- Просить! - сказал граф и привстал с дивана.
Анна Павловна вошла первая, а за нею Эльчанинов.
- Здравствуйте, гордая Анна Павловна! - сказал граф. - Нет, я опять за старое, поцелуйте!
Анна Павловна повиновалась.
- Здравствуйте и вы, тоже гордый молодой человек, - прибавил он, протягивая Эльчанинову руку, которую тот принял с некоторым волнением: ему было как-то совестно своего положения.
- Здоровы ли вы?.. Поспокойнее ли? - спросил граф Анну Павловну, усадивши ее на диване.
Эльчанинов сел поодаль.
- Я здорова, граф, - отвечала она.
- Вас я не спрашиваю, - продолжал Сапега, обращаясь к Эльчанинову, - вы должны быть здоровы, потому что счастливы. Сядьте к нам поближе.
Эльчанинов пересел на ближнее кресло.
- Вы давно живете в деревне? - спросил его граф.
- Полгода, ваше сиятельство, - отвечал Эльчанинов.
- Только полгода? - повторил граф, посмотревши на Анну Павловну. - А где вы жили?
- В Москве.
- Служили там?
- Сначала учился в университете, а потом служил.
- А!.. - произнес протяжно граф и потом, как бы сам с собою, прибавил. - В Москве собственно службы для молодых людей нет.
- Кажется, или по крайней мере я это на себе очень чувствовал, подхватил Эльчанинов. - Меня сделали сверхштатным писцом, тогда как я и сносного почерка не имею.
Граф с улыбкой покачал головой.
- Вы, вероятно, не имели никаких связей, - произнес он совершенно равнодушным голосом.
- Решительно никаких, ваше сиятельство, кроме добросовестного желания трудиться, - отвечал Эльчанинов.
- Бог даст, вам и придет это время трудиться, а теперь покуда мы вас не отпустим на службу; живите здесь, в деревне, честолюбие отложите в сторону, вам весело и без службы.
- Мне надобно бы служить, граф, хоть затем, чтобы уехать отсюда.
- Да, я понимаю, что вы хотите сказать, - проговорил Сапега, - но я думаю, что я так люблю Анну Павловну и что покуда я здесь, то зорко буду следить за ее спокойствием; а там, бог даст, переедем и в Петербург, где я тоже имею некоторую возможность устроить вас.
Будь другой человек на месте Эльчанинова, он бы, может, понял, на что бил граф; он бы понял, что Сапега с намерением будил в нем давно уснувшее честолюбие; он бы понял, что тот хочет его удержать при себе, покуда сам будет жить в деревне, а потом увезти вместе с Анной Павловной в Петербург. Но - увы! - Эльчанинову только мелькнула богатая перспектива, которую может открыть ему покровительство такого человека, каков был граф. В первый раз еще мой герой вспомнил о службе, о возможности жить ею в Петербурге вместе с Анной Павловной и привязался к этой мысли.
- Мне очень нужно служить, ваше сиятельство, - сказал он.
- Увидим, увидим, - отвечал граф. - Не помешает ли еще нам Анна Павловна? Мы еще ее не спрашивали, да и не будем спрашивать покуда.
Во весь остальной день Сапега, бывши очень ласков с Анною Павловной, много говорил с Эльчаниновым и говорил о серьезных предметах. Он рассказывал, между прочим, как много в настоящее время молодых людей единственно посредством службы вышло в знать и составляют теперь почти главных деятелей по разным отраслям государственного управления. Так прошел целый день. Молодые люди уехали после ужина.
Граф сделал более, чем предполагал. Услышавши о страшной развязке, которою кончилось объяснение Ивана Александрыча с Мановским, и о бегстве Анны Павловны к Эльчанинову, Сапега, удивленный этим, еще более раздражился. Старческая прихоть превратилась в страсть; но в то же время он видел, что действовать решительно нельзя, а надобно ожидать от времени. Привязать к себе участием молодых людей, гонимых всеми, казалось ему первым шагом, а там возбудить в душе молодого человека другую страсть - честолюбия, которая, по мнению его, должна была вытеснить все другие. Оставленная мужем, забытая любовником, Анна Павловна не могла уйти от него; Мановского он боялся и не боялся, как боятся и не боятся медведей. Но, однако, мы заметим, что граф выждал целый месяц войти в прямые сношения с молодыми людьми и в продолжение этого времени только хвалил и защищал Анну Павловну; но Мановский ни к чему не приступал, и граф начал.
II
Прошло еще три месяца. Действующие лица моего рассказа оставались в прежнем положении. Анна Павловна все так же жила у Эльчанинова; граф приглашал их к себе и сам к ним ездил; Мановский молчал и бывал только у Клеопатры Николаевны, к которой поэтому все и адресовались с вопросами, но вдова говорила, что она не знает ничего. Более любопытные даже приезжали к ней в усадьбу, чтобы посмотреть на оставленного мужа, но им никогда не удавалось встретить Мановского, хотя очи и слышали, что в этот самый день он проезжал в Ярцово.
