Упомянутый здесь отец Петр Преображенский был редактором журнала "Православное обозрение" и совсем не претендует на то, чтобы Вы предали его посмертной анафеме, хотя "поставил себе задачей перевести памятники первобытного христианства и антиникейскую литературу"[65], то есть литературу сугубо еретическую! И кое-что успел перевести, а значит, согласно Вашей жестоковыйной логике, впал в позорный грех апостасии.
Слово это звучит угрожающе, как и другое излюбленное Вами слово анафема. Что же, теперь я доподлинно знаю: есть на Руси богослов, который "ради красного словца" не пожалеет и отца родного, а не то что человека, к которому "в пору своей церковной юности привык относиться с безусловным уважением"...
Господь наш Иисус Христос сказал: "Кто из вас без греха, первый брось на нее камень" (Ин. 8, 7). Боюсь, что Вы не только первым кинули бы тот камень, но и забросали бы камнями несчастную грешницу! Каюсь, каюсь и еще раз каюсь, но трудно избавиться от ощущения, что у Вас наготове еще один камень за пазухой (такова кажущаяся неистощимой, подталкивающая и провоцирующая инерция обличительства)... Не сомневаюсь в Вашей безусловной ревности об Истине (хотя никто не застрахован в таких случаях от ревности не по разуму); но что касается духовного возрастания в деле спасения души, то меня обуревают серьезные сомнения относительно необходимости и полезности для этого обличений, нападок, полемики и (упаси Боже!) сведения счетов. И если на это мое письмо с Вашей стороны не последует ответа, то позвольте считать, что благоразумие наконец восторжествовало.
Будет удовлетворена и справедливость, если найдете в себе мужество принести извинения мне и Отделу катехизации - в лице игумена Иоанна. Ведь Ваши обвинения - вымысел (мягко выражаясь); на юридическом языке существует другой термин: клевета.
Вероятно, прав был Н. А. Бердяев: "Обскурант всегда инквизитор". Я же в заключение хочу подчеркнуть: я не призываю Вас "снять с себя тогу инквизитора" (к счастью, Вас никто в нее не облачал), а лишь советую не претендовать на лавры обладателя и хранителя истины в последней инстанции. Ибо эта иллюзия провоцирует Вас очень уж безапелляционно выступать от лица Церкви, на что у Вас нет достаточных полномочий.
Или Вы хотите доказать, что от атеизма до обскурантизма - всего один шаг?..
Но Православие не может быть промежуточным "шажком" на этой стадии...
"Экологическое мышление" новое слово для старого язычества
Поскольку дискуссия вращается вокруг довольно очевидных вещей, постараюсь в новом ответе быть кратким.
То, что автор - священник, никак не гарантирует того, что всё, вышедшее из-под его пера, есть литература христианская. Священником был Арий, но можно ли назвать его проповеди и его куплеты христианскими? Священником является игумен Иоанн (Экономцев). Но можно ли назвать христианской книгой роман "Тайна восьмого дня"? И из того, что Томас Шипфлингер - священник, не следует, будто его книга является всецело христианской.
Первый тезис В. Никитина находится в прямом противоречии со вторым. Только что В. Никитин не как "частное лицо", а как ответственный сотрудник ОРОК назвал эту книгу "христианской", "сугубо богословской" и "просвещающей язычников" - и тут же настаивает на том, что вообще-то ОРОК ее не рекомендует и не рекламирует. Два письма В. Никитина бесспорно свидетельствуют, что ОРОК, как минимум, занимается апологией оккультной книги.
Анимизм является необходимой основой магии, а потому и оккультизма. Научное естествознание только потому и смогло появиться, что христианская вера расколдовала мир. Физика стала естествознанием, а не духоведением, она смогла изучать безличностные математические природные законы, а не особенности реакций "духов", которые по убеждению дохристианской физики, не порвавшей с магией, например, терпеть не могли пустоты. Писать об этом много сейчас не буду потому, что этому посвящена глава "Церковь и рождение научной традиции" в моей книге "Традиция, Догмат, Обряд".
"Убеждение во всеобщей одухотворенности природы" не есть анимизм. И христианство убеждено, что у материального мира есть духовная подоснова и что Дух Божий "везде сый и вся исполняяй" (подробнее В. Никитин мои воззрения по этому вопросу может узнать из книги "Христианская философия и пантеизм". - М., 1997, особенно из главы "Общий знаменатель пантеизма и христианства").
