и стали к ней свататься женихи: королевичи приезжали, владыки, кметы, жупаны и князья — все молодцы, как на подбор, один другого дородней и краше… Да куда там! Ей воля милее всего, никто ей не пришёлся по вкусу.
Один чересчур был велик, так она его волотом звала, другой показался мал, его она карлой прозвала, этот больно румян, у того-де в лице ни кровинки, один не в меру умен, другой дурак дураком. Словом, ни один не угодил…
Похаживала королевна по саду, цветики собирала, песенки распевала, над добрыми людьми насмехалась да, подбоченясь. твердила своё, повторяла:
— Ни один меня не возьмёт! Ни один!
Кто б ни приехал, уж она над ним мудровала. Одному велела принести ей живой воды, а ту воду стерёг дракон о семи головах. Пошёл он за водой с золотым кувшином, да и не воротился: сожрал его дракон, один кувшин ко дворцу приплыл.
Другого послала она за золотыми яблоками, что росли на ледяной горе; ехал он, ехал, да и провалился в прорубь, тут и съели его рыбы, только пёрышко от шапки его ко дворцу приплыло.
Третьего отправила королевна звёзд ей на нитку нанизать, чтоб ей бусами на шее носить, взвился он, бедняга, ввысь, тут и разорвали его ястреба, что стерегут небеса, — только красная нитка упала возле дворца. Но вот стал к ней свататься королевич Сила, а был он великий чародей; как увидел он королевну, так и взыграло у него сердце, и молвил он про себя:
— Жизни лишусь, а будет она моя!
Королевна глянула на него, напугалась до смерти, так вся и дрожит, заливается, плачет.
Однако велела ему немедля за море ехать, привезти ей такого зелья, от какого мёртвые оживают, а к тому зелью и приступа нет, растёт оно за горючим огнём, какой и вода не гасит.
Королевич мигом обернулся птицей, полетел за синее море, камнем с неба упал, клювом ухватил, отщипнул зелье и принёс ветку. А в ту пору как раз помер у короля сынок, опечалились все во дворце… Ну, положили ему зелье на сердце — отрок встал, глаза кулаками протёр, да как закричит: «Дайте мне есть, что-то долго я проспал!..»
Король себя не помнит от радости, обнял королевича Силу и дочке кричит:
— Хочешь не хочешь, а сей же час иди за него замуж! Заплакала королевна горькими слезами.
— Раз таково ваше веление, я пойду, — молвит, — только вперёд семь раз от него спрячусь и семь раз пусть он сыщет меня. Тогда я пойду за него…
А была она премудрая ведьма, во что вздумает, в то и оборотится сама, да и других обратит. Но и королевич был чародей, да ещё мудрее её, и, чем хотел, тем и мог обернуться.
На другой день открыла королевна окошко и голубкой полетела во двор, прибилась к стае и стала с ними летать… Но не сродни она птицам была, зачуяли они чужой дух, и, как ни подлетит она к ним, вся стая бросается врассыпную, а она остаётся одна. Тут королевич обернулся ястребом и погнался за ней… Испугалась голубка до смерти, села наземь и обратилась в панну. А ястреб уже королевичем стоит перед ней и за ручку её берет…
Разгневалась королевна, заперлась в светлице, проплакала ночь напролёт, все думала, думала, а наутро прокралась в садик, села на грядку и зацвела лилией… Все лилии вокруг, словно снег, белы, а в ней-то человечья кровь, вот она на всей грядке одна и розовеет…
Вышел королевич в сад с отцом королевны, а сам горюет-печалится: где её теперь искать, как тут найдёшь?..
Встали они невзначай возле грядки, где лилия росла, только подошли, а лилия-королевна со страху ещё ярче заалела.
Королевич мигом узнал её по румянцу, протянул руку, хочет её сорвать — видит: стоит панна и плачет.
— Два раза узнал ты меня, в третий не угадаешь.
И убежала в светлицу, заперлась на задвижку, села на постельку, заливается-плачет, так слезы и текут ручьём. Думала, думала, плакала всю ночь напролёт, а наутро окошко открыла… и улетела золотой мушкой.
Летит, летит, а самое страх разбирает. Пташки за мушками гонятся, того и гляди и её какая-нибудь склюёт. Подглядел ли за ней королевич, или кто ему шепнул, только обернулся он страшным пауком, соткал громадную паутину и стал её поджидать. Воробьи погнались за мушкой, она и попалась в сети… паук к ней… стоит королевна и плачет.
— Ох, доля ты моя, доля!
А паук берет её за белую ручку.
— Ох, горе мне, несчастливой! Трижды меня ты узнал… Как мне теперь быть? Где прятаться?..
Снова идёт она в светлицу, села на постельку, голову закрыла и плачет-причитает:
— Доля ты моя, доля горькая!.. Сестрицы к ней стучатся, пришли и говорят:
— Поплыви ты рыбкою за море… море широкое, море глубокое… там не найдёт он тебя…
А она все причитает:
— Трижды узнал он меня, как мне теперь быть, где прятаться?.. В море чудища живут, боюсь я моря…
Всю ночь проплакала королевна, а как рассвело, побежала на берег моря: не знала, что королевич из-за дерева смотрит..
Плеснула она в воду золотой рыбкой, а он за ней серебряной, поплыл. Куда ни повернёт золотая рыбка, серебряная гонится за ней. Стукнулись они головами, и слышит королевна слова:
— В четвёртый раз ты мне проиграла, теперь уж будешь моя!
Как услыхала она эти слова, панной выплыла на берег, убежала в палаты расписные, заперлась в светлице — и плачет.
Плачет королевна ночь напролёт, а к утру надумала:
«Вон сколько камушков на берегу лежит… кто меня там узнает? Дай-ка и я камушком лягу…»
Чуть свет побежала королевна на берег, обратилась в беленький камушек и лежит.
В пятый раз мудрено было королевичу разгадать загадку, — загоревал бедняга! Где тут искать королевну: на земле иль в воде, под землёй или на небе? Задумал королевич топиться и пошёл на берег моря. Ходит, ходит он, сетует, руки ломает, вдруг наступил ненароком на камушек: вон какой камушек белый… Только хотел он его поднять, а тут как вскрикнет панна, хочет встать, да платье не пускает: наступил он ногой ей на подол.
— Нашёл я тебя в пятый раз. Теперь ты уж будешь моя! — кричит королевич.
— До семи ещё далеко! Буду я твоя — за семью горами, за седьмой рекой!
Прогневалась королевна, побежала во дворец, с досады на пол повалилась в светлице… Уж так-то горюет, так и заливается слезами. Вдруг видит: мышка на полу, шмыг
