Оперативное поручение.
Прошу проверить факт проживания по указанным ниже адресам следующих граждан:
1. Федотова Илью Николаевича, 2 сентября 1890 г.р., уроженца г. Тверь, прописанного по адресу: г. Торжок, ул. Новая, дом 19.
2. Затлерса Арвида Яновича, 11 февраля 1892 г.р., уроженца г. Тарту, прописанного в Петрограде, 2-я линия Васильевского острова, дом 10, кв. 15.
Оперуполномоченный Ачинского горотдела ГУ РКМ
Младший лейтенант милиции Шаверин П.Я.
- Присаживайтесь! - Шаверин кивнул вошедшему на стул. - Будем знакомиться? Моя фамилия Шаверин Павел Яковлевич, оперуполномоченный Ачинского уголовного розуска. Веду ваше дело. Звание моё, надо полагать, и сами рассмотреть смогли. А вот вас, гражданин, как звать-величать прикажете?
- А вам, гражданин уполномоченный, это не всё равно?
- Было бы всё равно, я б попусту времени и не тратил. Одного факта изъятия у вас оружия, да ещё в таком количестве, для суда выше крыши достаточно.
- Раз так - Федотов я, Илья Николаевич. Все прочее в бумагах написано.
- В каких именно бумагах? У вас два паспорта было!
- А второй я нашёл. Мало ли что в жизни бывает? Лишний документ никогда помехою не станет.
- Оружие и деньги вы тоже, надо полагать, нашли?
- Деньги мои! Честно заработанные за много лет.
- И каким трудом вы их зарабатывали? По тем же бумагам судить, так вы из рабочих будете? Где трудились?
- Слесарем работал...
- Где именно?
- Не помню...
- Забывчивостью страдаете? Это плохо. Врач говорит, что вы долго в беспамятстве лежали, может быть, это повлияло? Совсем-совсем ничего не помните?
- Кое-что помню.
- Уже лучше. А ранили вас где?
- Напали какие-то... стрельнули...
- Из чего?
- Вроде, из обреза.
- И за что ж вас так-то?
- Должно на деньги позарились. В столовку заходил, расплачивался, там и подсмотрели...
- А что ж так? Мужик вы крепкий, опять же - с оружием. И не отбились?
- Убег я. А стрелять... лишнее оно. Крови за собою не оставил - и ладно.
- Где оружие-то отыскали?
- Дык... сейчас, пожалуй что и не вспомню... давно было.
- Понятно, гражданин Федотов. С памятью у вас плохо, ничего-то толком и не помните. Что ж делать тогда с вами? В больнице держать уже не надобно, врач сказал - здоров. А в одиночке - несподручно более, такое место ещё и заслужить надобно. Мало их - мест-то! Тюрьма и так переполнена - народу много. Так что, не обессудьте, а переведу я вас в общую камеру. Поскольку человек вы непонятный, но с оружием задержанный - будете сидеть у уголовников. Народ это тертый, жизнью битый... Ну да вам, как я думаю, не привыкать. Найдёте и с ними общий язык. А уж если не найдёте... стучитесь в дверь, помогут... может быть, если успеют. Только уж память свою перед тем освежить попробуйте, зачем вы мне беспамятный-то?
* * *
Лязгнул замок, и дверь в камеру распахнулась. Появившийся на пороге корпусный надзиратель, окинул камеру внимательным взглядом.
- Ну-с, граждане зеки, принимайте постояльца! - посторонился, пропуская внутрь нового обитателя.
Сидевший около окна пожилой зек, наклонил голову и по этому знаку, один из заключённых мухой метнулся к рукомойнику. Схватив полотенце, он ловким движением расстелил его перед дверью.
Входящий новичок с порога оглядел свое новое жилище. Камера была не очень большой. Метров десять-двенадцать в длину и пять метров шириной. Стоявшие по бокам неё трехъярусные нары занимали большую часть места, оставляя посередине свободный проход чуть уже трех метров. Сейчас на нижнем ярусе нар сидели около двадцати человек. Некоторые стояли сбоку. Вдоль правой стены нары были выстроены в более короткую линию, занимая меньше места. В освободившемся углу размещалась параша. Окно в камере было только одно, забранное частой решёткой и увенчанное снаружи 'намордником'. Под ним приткнулся к стене стол. И за ним, слегка обособившись от остальной массы заключённых, сидели пять человек.
Опустив глаза, вошедший увидел у своих ног, лежащее на полу, полотенце.
Коротко усмехнувшись, он демонстративно и неторопливо на него наступил. Оглядев присутствующих, шагнул дальше.
- Здорово братва! Честным бродягам моё уважение! - медленно наклонил он чуть набок голову. Спокойно отодвинув рукою с дороги мешавших ему людей, новичок подошел к столу. Неторопливо поставив на него заплечный мешок, распустил горловину.