Но анимизм наделяет личной волей и желанием каждый природный феномен. Во всех, даже материальных и космических, процессах анимизм предполагает самостоятельную "душу". Это черта примитивного религиозного сознания. Тут я принимаю ссылки В. Никитина на работы Тэйлора и Токарева, но обращаю внимание на то, что вряд ли стоит особенность примитивных культов приписывать христианству. Тезис о том, что "анимизм присущ всем религиям" и что он присутствует даже в христианстве, - не новость. Он встречался еще в творениях г-на Ярославского-Губельмана. Ново, однако, видеть, как этот оскорбительный для христианства взгляд основателя "Союза воинствующих безбожников" разделяется церковным журналистом.
Как бы это ни возмущало "зеленых", но в христианстве нет языческого почитание духов природы. Если В. Никитин считает иначе - это вопрос или его богословской необразованности, или же упрямого сопротивления Библии и церковной традиции. Впрочем, В. Никитин пускает в ход главный аргумент - то, что ему кажется индульгенцией, отпускающей любые богословские грехи: "экологический аспект". По его мнению, увлеченность экологией "делает апелляцию к анимизму или даже пантеизму для пастыря Церкви вполне допустимой". Учитывая особенную экологическую озабоченность игумена Иоанна и его ближайших помощников, эти слова В. Никитина заставляют всерьез опасаться того, что "экология духа" в исполнении ОРОК будет дрейфовать к анимизму и оккультизму.
Сам Шипфлингер честнее и логичнее В. Никитина: анимистическую веру в "духи и души" он прямо ставит в связь с оправданием магии. А уже связи магии с оккультизмом, надеюсь, В. Никитин не будет отрицать. Напомню на всякий случай, что, по мнению Е. Блаватской, "то, что раньше называли Магией, мы ныне называем Теософией"[66].
О софиологии я специально ни слова не писал. И на этот раз не буду пускаться в "сие море великое и пространное", в коем играется немало "гадов" и "змиев". Даже если бы вся остальная книга Шипфлингера была буквальным цитированием "Катехизиса" и была бы столь же бесспорна, как "Катехизис", но в нее была бы вклеена глава о "Нью Эйдж", - то и этого было бы достаточно, чтобы сказать: под видом христианской предлагается книга оккультная.
Для того, чтобы почувствовать вкус лужи, не надо выпивать ее всю. Для того, чтобы увидеть, что книга Шипфлингера - оккультная, достаточно было одной главы. Неужели В. Никитин не воспитал в себе обычного профессионального умения отличать дельную книгу от безделушки на основании всего одной страницы, зачастую прочитанной прямо у книжного прилавка?
В. Никитин слишком примитивно представляет себе богословскую жизнь Церкви. По его мнению, "софиология представляет собой сумму теологуменов, то есть частных богословских мнений, лежащих за пределами догматов, принятых на семи Вселенских Соборах. А посему софиологию по определению нельзя считать ересью". Во-первых, серьезный богословский анализ показывает, что софиология все же входит в противоречие с догматами Вселенских Соборов[67]. Во-вторых, этот любимый аргумент экуменистов нельзя признать серьезным. Его несостоятельность уже давно показал блаженный Иероним. "Оригенисты говорят: "Как мы осудим тех, кого не коснулся Никейский Собор? Потому что, осудив Ария, он, конечно, осудил бы и Оригена, если бы не одобрял его мнений". То есть: все болезни вместе должно лечить одним лекарством, и поэтому должно отрицать и величие Духа Святого, - так как о естестве не говорили на этом Соборе. Тогда вопрос был об Арии, а не об Оригене, о Сыне, а не о Духе Святом. Исповедовали то, что отрицалось, и о том, о чем никто не спорил, - умолчали. По такому доказательству не должны быть осуждаемы ни Валентин, ни Маркион, ни катафригийцы (монтанисты), ни Манихей, потому что Собор Никейский не называет их, хотя они несомненно были прежде Собора"[68]. Вселенские Соборы Множество ересей (часть из них упоминает Иероним) Церковь преодолела еще до начала эпохи Соборов. И после окончания эпохи Вселенских Соборов церковный разум умел отстранять от себя слишком упрощенные решения (вспомним полемику вокруг исихазма в XIV в.)[69]. И поэтому утверждать, будто богословский разум Православия должен молчать перед лицом католичества, протестантизма или софиологии до тех пор, пока не состоится Восьмой Вселенский Собор, - это или незнание реальной истории Церкви и методов работы богослова, или же лукавство.
