Трипт шагнул вперед и поднял высоко над головой большой пакет из плотной бумаги, запечатанный пятью неряшливо смазанными печатями.
– П'ошу убедиться, что печати на месте, – начал он свое выступление, – Сейчас я вск'ою конве'эт и зачитаю соде'йжание документа.
Он взялся двумя пальцами за уголок конверта, но тут в разворачивающееся действие вмешался я. Шагнув в направлении теплой компании Юрги, я громко произнес:
– Вы, я смотрю, собираетесь огласить завещание?! Хочу вас предупредить, что королева уже отменила его!
Юрга мгновенно повернулся в мою сторону, и по его роже расплылась довольная улыбка. Еще бы – я был один и безоружен!
– Продолжайте, господин нотариус, – проговорил он небрежно, – А беглым королевским шутом займется стража…
И он царственным жестом хлопнул в ладоши.
С противоположного угла на галерею поднялись человек шесть стражников, которые быстрым шагом направились в сторону лже-Юрги.
Трипт снова взялся пальцами за угол конверта, но я со словами: – Я же сказал, что это завещание аннулировано! – протянул вперед правую руку и звонко щелкнул пальцами. Конверт в руках Трипта вспыхнул ярким бенгальским пламенем, разбрасывая вокруг блистающие искры. Трипт начал было махать им, пытаясь сбить пламя, но оно от этого разгорелось еще сильнее, так что бедному «нотариусу» пришлось бросить злополучный конверт. Он ярко вспыхнул в воздухе и… исчез.
В этот момент к перилам галереи у противоположной стены подошел Шалай. Рядом с ним был Фродо и несколько гвардейцев с эмблемой барса на груди. Воевода кашлянул, привлекая всеобщее внимание, и громко произнес:
– Довожу до сведения всех присутствующих, что личность, называющая себя советником Юргой, является самозванцем и обвиняется королевой в государственной измене! – и чуть помедлив, Шалай воскликнул, – Взять его!..
Шестеро, уже приблизившихся к свите советника, гвардейцев откинули плащи, и обнажили шпаги. На их камзолах все увидели разъяренный кошачий оскал.
Я тоже был совсем недалеко от советника, только подходил с другой стороны, и мне было хорошо видно, как лже-Юрга быстро оценив складывающуюся ситуацию, неожиданно забормотал какую-то тарабарщину и выбросил в направлении воеводы сжатый кулак. В следующее мгновение его пальцы разжались и в сторону моих друзей, оставляя за собой густой дымный шлейф и роняя на пиршественный стол чадящие ошметки, понесся сгусток багрового пламени.
Однако, я был уже начеку, вслед магическому огню я протянул выхваченный из-за пояса жезл, и как только он принял нужное направление, огненный шар остановился, мгновение, покачиваясь, висел неподвижно, а затем все убыстряя скорость ринулся назад. По пологой дуге он промчался над залом и с противным шипением втянулся в мой жезл. На теле жезла мгновенно проступили пульсирующие черные браслеты и тут же снова пропали.
Эта демонстрация произвела на приспешников лже-Юрги потрясающее впечатление. Если вначале, увидев рядом с собой барсов, они схватились за шпаги, о сейчас уже никто из них не думал о сопротивлении. Какие шпаги, у них руки тряслись, словно они мгновенно превратились в старых паралитиков. Лучше всех держался Клост, поскольку, видимо, лучше всех понял смысл увиденного, но и он уставившись на жезл расширившимися глазами, тихо и безостановочно шептал: – Хозяин… хозяин… хозяин…
И только лже-Юрга не собирался сдаваться. Сообразив, кто является его главным противником, он всем телом повернулся ко мне, чуть присел, как в борцовской стойке и выставил перед собой согнутые в локтях руки с растопыренными, как-то ненормально шевелящимися пальцами.
«Тоже мне, профессор Мориарти!..» – мелькнула у меня несуразная мысль, и в этот момент под моей верной джинсовой курткой… что-то зашевелилось!