- На общак! - и на стол легла пачка махорки.
Командовавший в камере пожилой зек, сделал легкое движение рукой. Сидевшие на нарах люди потеснились в стороны, освобождая место новичку. Тот невозмутимо на него опустился.
- И кто ж таков к нам пожаловал? - спокойно спросил пожилой. - Обзовись, коли пришёл.
- Франт.
Пожилой посмотрел на сидящих рядом зеков. Тишина. Потом один из них сделал отрицающий жест, словно говоря - не знаем такого.
- Ну а я - Митяй Красносельский, - в свою очередь ответил пожилой. - Слышал обо мне?
- Нет.
- Надо же... и я про тебя не слыхивал, бывает же такое! - развел руками пожилой. - Откуда ты к нам, гость залётный? Чем промышляешь?
- По-разному... - уклончиво ответил гость.
- И в каких краях?
- Далеко. Отсель, пожалуй, что и не видать.
Митяй внимательно посмотрел на расстегнутый ворот рубашки. Франт усмехнулся и неторопливо расстегнул её всю.
- Ну?
- И как так тебя понимать, мил человек? - поднял бровь пожилой. - Говоришь ты словеса правильные, ведёшь себя по закону, а про себя сказать не хочешь? Да и наколок у тебя наших нет? И не слышал про тебя здесь никто...
- Одна хата - ещё не вся крытка, Митяй. А что до партачек - не можно мне их иметь.
- Отчего так?
- Жизнь такая... сложная, Митяй.
- А кого из л ю д е й знаешь?
- Никиту Пестрого, Валька Тамбовского, Папу Вову... хватит?
Пожилой зек переглянулся со своими ближними. Двое из них согласно кивнули.
- Есть такие.
- Надо будет - ещё кого-нибудь вспомнить могу.
- Пока не надо. За тебя они сказать могут?
- Без базара. Скажи - Франт кланялся, и здоровья желал крепкого. Только так и никак иначе.
- Скажу, не сомневайся. А пока суд да дело - располагайся! - указал Митяй место на втором ярусе.
Франт недобро усмехнулся. Поискал глазами и, вытянув руку, подтащил к себе кружку, стоявшую на краю стола, около сидевших рядом с пожилым зеком воров. Повертел её в руках, поставил на стол...
Хлоп!
Почти никто из присутствующих не заметил молниеносного взмаха руки.
На столе лежала жестяная лепешка неправильной формы, лишь частично напоминавшая кружку.
- Я, Митяй, тоже пошутить люблю...
- Красиво... - невозмутимо кивнул тот.
С нижней койки, неподалёку от окна, вскочил парень и суетливо вскарабкался на то место, которое только что предлагалось новичку.
- Благодарствую, - кивнул Франт, пристально глядя на Митяя.
- Не за что...
После ужина Франт подсел к Митяю.
- На два слова...
- Говори.
- Не при всех.
- У меня от народа секретов нет.
- Сам и решишь после, кому сказать, а кому нет.
Смотрящий окинул собеседника оценивающим взглядом. Ведёт себя спокойно, возбуждения никакого нет... Ладно, посмотрим.
По жесту руки, сидевшие рядом зеки, встали со своих мест и отошли в сторону.
- Достаточно?
- Вполне. Не веришь мне, Митяй?
- Не верю. Непонятный ты человек... не наш. И поведение твое странное.
- Всё верно. На первый взгляд так оно и выглядит.
- А что, ещё как-то посмотреть можно?
- Вся байда в том, Митяй, что р а б о т а л я, в основном, не здесь.
- И где ж ты трудился?
- Харбин, Берлин... много где пришлось побывать. А там, на наколки иначе смотрят, нежели здесь. Китайцы - так попросту перо засадить могут, даже не говоря ни о чём. У них там - свои понятия.
- Не слышал.
- Да и я не знал. Одел не то, наколку не ту, по их понятиям, сделал - все, косяк. А немцы - так и вовсе, партачки засекли - пожалте бриться! Работать уже не дадут.
- И что? Не должен вор от масти своей отказываться - не по закону это.
- Я, Митяй, когда работать начинал, так сразу там. К нам уже после попал, лет через десять. И не могу, просто права не имею такого, из-за гордости своей, серьёзных людей подводить.
- Мудришь ты что-то...
- Не торопись, ладно? Маляву пошлешь - там все и пропиши, только без того, что я тебе ныне скажу.
- И что ж ты такого важного делал, друг ты мой ситный?
- От легавых тамошних людей серьезных сберегал. Дабы не попалили их раньше времени. Чтобы д е л о своё они без помехи до конца довести смогли. Вот и должен я выглядеть так, чтобы ни один глаз недобрый меня самого раньше времени не срисовал бы.
