Она поднялась в первый вагон и уселась на обтянутую бархатом скамью. Еще двое попутчиков не обратили на нее ни малейшего внимания. Перед самым отправлением по вагону прошел контролер в темно-синем мундире с блестящими серебряными пуговицами и форменной фуражке с красным кантом.
— Ваш билет, мэм, — вежливо попросил он.
Она протянула небольшую розовую картонку, выданную автоматом в конце платформы. Контролер вынул щипцы и пробил в уголке Z-образную прорезь.
— Ждать осталось недолго, — сказал он, притрагиваясь пальцами к козырьку.
Сто пятьдесят лет цинизма и утонченности, подпитывавшие ее привычную защитную оболочку, мгновенно испарились.
— Большое спасибо, — совершенно искренне ответила она.
Открытость и прямодушие этого общества доставили ей немалое удовольствие.
Она зажала в руке билет и стала с любопытством его рассматривать. Паровой двигатель издал громкий гудок, окутался клубами дыма и под лязг поршней начал отходить от платформы. Теоретически Рай Хаксли считался ее домом, хотя она и не испытывала никакой привязанности ни к планете, ни к кому-либо из ее обитателей. Для любого наблюдателя (а она была уверена, что Хоган установил за ней виртуальную слежку) означало бы, что она спешит спрятаться, вернуться в единственный мир, где ей и место.
Началось медленное движение по сортировочному участку станции. Другие поезда, казалось, стремительно проносились мимо, разбрасывая по вагону пятна света. В темноте впереди горели яркие зеленые и красные сигнальные огоньки, словно там раскинулся немноголюдный городок. Время от времени в глаза бил яркий встречный свет тяжелых грузовых поездов, и за ним тянулись бесконечные темные громады товарных вагонов.
Постепенно поезд дотащился до сектора станции, освещенного бледно-желтым сиянием, напоминающим свет луны. Паула, прижавшись к стеклу, увидела переход, на две трети освещенный солнцем мира, к которому он вел. Впереди весь путь был заполнен поездами. Контролирующая станцию система выстраивала их сплошным потоком, сохраняя пугающе малую дистанцию между составами. Только один путь оставался пустым и впереди, и сзади. Поезд описал плавную дугу и свернул к переходу, окутанному бледно-лимонным ореолом.
При переходе сквозь барьер повышенного давления Паула, как обычно, всей кожей ощутила легкое покалывание и в следующее мгновение уже оказалась в другом мире, в самый разгар дня. Поезд, набирая скорость, покатился по сельской местности, преимущественно занятой цветущими полями, разделенными на аккуратные квадраты. Границы участков обозначались плотными аккуратными живыми изгородями, а кое-где встречались и более крепкие каменные заборы. Местные деревья с красноватыми листьями чередовались с земными дубами, ясенями, платанами и березами. Все они были тщательно подстрижены так, чтобы от главного ствола отходили длинные горизонтальные ветки. Срезанную древесину здесь использовали в качестве топлива в зимние месяцы, что уменьшало зависимость фермеров от ископаемых ресурсов. Преимуществом простых механических технологий было их низкое энергопотребление, и вся необходимая электроэнергия вырабатывалась на гидростанциях.
В складках рельефа она видела фермерские дома — большие каменные здания под голубыми шиферными крышами, окруженные сенными амбарами, свинарниками, конюшнями и сараями. Кое-где встречались и силосные башни — высокие конусовидные сооружения, выкрашенные в сизо-голубой цвет. Насколько ей было известно, это были самые высокие постройки на всей планете. От главной железнодорожной ветки к силосным башням по невысоким насыпям отходили боковые пути. Сейчас, в середине лета, когда зерновые еще зеленели в полях, эти пути слегка подернулись ржавчиной. Позже, во время сбора урожая, зерновые поезда начнут свои ежедневные обходы, и сталь снова заблестит, а выросшие на путях сорняки пожелтеют и погибнут от горячего пара двигателей. Паула не могла не признать, что перед ней разворачивался идиллический сельский пейзаж. Теперь она принимала то, что так яростно отвергала, будучи растерянным, лишенным корней подростком. Вся сущность этого мира заключалась в его неизменности, именно этого добивались живущие здесь люди. Фонд Структуры Человечества избрал технологический уровень начала двадцатого века, предшествовавший электронной революции. Поддерживать простую технику и механику того времени было достаточно легко: если что-то и ломалось, в компьютерной диагностике не было необходимости, инженеры могли отыскать неисправность, взглянув на сочленения механических приводов и связки кабелей. То же самое относилось и к информационным потокам. Здесь не было модулей, баз данных и планетарных сетей, чиновники и бухгалтеры вели обычные записи и составляли картотеки. Фонд ориентировал людей на выполнение определенной работы, и ее специфика не менялась с течением времени. Здесь просто не было прогресса. Рай Хаксли предлагал своим обитателям самое стабильное общество, которое только мог обеспечить. Паула до сих пор не определилась во мнении, имел ли Фонд моральное право начинать этот проект, но сейчас, глядя на ухоженные поля и красочные фермы, она не могла не признать, что проект работал.