Я вздрогнул, решив, что это прорвалось какое-то из нераспознанных мной заклинаний паяца, но тут же вспомнил, что именно там должна лежать веревка, которую сунул мне в руки Изомом в момент нашего расставания. Моя рука нырнула под куртку и я вытащил шевелящийся, словно оживший белый моток. Лже-Юрга с некоторым недоумением уставился на мою веревку, а я чисто машинально потянул за конец, удерживавший скользящим узлом весь моток. Как только я освободил веревку, ее конец метнулся в сторону паяца и, проскользнув мимо попытавшихся схватить его рук, сам завязался скользящей петлей на шее Юрги.
И готовый к обороне и нападению паяц застыл гипсовой фигурой. Его руки, протянутые вперед уже не несли в себе угрозы и напряжения, его глаза погасли, словно подернутые некоей матовой пленкой, его лицо остановилось в последнем движении, превратившемся в нелепую гримасу.
Последний раз над залом прошелестело Клостово «…хозяин…», а затем повисла мертвая тишина. Гости боялись пошевелиться и перевести дух, потому что ничего не понимали, кроме того, что творится нечто странное и страшное, я и мои друзья замерли в ощущении достижения высокой… казавшейся недостижимой цели…
Впрочем, это молчание продолжалось недолго и было нарушено неунывающим Фродо:
– Паяца вывесить на солнышко! Его марионеток – в подвал! Разбираться с ними будем позже!..
По залу пронесся вздох и гости зашевелились. Гвардейцы принялись выполнять указания хоббита. Я засунул свой жезл за пояс, чувствуя, как наваливается усталость.
И вдруг весь зал снова замер. Все, кроме, пожалуй, действовавших рядом со мной гвардейцев, остановились на полудвижении, и все взоры обратились к входной двери, находившейся под галереей, под моими ногами. Я ничего не понимал, но на всякий случай снова потянулся к жезлу, хотя и не чувствовал никакой опасности. И в этой тишине раздался слабый голос Кины:
– На время моей, надеюсь недолгой болезни, назначаю правящий триумвират в составе королевского камер-советника с правом решающего голоса Фродо, королевского набольшего воеводы Шалая и королевского чародея Гэндальфа… Повиноваться им беспрекословно!..
И тут я прыгнул через перила!
Лететь мне, в общем-то, было не высоко – метра три с небольшим, но полет я не запомнил. И приземлился я вполне удачно – на ноги. Я даже не упал, а так, чуть скособочился. Так вот, скособочено, и разглядел, что Кина, одетая в простенькое домашнее платье, стоит в дверях, опираясь на плечо Эльнорды, и оглядывает зал полным величия взглядом, словно выискивая ростки недовольства или измены.
– Извини, Серенький, – виновато пожала плечами Эльнорда, – Но я не смогла удержать ее в постели…
Глава 11
Положения бывают: двойственные, запутанные, пикантные, сложные, шахматные, женские, патовые (не путать с шахматными), обязывающие, стратегические, нестабильные и безвыходные. Из любого из них можно выйти… По-английски!
Кину я отнес в постель сам, на собственных руках. Меня сопровождали четверо гвардейцев и, разумеется Эльнорда, чувствовавшая себя очень виноватой, хотя винить ее было не в чем. В королевской спальне уже топтался лекарь – старый, донельзя запуганный человечек в черном камзоле без рукавов и с чемоданчиком в руках, поразительно похожим на земной. Когда я положил совершенно обессиленную Кину в постель, эскулап осторожно приблизился к кровати и испуганно спросил:
– Что будет угодно королеве?..
Смотрел он при этом почему-то на меня, и этот бегающий, растерянный взгляд совершенно взбесил меня. Терпеть не могу неуверенности в человеке, который обязан быть профессионалом! Именно поэтому я рявкнул на беднягу:
– Королеве угодно, чтобы ты ее осмотрел, поставил диагноз и назначил лечение!
И сразу же пожалел о взятом тоне. Старик присел на полусогнутых ногах, его затравленный взгляд метнулся в сторону дверей, и он, безусловно, попытался бы выскочить из королевской спальни, если бы в дверях не маячили рослые фигуры двух гвардейцев. Тогда его взгляд с надеждой обратился к высокому окну, и я испугался, что он решиться на столь отчаянный прыжок, но положение спасла Эльнорда:
