Таким образом, сохранялась привычная для предприятия ситуация – функции управления производством и функции экономического управления достаточно жестко отделены друг от друга. Первые остаются внутри предприятия, вторые концентрируются в отдельной структуре (юридическом лице). Но этой структуре в случае, если она оказывалась успешной, очень быстро становилось безразлично, сколькими производственными единицами и из каких отраслей управлять. Поэтому логика и идеология «универсального менеджмента» оказались столь естественными для нынешней России. Уже в первые годы рыночной трансформации появились и соответствующие технологии, и страта «универсальных менеджеров». Одной из ее составляющих стала наиболее динамичная часть партийно-хозяйственной номенклатуры.
Воспроизводственно-технологический аспект
Ключевое влияние на процессы формирования российского бизнеса, на наш взгляд, оказали также:
а) логика сложившейся системы хозяйственных (технологических) связей в СССР;
б) отраслевая и секторальная структура советской экономики.
Как показано в работах Ю.В. Яременко (см., например, [36]), в качестве основных действующих лиц в экономике СССР в последние десятилетия его существования выступали отрасли или межотраслевые комплексы в лице соответствующих союзных министерств и ведомств. Они являлись не только экономическими агентами, но и самостоятельными административно-политическими субъектами, имеющими собственную логику функционирования и экспансии. В совокупности эти логики определяли народнохозяйственную динамику, деформируя, а зачастую и просто ломая систему общегосударственных приоритетов, формулируемую центром – высшими государственными и партийными органами.
Главной формой взаимодействия между отраслями была конкуренция за ресурсы, которая происходила в политико-административном пространстве и результаты которой зависели от двух близких, но не сводящихся друг к другу факторов:
а) место задач, решаемых отраслью в системе приоритетов государства;
б) место органов управления отраслью в административной иерархии.
При этом с течением времени роль первого фактора понижалась, а второго – возрастала, а кроме того, усиливались противоречия между двумя основными типами приоритетов – политико-идеологическими и связанными с необходимостью поддержания текущей стабильности экономики и общества. Причем вес последних опять-таки увеличивался.
В результате система хозяйственных (технологических) связей каждого предприятия в позднем СССР формировалась и поддерживалась в основном тем отраслевым органом управления, которому оно подчинялось. И определялась она главным образом отраслевой и локальной административной рациональностью. Другой механизм поддержания хозяйственных связей – инерция или традиция. Но и в том, и в другом случае ни народнохозяйственная, ни хозрасчетная эффективность не являлись определяющими факторами.
Отсюда следуют два важнейших вывода. Первый: с ликвидацией в России в 1991–1992 гг. директивного отраслевого управления и большей части соответствующих ведомств сложившаяся система хозяйственных связей между предприятиями должна была рухнуть, б о льшая их часть просто стала нерациональной по любым критериям. И часто звучавшее в 1990-е гг. требование «восстановления традиционных связей на новой основе» было абсолютно невыполнимым и отнюдь не в силу эгоизма правительств постсоветских государств или корыстолюбия директорского корпуса. Второй вывод состоит в том, что основной массив новых связей не мог возникнуть по инициативе самих предприятий, у которых не было для этого ни опыта, ни кадров, ни технологий. Для этого нужны были структуры верхнего уровня, которые в обмен могли претендовать на значительные пакеты прав собственности. Поэтому деятельность по маркетингу, поиску партнеров, формированию технологических цепочек, осуществляемая банками, торговыми домами, управляющими компаниями, оказалась столь востребованной и была в начале – середине 1990-х гг. одним из основных источников формирования крупного российского бизнеса.
3.2 Характер перехода
В настоящее время сформировались две взаимоисключающие трактовки переходного процесса в России в 1990-е гг., которые в утрированном виде можно сформулировать следующим образом.
Господствующая и почти официальная точка зрения описывает этот период как время распада, хаоса и едва ли не иностранной оккупации. Соответственно следующее десятилетие – период нового правления – выступает как переход «из тьмы в свет», от несчастья к благополучию. В рамках второй трактовки, на которую навешивается ярлык «либеральная», базовым для описания переходного процесса 1990-х гг. выступает понятие реформ, направленных на построение рыночной экономики, политической демократии и гражданского общества.
Апологетичность и даже мифологичность первой трактовки, на наш взгляд, очевидна. Но и вторая в такой же степени не позволяет раскрыть сущность происходивших в 1990-е гг. процессов. Действительно, и основы рыночной экономики, и формальные демократические институты, и гражданские инициативы в 1990-е гг. появились. Однако целенаправленные реформы играли в переходном процессе очень небольшую роль по сравнению со спонтанной трансформацией, не говоря уже о том, что это был переход через катастрофу, а точнее – через две.
Первая катастрофа – распад СССР – произошла в 1991 г. Это была «национальная» катастрофа той социальной общности, которая называлась «советский народ». Которая, как нам представляется, существовала вполне реально, а не только в учебниках научного коммунизма. Причем и большинство, и ядро ее, бесспорно, составляли жители РСФСР. Напомним хотя бы о результатах опросов общественного мнения по этому поводу в 1990–1991 гг., а также об итогах референдума весны 1991 г. Большинство их участников высказывалось за сохранение СССР, даже несмотря на «склейку» положительного ответа с поддержкой терявшей популярность союзной элиты во главе с М. Горбачевым. (Здесь нужна оговорка: общность «советский народ», несмотря на реальность и значимость для большинства жителей РСФСР, уже стала восприниматься как неполноценная. Одни и те же люди поддерживали и сохранение СССР, и суверенитет России, и право на национальную культурную автономию. Без этого невозможно понять популярность Б. Ельцина, с которым до поры до времени связывались все надежды сразу.)
За «национальной» катастрофой в Российской Федерации последовала «социально-психологическая». Дело в том, что у всех слоев населения в начале 1990-х гг. были очень высокие положительные ожидания, связанные с переходом к рынку и демократии. Подавляющее большинство надеялось на быстрое и существенное улучшение материального положения лично для себя. Реализация этих надежд могла компенсировать психологическую травму, связанную с распадом СССР. Однако глубокий спад и высокая инфляция уже в 1992–1993 гг. показали всю их несбыточность.