У предводителя назначен был обед. Общество было прежнее, за исключением Мановского и Эльчанинова. Клеопатра Николаевна сидела на диване между Уситковою и Симановскою. Перед ними стоял исправник. Прочие дамы сидели на креслах. Мужчины стояли и ходили. Все ожидали графа.
- Давно ли вы видели вашего несчастного опекуна? - спросил исправник Клеопатру Николаевну.
- Он был вчера у меня, - отвечала Клеопатра Николаевна. - Почему же несчастного? - прибавила она.
- Да как же? Жену отняли! - возразил исправник.
- Он, кажется, забыл об ней и думать; впрочем, я с ним никогда об этом не говорю.
- Я ее встретил, - сказал исправник, - пополнела, такая хорошенькая.
- Желаю ей, - отвечала с презрением вдова, - все подобные ей хорошенькие, и вам, мужчинам, обыкновенно нравятся.
- Оно лучше; а то что толку, например, в вас, Клеопатра Николаевна? Ни богу, ни людям! - заметил с усмешкою исправник, немного волокита по характеру и некогда тоже ухаживавший за Клеопатрою Николаевною, но не успевший и теперь слегка подсмеивающийся над ней.
- Пожалуйста, избавьте меня от таких сравнений, - отвечала вдова обиженным тоном.
- Я вас не смею и сравнивать, - сказал исправник.
- Граф едет! - произнес громко Уситков, уже давно смотревший в окно.
При этом известии мужчины встали; дамы начали поправляться и сели попрямее; на всех лицах было небольшое волнение. Одна только Клеопатра Николаевна не увлеклась этим общим движением и еще небрежнее развалилась на диване. Хозяин был в наугольной. Услышав о прибытии графа, он проворно пробежал гостиную и, вышедши в залу, остановился невдалеке от дверей из лакейской. За ним последовали почти все мужчины. Граф быстро, но гордо прошел залу, приветствовал хозяина, поклонился на обе стороны мужчинам и вошел в гостиную. Казалось, это был другой человек, а не тот, которого мы видели в его домашнем быту, при посещении Анны Павловны и даже при собственном его визите Мановскому. На лице его, бывшем тогда приветливым и радушным, написана была теперь важная холодность. Он сделал общий поклон дамам и, сопровождаемый хозяином, подошел к дивану. Две звезды светились на его фраке. Уситкова проворно вскочила, чтоб уступить ему свое место.
- Не беспокойтесь, сударыня, - сказал граф, вежливо поклонившись, и сел на пустое кресло, стоявшее у того конца дивана, где сидела Клеопатра Николаевна.
Вдова сделала движение, чтобы поворотиться к нему лицом; она еще в первый раз видела графа. Хозяин и несколько мужчин стояли на ногах перед Сапегою.
- Как здоровье вашего сиятельства? - спросил хозяин.
- Благодарю вас, я здоров, только скучаю.
- Что мудреного, ваше сиятельство, после Петербурга, - заметил Уситков, - вот наше дело привычное, да и тут...
- Меня не любят здешние дамы! - прибавил граф, искоса взглянув на вдову. - Ни одна из них не посетила меня.
- Дамы, вероятно, боятся обеспокоить вас, граф, - сказала с жеманною улыбкою вдова.
- В том числе и вы, сударыня? - спросил Сапега.
- Я не имею чести быть знакома с вами, граф, - отвечала Клеопатра Николаевна, приподняв с гордостью голову.
Графу, видимо, понравился тон этого ответа.
- Так позвольте же мне завтрашний день устранить это препятствие и сделать вам визит.
- Много обяжете, граф.
- Ваш супруг?
- Я вдова и потому боюсь, что вам скучно будет у меня.
- Вы позволили мне быть у вас? - сказал граф с легким наклонением головы.
Вдова отвечала улыбкою: она торжествовала.
После этого легкого разговора граф встал и пошел к балкону, чтобы рассмотреть окружные виды. Лицо его, одушевившееся несколько при разговоре с Клеопатрою Николаевною, сделалось по-прежнему важно и холодно. Вслед за ним потянулись мужчины; граф начал разговаривать с хозяином.
- Мне говорили, что он совершенный старик! - сказала Клеопатра Николаевна Симановской.
- Какой же старик; я вам говорила, - отвечала та, - теперь еще что? А посмотрели бы вы на него у Мановских.
Вдова сделала гримасу.
- Каждый мужчина с подобными женщинами бывает любезнее, потому что они сами вызывают их на то, - сказала она с презрительною улыбкою.
