Прошло еще несколько месяцев, и Алекс помимо воли стал замечать, что собрано очень много денег для различных проектов, касавшихся никарагуанских контрас и Ирана. Но сколько бы денег ни поступало, борцам вроде бы перепадало все меньше и меньше. Создалась любопытная ситуация. Все совершалось под лозунгами патриотизма. Однако трудно было отделаться от впечатления, что некоторые люди делали на патриотизме очень большие деньги.
Потом пришел 1987 год, и вдруг Иран и никарагуанские контрас попали в газеты. Фонды помощи оказались связаны, их окрестили «Иран-Контрас», а дело получило название «Ирангейт». Кейси, одному из шефов проекта, сделали операцию на мозге, здоровье к нему не вернулось, и вскоре он умер. Полковника Оливера Норта застрелили. Адмирал Пойндекстер, старший над Алексом, попал под подозрение. Многие попадали под подозрение еще до того, как их выуживало правосудие.
Алекс понимал, что его дни на этой работе сочтены. Фактически и дни фирмы Селуина тоже.
Именно тогда, в те финальные дни, Алекс увидел на стене роковые слова, как и в мифе, предвещавшие гибель.[74] Не требовалось много времени, чтобы сообразить: его начальство впуталось в дело, которое, каким бы благородным ни казалось, когда его начинали, сейчас выглядит чертовски противозаконным.
Расследование все шире и шире забрасывало сеть, и в нее попадалось множество мелкой рыбешки. Политика была такой же, какой бывает всегда, в этом можете не сомневаться. К тюремному заключению собирались приговорить гораздо больше мелких рыбешек, чем крупных рыб. И Алекс очутился совсем не в лучшем положении. Хотя и ни в чем не виноватый, он все же участвовал в общей работе «Селуин Групп».
Серьезными неприятностями грозило и доверие Селуина, который, узнав, что у Алекса есть счет в банке Швейцарии, время от времени переводил на него деньги, собранные для контрас, или для того, кто их получал вместо них. Алекс от этих операций никакой выгоды не имел, но дело выглядело так, что могло заинтересовать следствие.
Он обсудил положение с Ракель. Она через свои секретарские связи узнала, что следователи из офиса специального прокурора намерены заняться проверкой участия Алекса в сделках Селуина.
— Нельзя сказать, что я не смог бы доказать свою невиновность, — заметил Алекс. — Я мог доказать, но это потребовало бы уйму времени и денег. Хотя главное было в другом. Пока тянется вся эта волокита, мне пришлось бы торчать в Вашингтоне. А вот этого выдержать я не мог. Ты же знаешь меня, Хоб.
Я кивнул. Этого я бы тоже не смог выдержать, если к тому же был запасной вариант.
— И что ты сделал?
— Я решил, что пора паковать вещи и уходить. Фактически похоже, что я спохватился слишком поздно. До Ракель дошли слухи, что мне уже выписана повестка явиться на допрос. Я уехал в тот же вечер. Ракель осталась, чтобы позаботиться о разных мелочах. Избавиться от квартиры, сдать вещи на хранение и тому подобное. Предполагалось, что мы встретимся в Париже.
— Эту часть я знаю, — кивнул я. — Но потом ты исчез. Во всяком случае, так сказала Ракель.
— Да, я исчез, — согласился Алекс с веселой улыбкой. — Или, по крайней мере, казался исчезнувшим. Насколько знала Ракель, я будто сквозь землю провалился.
Я опять кивнул.
— А что случилось на самом деле?
— Я на время скрылся из вида, — пояснил Алекс. — В тот момент лучшего не пришло в голову. Я услышал кое-что о Ракель, и это встревожило меня.
— Что именно?
— Похоже, она разговаривала с одним из следователей прокурора по особым делам. Парнем по имени Романья. Наверно, ты видел его где-нибудь здесь.
— Он где-то здесь, — кивнул я. — Но почему Ракель это сделала?
— Она иногда ведет себя будто Женщина из Дома Мормонов. Ты видел ее такую? — Алекс с мрачным видом долго смотрел на меня.
— Да, когда она первый раз пришла ко мне в офис.
— Иногда она делает странные вещи, Ракель. Знаешь, она и в самом деле из мормонов. А среди них вырастают люди с причудами. Никогда не знаешь, что придет ей в голову, вдруг она решит, будто должна что-то сделать. Возможно, с ней все в порядке, а паранойя у меня. Но, по-моему, мне лучше убраться из Европы.
— А что насчет Романья?
— Я не знаю, есть ли у него ордер на мой арест. Но он крутится слишком близко, чтобы мой разум оставался в покое. Я решил пока все бросить, а потом посмотрим, как обернется дело.
— Ты уже нагляделся вдоволь?
— По-моему, да. Я созрел и готов к следующему шагу.
— И какой это будет шаг?
— Вот для этой части плана мне нужна твоя помощь.
— Нет, — ответил я.
— Хоб, ты только выслушай.
Все тот же прежний Алекс. И я выслушал его. Все тот же прежний Хоб.
Часть X
45. ЛЯ БУЛЬ
Пожалуйста, не просите меня объяснить, как Алекс перетащил меня из таверны в центре Парижа, где мы что-то ели и что-то пили, на сиденье взятого в аренду «Ситроена», который, оставив позади огни столицы, мчался по темным пригородам Парижа к побережью Атлантического океана. Должно быть, я сошел с ума. Алекс умел воздействовать на меня. Это не та дружба, какой бывает добрая старая дружба. И так же, как у некоторых других мужчин, у которых множество жен и взаимозаменяемые семьи, не спрашивайте у меня, кто для меня дороже — семья или друзья.
Я чувствовал себя очень виноватым из-за того, что сидел рядом с Алексом в «Ситроене», мчавшемся через ночь, будто мы и раньше много времени проводили вместе, из-за того, что смеялся его шуткам, будто привык это делать. Мы оба были немножко пьяны, и ландшафт был темный, огромный, пустой, таинственный, и, насколько хватало глаз, мы были единственными представителями человечества, Алекс и я под звездами Матери Ночи. Такой я сентиментальный, застрелите меня.
Наконец мне удалось убедить себя, и не без оснований, что фактически я исполняю свои обязанности, сопровождаю Алекса, куда бы он ни направлялся, и что я могу сообщить Ракель, моему работодателю (которая может быть в сговоре с Романья), местонахождение Алекса. Конечно, я также расскажу и Алексу о том, что мне придется сделать, чтобы он мог принять меры предосторожности. Черт возьми, ведь в моем соглашении с клиентом не говорится о том, как мне поступить со старым приятелем.
Алекс пообещал, что он все объяснит, и я позволил ему вытащить меня из безопасной таверны рядом с Пантеоном, где на длинных деревянных скамьях сидели студенты французских колледжей со своими кувшинами пива и где бегали с блюдами мидий и сине-черных перламутровых ракушек веселые потные официанты в рубашках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