Поезд подошел к окраинам Фордсвилля, столицы мира. Железная дорога поднялась на высокую насыпь, и сверху Пауле были видны улицы окраинных районов: длинные ряды аккуратных домиков с террасами тянулись вдоль идеально прямых дорог, все стены были сложены из рыжеватого кирпича, а рамы широких окон покрашены во все цвета радуги. Между ними возвышались общественные здания, построенные из серого камня, порой поднимавшиеся на три или четыре этажа. Здесь не было никаких храмов, как не было и самой религии. Это был мир, который, как каждый сознавал, был создан человеком, а не Богом.
Даже ближе к центру города стояли все те же одноэтажные дома, чередующиеся с коммерческими зданиями, и было много парков, нарушающих городское однообразие. Все это разительно отличалось от других городов Содружества, где деньги и политическое влияние концентрировались в центрах, что неизменно отражалось на архитектуре. В этом мире самым могущественным стимулом было равенство.
«Альфа-трасса», основная станция планеты, была, вероятно, самым крупным монолитным сооружением, если не считать главной клиники Фонда. Высота трех куполов крыши из стекла и металла позволяла клубам дыма от паровых двигателей свободно рассеиваться через верхние вентиляционные каналы. Паула прошла по платформе и оказалась на Ричмонд-сквер. По средней части улиц спешили электрические трамваи с тремя вагонами; еще больше было автобусов, чьи метановые двигатели издавали довольно высокое гудение, между ними протискивались такси и небольшие фургоны. Персональный транспорт был представлен исключительно велосипедами, которым на каждой улице отводилось по две полосы.
Мимо нее по тротуару спешили пешеходы. Многие на ходу исподтишка бросали в ее сторону любопытные взгляды, что показалось Пауле довольно забавным. Их привлекала не ее известность — здесь никто не знал главного следователя в лицо, но строгий деловой костюм выдавал в ней пришельца из другого мира. В отличие от Содружества, где обычай предписывал всем придерживаться определенного стиля, здесь можно было увидеть одежду самых разнообразных фасонов. Единственное, чего здесь не было, так это искусственных волокон.
Паула пересекла площадь и вышла к конечной остановке трамваев. За неимением киберсферы она не могла воспользоваться эл-дворецким, чтобы составить маршрут. Вместо этого ей пришлось подойти к большой красочной схеме, где трамвайные линии обозначались разными цветами, и выбрать то направление, которое ее бы устроило.
Спустя десять минут она уже сидела в трамвае, следующем по кольцевому маршруту, который, как она надеялась, проходил и через район Эрлсфилд. Вагон был точно таким же, как тот, на котором она ехала, когда покидала Рай Хаксли, вот только номер маршрута уже забылся. По мере удаления от центра количество магазинов и лавочек уменьшалось, уступая место жилым кварталам, а фабрики подступали все ближе. Паула, глядя по сторонам, не сомневалась, что правильно сделала, покинув это место много лет назад — после воспитания, полученного в Содружестве, этот мир казался ей чересчур спокойным.
Уже не в первый раз она подумывала о крайнем средстве: пройти омоложение и стереть все воспоминания о жизни в Содружестве. Без этих культурных наслоений, которым ее приемные родители придавали огромное значение, она могла бы прижиться и здесь. Но пока она не могла заставить себя на это решиться. Время еще не пришло. Осталось незавершенным ее первое серьезное расследование, хотя теперь ей придется намного труднее.
Оно началось в 2243-м, через две недели после сдачи экзамена на звание старшего следователя в Управлении — через девять месяцев после того, как Брэдли Йоханссон заявил о своем возвращении после странствий по тропам сильфенов и об основании организации Хранителей Личности. Как и всякий лидер нового политического движения, да еще проповедующий насильственные методы, он сильно нуждался в деньгах. Доступ к фондам Халгартов был для него окончательно закрыт, и Йоханссон придумал простой план, решив похитить то, что ему было нужно.
