И вот тот день, когда мы оказались на жалком хребте, косточке от Драконьего Позвонка, за ним действительно полностью открытая степь. Открытая низина в полкилометра расстоянием, а в самом центре Башня, за реликтовым возвышением загнутый горный аппендикс — это хвост Драконьего Позвонка. Место, где обрывается и заканчивается хребетный край. Концовка нашего безумного марша. Слева и справа высятся жиденькие расщелины сланцевых нагромождений. Последний рывок и мы у цели. Я вгляделся в башню. Одни, единственные внизу створки ворот, трудно определить для кого предназначенные. Выложенный пьедестал входа и — все. Выше к небесам — сплошной серебристо-бронзовый монолит и под тучами горящее кровью окно-амбразура. Вот и все гостеприимство. Рассчитывать явно лишь на эти воротца и более не на что. Мы сгруппировались за камнями и, собравшись с духом, той же вереницей скользнули к сладкому кренделю.
Подул настырный ветер, я мог поклясться, что секундой раньше его и в помине не было. Плевать! Ворота маячат сладко и приветливо. И мы ускоряем шаг, чуть не срываемся на бег.
— Конек, ты чего?
Я с замиранием оборачиваюсь, затормозил и Кручень, затем Рейван.
Толстячок, моргая, пялился на расщелину слева от нас.
— Ч-чего?..
— Да привиделось, — буркнул арестант.
Мы уже снова спешили вперед, когда Желудь на ходу замотал головой, приостановился и зашептал колдовское плетение. И тогда я окончательно уверился, как на нас лавиной надвигалась большущая проблема, перерастающая в опасность…
— А-а-а-а! — завизжал сзади Бородавка и я, не сдержавшись, выхватил из ножен меч, левая рука потянулась к серебряным ножам.
— Не стойте! Бегите! — Сурок догнал обомлевшего на месте Бородавку, но тоже вдруг застыл, когда проследил за перепуганным взором бывшего узника. И мне ничего лучшего не пришло на ум, как поступить также…
На гребне шестиметрового хребта, плосковатого в вершине, застыла вздыбленная яростью тварь. Шакал! Морда оскаленная и опущенная вниз, глазища горят адским огнем. Тварюга скалилась, затем в миг задрала головешку и пронзительно, по-собачьи завыла. Посылая сигнал по Драконьему Позвонку и степи. У меня душа ушла в пятки. А кто-то из нас стопроцентно успел, даже обгадится.
Желудь, рыкнув, размахнулся и пульнул в зверюгу яркой молнией, нечисть слетела с гребня, но удар успел полоснуть ее по шерсти, оставив дымящую проплешину.
— Бегом! Бего-ом! — сумасшедше заорал Рейван, переходя на быстрый бег.
Не помня себя, мы рванули за ними следом.
Подвывающий вой летел нам вдогонку.
Защекотало по затылку ледяным морозцем, сквозняк закрутился смерчем, и окружающий пейзаж смазался туманной дымкой. Блеклой рябью. Колдовство?! Магия?! Я почувствовал чуждую мне волшбу. Со всех хребтовых вершин закатился лающий всхлип. Шаманы! Нас окружили в кольцо!
А башня приближалась…
Створки ворот надвигались финишным флажком, я задыхался, а бестии в округе бесновались и завинчивали смертоносные вихри…
— Колю… колючи-и… — на ходу ревел Рейван.
Я его понял и пропустил крик мимо ушей.
— Бород-д… Боро… Боро-о-о… — Сурок мычал позади.
Я через страх на ходу оглянулся и поразился: Конек догонял меня, — ох же, как скотина, хотел жить! А Бородавка наоборот отставал от бегущего впереди него и за Коньком Сурка.
Первым влетел на пьедестал Рыжик, с маху протаранил створку и, с криком приотворив ее, исчез внутри Одноглазой Башни. Наверное, никто из нас не ожидал такого, вот так просто оказаться внутри цитадели. Следом за Рыжиком: Борнас и Рейван, Кручень…
Душащий легкие и сердце мороз волной несся на отставших и мне перед ликом смерти, наконец, дошло, что же кричал Рейван: "колючие"… "колючие"… "Колючие" морозы! — вот о чем он нас пытался предупредить!
