Помфри.
— Мисс Эберт застудилась во время сражения с дементорами, — сказал Роули. — Оставляю заботу о ней на ваше усмотрение.
— Вы ранены, мисс Эберт? — спросила Помфри, внезапно придвигаясь ко мне. — Я слышала невероятные истории о вас.
Я пожала плечами.
Большинство историй обо мне были невероятными, а некоторые так и вовсе нелепыми. Эта Луна до сих пор считала меня какой-то разновидностью боггарта-мутанта.
— Ничего непоправимого, — ответила я.
Она направила на меня палочку, любому другому волшебнику я бы такого не позволила, по крайней мере без объяснений.
— Небольшое окоченение в мышцах, — сказала она. — Синяки на левой руке и правом колене. Температура тела низкая, поэтому тебя и трясёт.
Помфри сделала несколько пометок на клочке бумаги, который протянула мне. Я взглянула на него, но ничего не поняла, за исключением того, что там присутствовали очертания человеческого тела, немного схожие с тем, что рисуют на мишенях в тире. Она сделала пометки в тех местах, где я предположительно была ранена.
— Немного времени, и со мной всё будет в порядке, — отозвалась я. — Почему бы вам не помочь тем, кто в этом нуждается?
— Ученики шестого и седьмого годов помогают с незначительными растяжениями и ранами, — пояснила она. — А тем, кто эмоционально более стабилен, раздают шоколад. Прилягте, мисс Эберт, и кто-нибудь вскоре к вам подойдет.
Все кровати оказались заняты, так что я уселась на один из стульев для гостей.
Ученики немедленно окружили меня, протягивая руки, чтобы коснуться, и одновременно с этим благодаря, снова и снова. У некоторых из них были вопросы.
Такое вот столпотворение вокруг мне не понравилось; посреди всех этих доброжелателей кто-нибудь легко мог проскользнуть и напасть на меня.
— Сдайте назад, — услышала я мужской голос.
Это оказался один из семикурсников, и он проталкивался через остальных.
— Ей нужна помощь, так же, как и любому из вас, так что расступитесь, чёрт вас дери!
Потребовалось некоторое время, но, кажется, все уловили подсказку. Они расступились, оставив вокруг меня три метра пустого пространства.
— Прошу прощения за всё это, — сказал он. — Кажется, все сейчас немного не в себе.
Он вытащил палочку и, глядя на мою бумажку, начал наколдовывать заклинания на те части моего тела, что оказались ранены. Внезапно я ощутила отсутствие боли, которую даже не осознавала.
— Не знаю, что и сказать о тебе, Эберт, — произнес он. — Всё, что я там смог сделать, так это бегать от дементоров, а ты... они словно совсем на тебя не влияли.
— Не следует поддаваться отчаянию, — сказала я некоторое время спустя, осознав, что он ожидает какого-то ответа. Все сбившиеся в кучку вокруг нас тоже его ждали. — Ты преодолеваешь его и побеждаешь.
Я знала, что не всё так просто. Я видела депрессию отца, и в моей жизни бывали моменты, когда депрессия наваливалась так, что было трудно даже двигаться. Но этим детишкам требовалось нечто большее, чем просто представление о том, что борьба с отчаянием являлась длительной и тяжелой задачей. Им требовалось что-то, к чему можно было стремиться.
Мисс Ямада даже как-то спрашивала, не являлось ли мое рискованное нападение на Луна в мою первую ночь в роли героя бессознательной попыткой совершения суицида.
Посмотрев на всех, я сказала:
— У меня есть опыт в подобных делах, и я могу сказать вам только одно.
Все ожидающе уставились на меня.
— Нам придется помогать друг другу, — произнесла я. — В Америке, в магловской армии есть поговорка: своих не бросаем.
Я видела, как ученики опускают взоры. Здесь находились не те, кто пытался бросаться заклинаниями. Здесь находились те, кто бежал, или кто оказался затоптан, или просто упал, потеряв сознание.
— Я не смогу сражаться, — сказала одна из девушек. — Не с дементорами.
— Тогда помоги кому-нибудь другому убежать, — ответила я. — Доберись до двери и увеличь её, чтобы люди смогли через неё пройти.
— Я не настолько храбра, — отозвалась она.
— Не нужно быть храбрым, чтобы помогать людям, — сказала я. — Просто нужно действовать. Подобное будет и дальше происходить в этом мире, теперь ещё больше, чем когда-либо.
С риском для себя помогать людям, даже когда ты боишься, это и было воплощением храбрости. Но я не желала, чтобы у них сложилось мнение, что храбрость — нечто врождённое. Храбрость — результат выбора, совершаемого людьми, дабы преодолеть страх.
— Может, я просто отправлюсь домой, — сказал четверокурсник.
— И как ты будешь объяснять отсутствующие три с половиной года школы? — спросила я. — Какую работу ты сможешь получить без образования?
Было заметно, что некоторые только подумали про это, тогда как другие явно размышляли в подобном ракурсе.
— Это место — ловушка, даже когда нет войны, — продолжала я. — Всё сделано так, чтобы мы никогда не смогли вернуться в магловский мир; они рвут наши связи и заставляют жить полностью в их мире.
— Мы всё равно можем отправиться домой, по крайней мере, пока всё это не закончится, — сказал печальный паренек.
— Прежде чем заявиться сюда, они уже убивали маглорожденных, — ответила я. — Как вы собираетесь защищать себя дома? Самостоятельно? Они доберутся до всех, кто отправился домой, и не пройдет и недели, как вас убьют.
Толпа внезапно зашлась тревожными шепотками.
— Они загнали нас в угол, — продолжала я. — И единственный способ выжить — быть лучше, чем они. И не только морально. Ко времени выпуска большинство волшебников даже не знают заклинания щита. Нам всем нужно будет знать заклинания Патронуса, щитов и иные... чтобы хватило удрать, если на нас нападут.
На некоторых лицах виднелось сомнение; тех, кто изначально встал и сражался, убедить оказалось бы легче. На лицах других я видела своего рода принятие неизбежного.
— Как? — сказала одна из девушек. — Локхарт не учит нас никаким боевым заклинаниям.
— Тогда нам следует взять этот вопрос в свои руки. Кто из вас посещал дуэльный клуб в прошлом году?
Немногие из них подняли руки — в основном, те,
