дней, после чего опять начался многосерийный художественный фильм «Океан». Впрочем, кроме меня, пока никто из живущих на планете Земля понятия не имеет, что такое фильм. Или я не единственный путешествую по времени? Было бы интересно встретиться с товарищем по несчастью или наоборот.
Дальше был переход до мыса Рас-Хафун — самой восточной точки Африки, от которого начинается Аденский залив, переходящий в Красное море. Была у меня мысль не тащиться в Айн-Сохну, наведаться поближе, в Персидский залив. Когда я исполнял обязанности шумерского лугаля, опиум был очень распространен там, причем не только, как лекарственное средство. Опиумный мак называли хул гил (растение радости). Скорее всего, культивируют в тех краях и сейчас, но не уверен, что есть на продажу большие партии. Аден, мимо которого мы прошли, тоже всего пару веков назад был самым большим торговым центром в этом регионе, а сейчас забытое богом и людьми место. Наверное, и на Красном море есть порты, где можно затариться опиуимом. Решил поискать их, если не получится в порту Айн-Сохна, который сравнительно недалеко от Каира, где все налажено, где ждут американские клипера, как рассказал мне капитан Бернард Бишоп.
В Красном море дули свои ветра, поэтому несколько дней шли галсами курсом крутой бейдевинд. Заодно продемонстрировал своему экипажу преимущества шхуны с косыми парусами. Здесь движение было оживленное, но суда небольшие, в основном одно-двухмачтовые дау с латинскими парусами. И никаких пиратов, тишь да благодать в этом плане, хотя мы все время были настороже, готовые к бою.
Порт Айн-Сахна (Горячий источник) получил свое название из-за горячих серных источников, которых здесь много. Уже в те времена, когда я служил в армии фараона, сюда ездили лечиться больные и раненые. От столицы всего неполных пять караванных переходов или два-три на колеснице (верхом). Очень удобная гавань, закрытая с трех сторон. Нет рифа и берег песчаный. Сейчас это провинциальный городишко из слепленных из камней и глины домов, сливающийся по цвету с пустыней, начинавшейся сразу за крайними домами.
Едва мы встали на якорь, как на шестивесельной лодке с тремя гребцами и рулевым прибыл купец Сулейман ат-Табари. У арабов имена сложные: сначала идет кунья (отец того-то), начинающаяся со слова Абу-; затем личное (алам), которое может состоять из нескольких слов; к нему добавляется отчество (насаб) с элементом ибн, но могут добавить и деда, и прадеда…; далее идет титул, или почетное прозвище (лакад); и следом второе погоняло (нисба) по месту рождения, или жительства, или название племени, или религия, или социальный статус… Поскольку всем влом перечислять столько, обычно используют личное имя и одно из прозвищ. Так что к нам пожаловал Сулейман, выросший в Персии. По словам капитана Бернарда Бишопа, именно этот человек заведовал в Айн-Сахне налогами и по совместительству был оптовым покупателем привезенных товаров и продавцом опиума. Он высок ростом и сухощав, с узким вытянутым лицом с покрашенными хной усами и аккуратно подстриженной бородкой. На голове зеленая чалма: или совершил хадж, или потомок Мухаммеда. Это вызвало улыбки у членов моего экипажа, потому что в Китае зеленый головной убор — символ рогоносца. Одет в белую джалабию (тунику с длинными рукавами) почти до пят и вышитые разноцветными нитками шлепанцы с загнутыми вверх носаками. Он хорошо говорил на английском и, как позже выяснилось, на французском.
После обмена приветствиями и комплиментами на английском языке, Сулейман ат-Табари посмотрел список привезенных товаров и начал торг по каждой позиции. Я предупредил Бао Пына, что для жителей этого региона, за исключением туарегов, торг — это не про деньги, а про удовольствие, обмен эмоциями. Чем ярче будешь отстаивать свою позицию, тем большую сделают скидку, а хорошему (разрядившему полностью) человеку могут отдать даром. Я подсказал ему несколько ритуальных фраз и самых крутых оскорблений и посоветовал забыть о потере лица. Здесь по китайским меркам все безликие, даже хуже, чем гвайлоу. Мне не поверили, пока не начался процесс. Я сперва переводил, а потом заметил, что они и так понимают друг друга по жестам, и перестал вмешиваться, наблюдая со стороны. Посмотреть было на что. Я впервые видел, чтобы обычно улыбчивый и эмоционально непоколебимый Бао Пын столько орал, брызгая слюной. Но цену продавил. Не знаю, на сколько по привезенным товарам, не я покупал их, а на опиум до двух долларов за фунт.
Уже после окончания торга Сулейман ат-Табари назвал шелк французским словом, а я поправил на английском, и он спросил:
— Ты говоришь по-французски?
— Да, — подтвердил я.
— Как ты оказался среди этих варваров? — полюбопытствовал он на французском языке.
— Мой корабль утонул во время шторма, а они хорошо платят, коплю на новый, — рассказал я.
— Переходи ко мне на службу, я буду платить больше, — предложил Сулейман ат-Табари.
— Такому человеку, как ты, незачем платить мне так много, как они, — улыбнувшись, отказался я.
Он тоже улыбнулся и сказал:
— Если передумаешь, приходи.
Когда Сулейман ат-Табари уплыл на лодке, Бао Пын задал вопрос:
— О чем вы с ним говорили?
— Он сказал, что еще ни разу его так не оскорбляли! — в шутку соврал я.
— И он отменит сделку? — с испугом спросил китаец.
— Он сказал, что ты лучший из продавцов, которых когда-либо встречал! — засмеявшись, соврал я во второй раз.
У Бао Пына от счастья порозовели уши. Не ожидал, что он такой тщеславный.
19
Арабы принимали товар, не шибко проверяя. Разве что фарфоровые предметы сперва осматривали на предмет трещин, но они были так тщательно упакованы в рисовую солому, что разбиться не могли, поэтому и от них отцепились. Зато китайцы взвешивали опиум из каждого мешка не меньше двух раз. Шел он лепешками или шариками. В каждом мешке должно было быть пятьдесят британских фунтов, но обязательно не хватало. Арабы не обижались, когда им указывали на недостачу, сразу добавляли и при этом говорили, что получилось случайно, что все ошибаются. Правда, не было ни одного случая, чтобы ошиблись в другую сторону, положив в мешок пару лишних шариков. Мы забили опием полный трюм и даже получили талерами Марии Терезии разницу между проданным и купленным. Это монеты весом двадцать восемь грамм с очень высоким содержанием серебра. У них была такая безупречная репутация, что послужили образцом