Живое становилось льдом — замерзая навеки!
Я припустил сильнее, мне в спину уже дышал Конек. Прыткий Конек!
Сурок визжал от ужаса и страха.
До сознания докатился полувопль Бородавки и дребезг осколков льда…
Волосы на затылке моем стали дыбом, я представил, какая участь ждет нас. Мы с Коньком влетели в Башню одновременно. Глубокий мрак, я оступился на лету о чье-то тело, услыхал громкий вопль, с размаху полетел кувырком по полированному, гладкому граниту. Вдохнул застоявшего за многие века воздуха и пузом прокатился к противоположной стенке, разминаясь по пути с выбитой из камня кольцевой лестницей. С маху въехал в хрупкие и рассыпающиеся подо мной предметы… Жадно глотая воздух и кашляя успокоился. Мышцы гудели. Мне трудно пошевелиться. Я парализовано лежал без движения. Так продолжалось до тех пор, пока тусклый свет Борнаса не навис надо мной.
— Живы?
— Вроде бы…
Я мигом вскрикнул и шарахнулся.
На моей груди и возле меня — кости. Лучевая, берцовая, часть позвоночника и реберные… Аллон пресвятой, похоже, человеческие кости?!
Борнас распалил пламя посильней и нагнулся.
Мы вместе с ним одновременно разглядели оскаленный череп, пустые глазницы.
О Аллон, совсем нечеловеческий!..
Эльфийский!
* * *
— Роб, ну чаго тебе вечно мярещется? Вчера перевертыши всю дорогу перед глазами маячили, а сегодня что?.. Чаво мраки наводишь? Дурья башка, угомонись! Не нервируй сержантика, он у нас и так того… — старичок боязливо тыкнул указательным пальцем в темные тучи, — какой-то заводной.
А напарник и не думал униматься, то сперва прощупывал дорогу, занесенную снегом чуть ли не на ощупь, а когда и вовсе потемнело и дело дошло до ночлега под луной, соскочил с седла и, полусогнувшись, блуждал вдоль главной дороги. В двух десятках миль от хутора Радужного арестантский конвой Хлебчика был вынужден съехать с тропы, прямо не в кювет, и если бы не старичок Форм, сидеть бы им до утра в той яме. Хлебчик с сержантом Гранитной Балки Арондом плевались и матерились, поминая богов и демонов, пинали рядовых и щерились на узников. И благо, что к ночи, когда полностью потемнело, успокоились. В эскорте со смотрителем Хлебчиком и сержантом Арондом в нагрузку присутствовали солдаты-караульные: Верен, Кривой Локк, Рябой Куст, Клоп, Роб и, конечно же, старый Форм. Форм жил в хуторе Диком и по блату с капитаном Рогвиком каждый сезон нанимался на халтурку, метался в Мейдрин с Хлебчиком и дежурным конвоем, то есть туда и обратно, в целях доставки новоиспеченных штрафников в Гранитку. Такие походы и выезды даже вошли в местный обычай и со временем к дедушке Форму помаленьку начали привыкать и привечали в свою военную команду. Как бывший служака Форм был этому рад, ведь и деньжата в кармане звенели, и дома в лачуге старой не нужно сутками торчать, да на псов своих гарчать. Хозяйства нет. В каморе и мыши от голодухи померли. А так, за ходку Форм хоть каких-то имел два-три золотых. На прокормку до следующего похода вполне хватало. На молоко, сыр, мясо и хлеб — правда, по заоблачным ценам. Одежду шил своими руками из вареной и вычиненной кожи. Охотился на пушного и пернатого зверя. Тайком трамбовал в мешок и тем же не хитрым способом сбывал товар в столице по знакомым торгашам. В итоге — и на этом брал денежный плюс. Бизнес мелкий, но давал возможность заработать до десяти золотых, а в редких случаях и больше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
