– С Хубертом я хорошо знакома, – сказала Кристи, – летом мы часто видимся в открытом бассейне, туда приходят все парни с округи!
Я размышлял о том, стоит ли допускать этого «кузена Хуберта» на празднование или нет, но тут Йоши сказала:
– У нас нет никакого кузена Хуберта. Наша бабушка – не эта фрау Хубер. На самом деле она живет вовсе не в Гфурте. Она там только гостит у дяди. Вот он-то и живет в Гфурте.
Женщина напротив и девушка Кристи изумленно смотрели на нас. Ведь все время, пока она считала, что я внук этой бабушки Хубер, я ей ни разу не возразил!
– Мой брат плохо слышит, – сказала Йоши. И улыбнулась извиняющейся улыбкой.
Ну это вообще! Больше всего мне хотелось дать ей тычка под ребра!
– Вот оно что… – женщина сочувственно посмотрела на меня.
– Вот оно что! – повторила Кристи и тоже посмотрела сочувственно. Потом спросила у Йоши, кто наш дядя. Не поведя бровью, Йоши сказала, что нашего дядю зовут Йоханнес Мюллер и он уже несколько лет живет в Гфурте. Он переводчик.
У меня в животе все сжалось. Вот сейчас, подумал я, девушка Кристи скажет, что в Гфурте нет никакого переводчика Мюллера. Пара секунд превратилась в вечность, нет, в три вечности, а потом девушка Кристи воскликнула:
– Вот оно что, так вы к нему!
Наверное, женщина и девушка Кристи решили, что мы жутко чудные. Это и вправду странно, когда брат и сестра вдруг, без видимой причины, громко вздыхают, с облегчением улыбаются и расслабленно откидываются на спинки кресел, словно с плеч у них упал тяжеленный груз. Слава богу, нас спас муж нашей попутчицы. Он громко всхрапнул и раскрыл глаза. Это отвлекло наших собеседниц.
– Где мы? – спросил он и зевнул.
Женщина засмеялась и сказала, что он может смело засыпать по новой, до Шёнау еще не меньше получаса. И мужчина снова закрыл глаза.
– А вы можете уже собираться, – обратилась Кристи к Йоши. С тех пор как она узнала о моей тугоухости, она даже не смотрела на меня. – Нам выходить на три остановки раньше!
То, что нам нечего «собирать», кроме Йошиного школьного рюкзака, ее немного удивило.
– Мы же только до завтра, – пробормотала Йоши. – Завтра нас уже заберет другой дядя!
– Вот оно что… – протянула Кристи.
– Вот оно что, – повторила женщина.
И они переглянулись с таким видом, будто думали – эти двое немного чокнутые!
Мы попрощались с женщиной и поблагодарили за помощь. Она добродушно сказала:
– Если можешь сделать добро – сделай!
Ее храпящему мужу мы тоже кивнули, а потом перебрались за Кристи в передний вагон и помогли ей достать из багажного отделения три чемодана, две сумки и множество пластиковых пакетов. А она рассказывала нам, что на этот раз возвращается домой «надолго». Обычно-то она просто приезжала по праздникам и иногда на выходные, а теперь ее мать заболела, и кто-то должен заботиться о младших. В следующем месяце, сказала она, ей надо было сдать три важных экзамена, и она зубрила как проклятая. А теперь все коту под хвост, целый семестр потерян. Но вот ее старшим братьям – им, конечно, можно остаться в Вене! Пусть они идиоты и об экзаменах и думать не думают, но зато они же мужчины!
Станция, на которой мы вышли, оказалась крошечной. Из поезда вылезли только мы втроем. Кроме железнодорожного служащего в красной форменной шапке с зеленым ручным диском и толстого мужчины в охотничьем костюме, на платформе никого не было. Мужчина замахал руками и подкатился к нам. Он обхватил лапищами голову Кристи, словно хотел оторвать ей череп, притянул ее к себе и несколько раз смачно чмокнул в нос. Кристи стояла тихо, прямая, словно аршин проглотила, и терпела, а когда толстяк наконец-то оставил ее в покое, быстро и незаметно вытерла мокрый нос рукавом. Потом толстяк трижды шлепнул Кристи по заднице и взревел:
– Исхудала-то как, девчушечка, подержаться не за что! Позорище!
Потом Кристи сообщила толстяку о наших воображаемых трудностях с бабушкой. Толстяк сказал: он не только нас подвезет, он привезет нас прямо к дому Мюллера, потому что «такой крюк завсегда можно заложить, за милую душу».
Толстяк нам нести ничего не дал, обвесился всеми чемоданами и сумками и побрел вместе с нами к парковке. Мы подошли к огромному новенькому «мерседесу», и я ужасно удивился. Венцы, у которых в гаражах такие тачки, выглядят совсем не так, как этот толстяк!
Я зря боялся, что он тоже начнет задавать нам разные неудобные вопросы. Мы с Йоши, рука об руку, сидели на заднем сиденье машины, и никто нас не трогал. Толстяк рассказывал Кристи о болезни мамы и о лесном участке, который он надумал купить.
Когда уже смеркалось, мы проехали через небольшую деревню, и тут толстяк вдруг затормозил. Проехав три дома задним ходом, он остановился перед зданием с надписью «Кабачок и мясная лавка Хубера». Толстяк кивнул на три машины, припаркованные перед кабачком.
– Вот же ж, не ошибся-таки, – обрадовался он. – Мюллер в кабаке!
– Мы уже в Гфурте? – спросил я.
Кристи объяснила, что мы еще не в Гфурте, но кабачок Хубера самый популярный во всей округе. А толстяк добавил, что наш драгоценный дядя Мюллер время от времени не прочь выпить здесь пивка.
Я сказал:
– Спасибо, что подбросили!
Йоши сказала:
– Спасибо, что подбросили!
Толстяк сказал:
– Да ничо, с нашим удовольствием!
А Кристи сказала:
– Удачи вам!
Потом мы вышли из машины, «мерседес» развернулся перед кабачком и усвистел в том направлении, откуда только что приехал.
Я поглядел на припаркованные машины. Самым щегольским был новенький «БМВ». Такого автомобиля у бедного переводчика я себе представить не мог. Рядом стоял «рейндж ровер». Мне он тоже показался слишком дорогим. К тому же на водительском сиденье лежала штирийская шляпа. Очень сложно представить себе Йоханнеса Мюллера в нелепой штирийской шляпе с пером! У третьей машины были венские номера. Это была древняя «альфа-ромео Джулия» примерно семидесятого года выпуска, с восхитительно угловатым корпусом. На заднем сиденье лежала большая коробка с яйцами, а рядом – пакет, из которого выглядывала сайка. Увидев сайку, я понял, что голоден.
– «Альфа» точно его, – сказала Йоши.
– Пойдем внутрь, поищем? – спросил я.
Йоши покачала головой и сказала, что ни за что не пойдет в кабачок. Просто не решится. Я хорохорился и говорил, что все это чепуха и смешно. Но на самом-то деле мне и самому было жутко представить, как вот я захожу в заведение, спрашиваю у хозяина, где господин Мюллер, он показывает мне его, я подхожу и говорю черт знает чего. Если подумать хорошенечко, проделать все это было совершенно невозможно. Я хотел подойти к окнам кабачка, чтобы заглянуть внутрь, но Йоши схватила меня за руку:
– Нет, нет! А вдруг кто-то нас увидит, что тогда?
– Ладно, – сказал я, – просто подождем здесь, пока он выйдет!
– Мне надо в туалет, – сказала Йоши, – и есть ужасно хочется.
– Внутрь ты не хочешь, на улице оставаться не хочешь, чего тебе тогда надо? – огрызнулся я. Это было совсем не честно – с таким же успехом можно было задать этот вопрос себе.
– Я бы хотела войти, поесть сосисок и сходить в туалет, но пока не узнавать про твоего отца, – ответила Йоши. – Можно же просто посмотреть на него для начала. Вдруг кто-нибудь обратится к нему «господин Мюллер», и тогда мы будем знать, что это именно он!
«А что, неплохо», – подумал я. Мы вошли через открытую дверь в кабачок, я зашагал к ресторанному залу, а Йоши прошмыгнула дальше, к двери с двумя нулями[3].
«Ну, с богом», – пробормотал я и отворил дверь. Зал был почти пуст. За двумя столами сидела парочка каких-то мужчин, но их я не успел толком рассмотреть, потому что на стойку рядом с большой кофеваркой облокотился мужчина – перед ним лежал пес – и этот мужчина был Йоханнесом Мюллером! И Йоханнес Мюллер совершенно точно был моим отцом! У меня аж дыхание перехватило от благоговейного удивления, что кто-то может быть так поразительно похож на тебя. Он был, вот честно-пречестно, моей копией – чуть помятой и поизносившейся!
Или другими словами – я был отреставрированной его копией! Глаза, волосы, нос, подбородок с поперечной складочкой под губой, брови, почти сросшиеся на переносице, и даже, по словам Дорис, не по-мужски длинные ресницы – все было на месте. Всю свою жизнь я удивлялся тому, что ни на йоту не похож ни на кого из своей семьи. Глядя на моих светловолосых голубоглазых белокожих баб, я думал, что внешность чужака у меня, наверное, от отца. Но встретить своего постаревшего близнеца – к этому я был совершенно не готов.
Казалось, будто этот мужчина родил меня в одиночку и ни одного маминого гена во всем этом не участвовало.
Йоханнес Мюллер поставил пивную кружку на стойку бара и посмотрел на меня. Огромный пес поднял голову и тоже посмотрел.
– Кого-то ищешь? – спросил меня Мюллер.
Я кивнул, закрыл дверь и смотрел на него не отрываясь. Мне больше не было страшно. Чего бояться помятого близнеца? Пес встал и обнюхал меня. Я погладил его и подумал: Мюллер ведь должен увидеть, что я похож на него, как слива на чернослив! Не может быть, чтобы он ничего не заметил! Но этот парень, похоже, как раз ничего и не замечал. Тогда я подошел поближе – пес последовал за мной – и сказал:
